Амброзия

«Ты не поверишь,» – с видом заговорщика начал объяснять Василий. – «Пошел я в ночной клуб. Позавчера еще. Так меня там приняли как родного: кормили, поили. Туфли смотри вон какие упер.» Прервавшись, Васька покрутил ступней в пижонской обувке.

«Так ты что два дня там зависал? Ну ты даешь!» – изумилась Настя. «А чего ж уходить, если все так хорошо складывается?» «И по шее не дали?» «Неа, только вопросами задолбали совсем. Света нет, продукты портятся. А они: куда мол Василий Ефимович их девать? Ну я и дал деру.»

«Повезло тебе, дядь Вась. А тут вчера такое светопреставление было.» Настино повествование Василий слушал, разинув рот, поражаясь, как же он прозевал такое грандиозное событие. «Так чего, чего хотели то?»

«Знаешь, дядь Вась, какое-то время я даже думала, что меня,» – задумчиво призналась девушка.

«Да ладно,» – отмахнулся от этой версии, как от сущей нелепости мужик. – «На кой ты им сдалась? Ты, конечно, та еще штучка, и многим очень даже нужна. Мне вот, например. Но толпе – на фиг?» Бездельник скосил шаловливый глаз в вырез Настиного сарафана.

«Старый ты хрен, дядь Вась,» – беззлобно огрызнулась девушка. – «У тебя жена есть?» «Есть,» – понуро признался мужик, вспомнив сурового нрава супружницу.

«Вот и иди к своей старой хрычовке. Она за два дня по тебе, небось, соскучилась.» Василий послушно поднялся и поплелся по дорожке вдоль дома. Поворачивая за угол обернулся и обомлел. Настюха, замотанная с головой в плотное покрывало, мычала и билась, суча длинными голыми ногами, которые в покрывало, видать, не влезли, лежа на плече у амбала.

С виду тот больше всего напоминал борца сумо. Под свободной белой футболкой модели размера «чехол для танка» колыхался необъятных размеров живот. Колоннообразные ноги были так толсты, что никак не могли сойтись вместе, а держались на ширине плеч друг от друга. Относительно маленькая голова была украшена размашистыми густыми кавказскими бровями. Вид у батыра был спокойный и невозмутимый, словно на плече у него не лежала брыкающаяся девушка. Настена для такого – не тяжелее пушинки. Еще два кавказца, бестолково суетливых, крутились у него под ногами. Тот же, не спеша, уже двигался по тротуару. Идти быстрее он не смог бы при всем желании. Вес не позволял.

«Придется Люське еще подождать,» – немедленно решил Василий и посеменил следом, прячась за кустами, как заправский шпион. Мысль позвонить в милицию ему даже в голову не пришла.

***

«Ахмат, брат, скорей. Ну пожалуйста, иди скорее,» – безуспешно торопил степенно вышагивающего батыра Сурен. Со стороны он сейчас напоминал крутящуюся под ногами у слона моську. Третий участник похищения – Руслан держался впереди, выглядывая, чтобы не попасться на глаза полиции. От предчувствия грандиозных неприятностей у него холодело в животе. Видано ли, похищать невесту здесь, в России? Ладно у себя дома. Там можно. Осторожно, конечно, но можно. Он изначально считал затею провальной. Тащить завернутую в покрывало девчонку по району? Пешком? Средь бела дня? Самоубийство. Отчасти потому он и держался подальше от обезумевшего Сурена и туповатого Ахмата. Если запахнет жареным, успеет смыться или сделать вид, что он не с ними. Дядя этого влюбленного придурка такой глупости не допустил бы. Но он ушел улаживать дела (пешком, ни одна из машин так и не завелась), а все телефоны давно сдохли. Руслан разрывался между желанием дать деру и чувством долга. Друзей бросать нельзя.

Девчонка, спеленатая, словно сосиска в тесте, поначалу отчаянно брыкалась. Слава Аллаху, кляп во рту не давал ей орать. Но в какой-то момент сопротивляться почти перестала. И этот факт Руслана беспокоил. Как бы не задохнулась. Вот тогда точно проблем не оберешься.

