Внезапный свет внутри был таким ослепительным, что казался вполне весомой – среди прочих – причиной зажмуриться. Я и зажмурился. Паровой молот безостановочно стучал в голове.
Тем временем они бросили меня на бок на паркет. Натертый полиролем – вонючим и отвратительным. Я приоткрыл глаза, дабы убедиться в собственных ощущениях. Да, современный паркет из небольших с особым тщанием уложенных квадратных плашек. Березовый шпон, плашки тонкие. Ничего особенного. Рядом надо мной раздался голос, в котором слышалась еле сдерживаемая ярость:
– И кто это такой?
Последовало долгое, ошарашенное молчание, во время которого я бы рассмеялся, если б только мог. Резиновомордые приволокли не того, кого следовало. И к чему тогда весь этот мордобой, черт возьми! И никакой гарантии, что они теперь отвезут меня обратно домой.
Щурясь от света, я посмотрел вверх. Говоривший сидел в кожаном, с прямой спинкой кресле, крепко сцепив пальцы на выпирающем животе. Его голос был почти таким же, как у резиновой маски: без особого акцента, но явно принадлежащий не англичанину. Его мягкие туфли в близком соседстве с моей головой были ручной работы и из генуэзской кожи.
Итальянская модель. Ну и что с того – итальянскую обувь продают от Гонконга до Сан-Франциско.
Одна из резиновых физиономий прочистила горло:
– Это Гриффон.
Кажется, не так уж смешно. Моя фамилия действительно Гриффон. Если их не устраивал я, то они, должно быть, приходили за моим отцом. Но какой в этом смысл? Он, как и я, не имел ничего общего с теми, кого принято похищать.
Мужчина в кресле, с той же едва сдерживаемой яростью, процедил сквозь зубы:
– Это не Гриффон.
– Это он, – робко упорствовала резиновая физиономия.
Мужчина встал с кресла и носком своей элегантной туфли перевернул меня на спину.
– Гриффон – старик, – рявкнул он так, что обе резиновые маски отступили на шаг, как от удара.
– Вы не говорили, что он старик.
Второй резиновомордый поддержал своего коллегу, проныв в свое оправдание с низкопробным американским акцентом:
– Мы следили за ним весь вечер. Он обошел конюшни, осмотрел лошадей. Каждую. Работники относились к нему как к боссу. Он – тренер. Это Гриффон.
– Помощник Гриффона, – раздался яростный ответ. Мужчина снова сел и яростно вцепился в подлокотники, из последних сил сдерживая свой гнев.
– Вставай, – резко сказал он мне.
Я с трудом поднялся, чуть ли не на колени, но далее было непросто, и я подумал: «С какой стати мне заморачиваться?» – поэтому снова аккуратно лег. Это ничуть не улучшило общий климат.
– Вставай, – рассвирепел он.
Я закрыл глаза.
Последовал жесткий удар по моему бедру. Я снова открыл глаза – в тот самый момент, когда резиновомордый с американским акцентом занес ногу для еще одного удара. Все, что можно было на данную тему сказать, что обут он был в ботинки, а отнюдь не в туфли.
– Прекрати, – резкий голос остановил ногу на полпути. – Просто посади его на стул.
Американец в резиновой маске взял стул, о котором шла речь, и поставил его в шести футах от кресла. Середина Викторианской эпохи, машинально отметил я. Красное дерево. Вероятно, когда-то у него было плетеное сиденье из тростника, но теперь оно было обито розовым глазурованным ситцем в цветочек. Резиновомордые подняли меня и усадили так, что мои связанные запястья оказались за спинкой стула. Проделав это, они отступили на шаг, оказавшись справа и слева от меня.
С этого возвышения я мог лучше рассмотреть их хозяина, если не всю ситуацию в целом.
– Помощник Гриффона, – повторил он, на сей раз не столь гневно. Он признал ошибку и теперь решал, что делать дальше.
Это не заняло у него много времени.
– Пистолет, – сказал он, и ему дали оружие.
Мужчина этот был лысым и оплывшим, и я догадался, что ему не доставляет удовольствия разглядывать свои старые фотографии. Под пухлыми щеками, тяжелым подбородком, набрякшими веками угадывался вполне элегантный череп, о чем также свидетельствовали надбровные дуги и крепкий четкий клюв носа. У него были все основные признаки красивого мужчины, но выглядел он, в моем представлении, как цезарь, сполна послуживший своим порокам, что и отразилось на нем. Его можно было бы принять за добродушного толстяка, если бы не злая воля, безошибочно читавшаяся во взгляде его прищуренных глаз.
– Глушитель, – ледяным тоном сказал он. Он был раздражен и полон презрения к этим своим идиотам в резиновых масках.
Один из них достал из кармана брюк глушитель, и цезарь начал навинчивать его на ствол. Глушители применяют в делах посерьезней тех, где подчас достаточно и простых стволов. Он собирался устранить промах своих подчиненных.
Мое будущее выглядело все более туманным. Самое время для нескольких хорошо подобранных фраз, особенно если они могут оказаться последними.
– Я не помощник Гриффона, – сказал я цезарю. – Я его сын.
Он закончил навинчивать глушитель и начал поднимать его в направлении моей груди.
– Я сын Гриффона, – повторил я. – И какой смысл во всем этом?
Глушитель остановился на уровне моего сердца.
– Если вы собираетесь убить меня, – сказал я, – скажите хотя бы за что.
Мой голос звучал более или менее нормально. Я надеялся, что не видно, как всего меня прошибло потом.
Прошла целая вечность. Я в упор смотрел на него, он – на меня. Я ждал. Ждал, пока в его мозгу не щелкнут тумблеры, ждал, пока три больших пальца вниз выстроятся в ряд на игровом автомате.
Наконец, ни на миллиметр не опуская пистолет, он спросил:
– Где твой отец?
– В больнице.
Еще одна пауза.
– Сколько он там пробудет?
– Не знаю. Возможно, два или три месяца.
– Он умирает?
– Нет.
– Что с ним такое?
– Он попал в автомобильную аварию. Неделю назад. У него сломана нога.