Пробежавшая было мимо процессии стайка девчонок лет десяти остановилась позади, разинув рты, и шумно зашепталась. Старая карга, бредущая по тротуару с напоминающей мочалку собачкой, увидев свисающие голые девичьи ноги, перекрестилась и тихонько забурчала: «Ох, что же это такое на белом свете делается? Понаехали тут и свои дикие порядки устанавливают.» Суть происходящего бабка уловила верно. Настя, видимо услыхавшая все-таки ее голос, вдруг резко и сильно взбрыкнула ногами, задергалась и замычала. Бабкина рука заходила быстрее, словно игла швейной машинки. Связываться с «чеченами», как именовала она всех представителей кавказских народностей, на русский взгляд неразличимых вовсе, старуха не собиралась. Но отчего бы не пойти следом и не поглядеть куда они волокут девку?

Толпа любопытствующих, к которой присоединился и Васька, прибывала в каждом дворе. И чем больше росла, тем смелее становилась. Вскоре из нее раздались гневные крики. Они становились все громче и громче. И даже до поутихшего в своем сумасбродстве Сурена стало доходить, что дело – швах. Только Ахмад с невозмутимостью трамвая продолжал идти.

«Брат,» – дернул его за свободную руку Сурен. – «Ахмад, брат. Бросай ее. Ноги уносить надо.» Руслана не было видно уже давно. Недоуменно оглянувшись, недалекий амбал скатил девушку с плеча прямо на землю, отчего толпа возмущенно охнула, и пошагал за Суреном, шустро юркнувшем за угол. Настя, из которой от удара о землю вылетел дух, а заодно и кляп, заорала благим матом. Налетевшие доброхоты раскрутили покрывало и увидели совершенно очумевшую девушку, перепачканную потекшей тушью и в одной босоножке.

Сватовство Сурена на кавказский манер снова не удалось.

Глава 4.

Свалка мусора – верный признак развитой человеческой цивилизации. Кто бы спорил. Мусорные контейнеры в каждом дворе – это быстро, просто, удобно. Но только в том случае, если мусор из них вывозят регулярно и бесперебойно. А вот этого последние три дня, по-летнему жарких, что немаловажно, как раз и не происходило.

Петр Альбертович Громов – военный пенсионер и ревнитель порядка во всем был обеспокоен не на шутку. Воняло. Воняло везде: в квартире, в подъезде, на улице. Аромат притягивал полчища жирных мух со скользкими спинками, наглых, бесцеремонных крыс, разомлевших на дневной жаре кошек. И даже порядочные домашние собаки робко тянули хозяйские поводки в сторону помоек.

С тех пор, как Петр Альбертович вышел в отставку, его раздражало вокруг все: расхлябанные юнцы с болтающимися шнурками кроссовок, разноцветными носками с дурашливыми рисунками и в коротких джинсах, оставляющих голыми щиколотки даже зимой (мода, видите ли, у них такая); девицы, круглосуточно торчащие в своих гаджетах; телевизор, где с трудом можно было найти передачу без голых грудей и трясущихся задниц. Раздражал его городской транспорт, ходивший как бог на душу положит безо всякого расписания. И местный почтальон – сухонькая язвительная женщина, доставляющая почту нерегулярно и неаккуратно и отбривавшая недовольных ставшей уже классикой с советских времен фразой «Вас много, я одна».

Порядка не было ни в чем. И полковник по мере сил старался его наводить. Все равно заняться было больше нечем. Супруга Петра Альбертовича, безропотно промотавшаяся с ним по гарнизонам полжизни через полгода после его выхода в отставку неожиданно потребовала развода. Привыкшая к постоянному мужниному отсутствию дома, когда весь его командирский пыл находил выход на службе, супруга оказалась совершенно измучена постоянными мелочными придирками. То яйца были недожарены, то зеркало в ванной комнате забрызгано, то банки для варенья недостаточно простерилизованы, то картошка в ведре под раковиной залежалась и проросла. Непорядок. Так совершенно неожиданно для себя на старости лет Петр Альбертович оказался один и никому не нужен. Теперь он мог жарить яйца, протирать зеркала и перебирать картошку, когда и как ему заблагорассудится. Дома у него теперь царил идеальный порядок, а в душе – полная растерянность и непривычная пустота.

По примеру многих одиноких людей он решил завести собаку. Решение оказалось идеальным. Щенок овчарки (разумеется овчарки, кого же еще?), получивший кличку Амур, воспитанию поддавался легко и охотно, глядя влажными карими глазами на растроганного полковника, словно на божество. Не считая вполне позволительный в детском возрасте шалостей, Амур был послушен и исполнителен, вопросов не задавал, приказов не обсуждал, не пререкался и не перечил. В общем, идеальный солдат.

Авторитет Петра Альбертовича среди соседок пенсионного и предпенсионного возраста был непререкаем, как у наевшегося мухоморами шамана в племени первобытных людей. В случае чрезвычайных происшествий, как-то спящий на лавочке у подъезда алкаш или гогочущая и плюющаяся семечками на лестнице компания подростков, они без раздумий устремлялись к нему за помощью.

Неизвестно, что производило большее впечатление на нарушителей порядка: военная выправка соседа, его командирский голос или все-таки сидящий у ног внушительный размеров пес. Главным был результат – тихонько, сквозь зубы матерящиеся подростки расходились, алкаш плелся домой на дрожащих ногах, соседки, преисполненные благодарности, угощали заступника самодельными пирожками и баночками с вареньем. Поэтому обнаружив у входной двери пузатую стеклянную бутылочку с самодельной пробкой полковник ничуть не удивился. В бутылке, в рубиновой жидкости, оседая на дно плавали ягоды малины и красной смородины. Холодный морс (или компот, все едино) был очень кстати, и половину бутыли Петр Альбертович осушил залпом.

***

Следующее утро началось с вони. Впрочем, она и не кончалась, заставляя спать в духоте при закрытых окнах. В который уже раз пожалел Петр Альбертович, что не имеет никаких рычагов управления царящим в городе хаосом. Хотя, почему же совсем не имеет? Активные общественники из числа неравнодушных граждан во все времена имели возможность попортить немало крови начальникам всех мастей. Всевозможные кляузы, жалобы и обращения в средства массовой информации – надежное оружие ревнителя общественного порядка.

Умывшись холодной водой и прицепив поводок к ошейнику уже ожидающего в дверях Амура, он вышел на лестничную площадку и постучал в соседнюю квартиру. Несмотря на раннее утро открыли ему сразу. Соседка Антонина Антипова – дама суровая и немногословная, работала на рынке и вставала рано.

«Доброе утро, Антонина Васильевна. Извините, что так рано. Я Вас надолго не задержу.»

«Да ладно, чего уж там,» – махнула рукой Антонина. – «Проходите.»

Вид у соседки был странный. Антонина прихрамывала, локоть ее правой руки был перебинтован, а содранная на предплечье кожа была густо залита йодом. Полковник счел своим долгом поинтересоваться: «Что это с Вами приключилось? Неужто в аварию попали?»

«Да какие нынче аварии?» – кряхтя присела на кресло Антонина. – «На митинг сходила позавчера.»

«На тот самый?» – поразился Петр Альбертович.

«На него,» – подтвердила соседка. – «Чего пошла? Зачем пошла? Верите ли, сама так и не поняла. Словно наваждение какое нашло. Хорошо хоть ноги унесла пока не убили.»

«Не ожидал я от Вас такой общественной активности. Ну если так, то не хотите мусором заняться? Его который день уж не вывозят,» – попытался завербовать союзника ранний визитер.

«Ой, нет! Пропади все пропадом,» – замахала руками Антонина. – «Домитинговалась уже. Хватит. А Вы чего хотели то?»

«Да вот у нас журналистка тут где-то рядом живет. Не знаете случайно где?»

«А-а. В тринадцатом доме, в первом подъезде. Номер квартиры не знаю. На третьем этаже угловая, двухкомнатная,» – охотно пояснила соседка.

«Спасибо за информацию. Выздоравливайте,» – потянул за поводок Амура Петр Альбертович.

Идти к незнакомой журналистке спозаранку было неудобно. Поэтому к радости Амура, ему дали вдосталь поноситься по пустырю за школой. Двух вчерашних драчунов полковник встретил там же. Они с упоением молотили ногами молодого кавказца. И на сей раз были на одной стороне.

***

Ксения Шиловская была не в духе. И это еще мягко сказано. Вчера она была в бешенстве, а позавчера и вовсе в ярости. Ее материал об убийстве депутата на несанкционированном митинге, как и предсказывал многоопытный оператор, зарубили на корню. В эфир пошли лишь несколько кадров собравшейся толпы, сопровождающиеся обтекаемой фразой ведущей о том, что дополнительная информация будет позже. И ни полсловечка о жестокой расправе на двумя (а позже выяснилось, что гораздо больше) людьми. Кто тот эфир видел еще вопрос? Света во всем городе до сих пор не было.

Старый мухомор с овчаркой, несший какую-то старорежимную чепуху о нуждах общества и неравнодушных гражданах Ксению поначалу насмешил. Даже злиться на него было глупо.

«Ксения, простите, не знаю Вашего отчества, неужели Вам не надоело творящееся вокруг безобразие? Повсеместная расхлябанность и безответственность? Напрягите свое журналисткое чутье. Здесь явно пахнет жареным. Давайте разберемся вместе.»

Ксения впервые посмотрела на старика заинтересованно.

Через четверть часа Петр Альбертович вышел из подъезда. Вербовка союзников проходила успешно.

***

Григорию Федоровичу не повезло дважды.

Во-первых, посреди коммунального хаоса на вверенном ЖЭУ участке главный инженер оказался главным. Начальник ЖЭУ принимал солнечные ванны на благодатном турецком берегу, и возвращение его ожидалось не ранее, чем через неделю.

Во-вторых, целыми днями ему приходилось уворачиваться от разгневанных граждан, осаждавших его кабинет. Он и так добросовестно делал все, что было в его силах. И родить отсутствующее электричество, а также бензин никак не мог. Но объяснить это плюющимся ядовитой слюной пенсионеркам было решительно невозможно. Поэтому Григорий Федорович находился где угодно, только не на рабочем месте. Тосковал он в основном в гараже, куря с мужиками. Григорий был не из тех, кто при кораблекрушении организует эвакуацию в шлюпках женщин и детей. А скорее тем, кто выглядывает из-за мощного плеча дюжего матроса, отсекающего толпу от шлюпок, не отваживаясь предпринять никаких решительных действий даже для спасения своей жизни. Главный инженер был робок, как девушка на первом свидании, и несмел, как впервые посетивший бордель юнец. Поэтому всегда инстинктивно находил широкую спину, за которую мог спрятаться. Будь то работа или личная жизнь.

Удивительно, но женат Григорий был уже дважды. Получалось все как-то само собой. Сначала дама просила о каком-нибудь небольшом одолжении. Починить розетку, скажем, или повесить люстру. Для рукастого, хозяйственного мужика – плевое дело. Потом в благодарность за услугу накрывала полянку. Что происходило дальше понятно. Люди все взрослые. Но заполучив сокровище и помудохавшись с ним немного дамы приходили к выводу, что этакое ни рыба, ни мясо им ни к чему. Видимо дамы Григорию Федоровичу попадались сплошь деловые и амбициозные. Сейчас он был разведен во второй раз и потихоньку приходил к выводу, что так-то оно спокойнее. Никто никуда не гонит, делать ничего не заставляет, мягкотелым слизнем не обзывает.