Рассказы о Специальной Военной операции для детей

«Сейчас узнаешь. Принеси ножницы и коробку из-под пылесоса с балкона.»

Пока Настя с мамой аккуратно загибали плоскогубцами края банок, нарезали длинными полосами толстый гофрированный картон и скручивали их в рулончики, терли тонкие белые свечи на крупной терке, девочка ничего не понимала и закидывала маму вопросами: «Что это будет? Что мы делаем?»

Когда уже за полночь они заливали расплавленным воском последнюю партию окопных свечей, Настя все о них знала. Как согревают они солдат в блиндажах, как на них можно согреть еду или кружку воды для чая.

Закончив работу, мама зажгла одну свечу, поставила на подоконник и выключила свет на кухне. Настя с мамой стояли у окна, глядя на мерцающий огонек и думали о папе. Возможно сейчас он где-то там, в блиндаже, смотрит на такую же свечу, сделанную заботливыми руками чьих-то жен и дочерей и думает о них.

ГЕРОЙ.

«Куда ты, оглашенный?» – крикнула с кухни бабушка. – «Оладушки доешь.»

«Некогда, ба,» – отмахнулся Федюшка, выскакивая на терраску и на ходу заталкивая в рот маслянистый оладушек. – «Дядя Вася уже приехал.»

Дяди Васин темно-зеленый УАЗик и правда уже урчал за калиткой. Сам дядя Вася – балагур и сказочник топтался у водительской двери.

«Кто за пятерками? Полезай в машину, не опаздывай,» – добродушно подтрунивал он, шевеля пшеничными усами. На заднем сидении уже расположились Иринка и Маринка – смешливые подружки-первоклашки. Они были единственными первоклассницами в их деревне, а Федя – единственным третьеклассником.

Всем была хороша их деревня: и речка, и лес, и заливной луг, и почта, и недавно построенный фельшшерско-акушерский пункт, и какой-никакой магазинчик, и народу живет почти сто человек. Но вот школы нет, и не предвидится. Потому что детей мало. Бабки в основном живут. Поэтому в школу за двенадцать километров в соседнее село ребят обычно возил кто-нибудь из взрослых: дядя Вася, дядя Толя или тетя Люда.

В подпрыгивающем на рытвинах проселочной дороги УАЗике громко вещали новости о специальной военной операции на Украине, поэтому Федюшка даже на сразу понял, что произошло. Машина вдруг завиляла, крутанулась на месте, едва не завалившись на бок, съехала с дороги и ткнулась носом в ствол сломанной березы.

Федя больно ударился головой о стекло. На заднем сидении завизжали девчонки. Он приподнял сползшую на глаза шапку и замер, уставившись на дядю Васю. Его голова лежала на руле, руки безжизненно свисали, глаза смотрели на Федю. Но уже ничего не видели. В лобовом стекле зияла россыпь дырочек, от которых веером расходились трещины.

Федя перевел взгляд. Из лесопосадки на другой стороне дороги выходили солдаты. Они были в камуфляже, с оружием и с рюкзаками за спиной. И целились в автомобиль. Совсем как в кино. Федя пригнулся, цыкнул на заплакавших девчонок, приоткрыл дверь и выскользнул из машины. Потом открыл заднюю дверцу: «Вылезайте. Быстрее. Рюкзаки бросьте, они тяжелые.»

Испуганные девчонки замолчали, перестали плакать и полезли из машины.

«Пригнитесь,» – скомандовал им Федя. – «Бежим в посадку, а потом в овражек, где ручей, знаете? Там спрячемся, а потом по оврагу убежим.» Ирина – Марина заторможенно кивнули.

«Ну чего стоите? Бежим».

Федя бежал последним, подгоняя девчонок. Вдруг что-то ударило его в плечо. Да так сильно, что он кубарем скатился на дно овражка. Дыхание перехватило. Плечо онемело, рука повисла плетью. Федя поднялся, опираясь второй рукой о землю.

«Побежали быстрее, я сказал,» – сурово прикрикнул он на девчонок. И они припустили бегом сначала по дну овражка, потом по лесопосадке вдоль картофельного поля, мимо силосных ям. А там уже, выскочив на дорогу, остановили первую попавшуюся машину. И только сейчас Федя подумал, что его, кажется, подстрелили.

Змей Горыныч.

Речка была широкой, но неглубокой, с пологими заболоченными берегами и сварливыми лягушками. Она неспешно несла свои воды посреди равнины, раз в год, в положенный срок – весной разливаясь по окрестным заливным лугам.

Змей Горыныч медленно полз по дну реки, высунув из воды зеленую спину, высоко подняв голову и приминая тяжелым телом речную траву. День был ясным, на небе ни облачка. Но где-то вдали грохотало. Наверное, приближалась гроза.

Змей Горыныч выбрался на противоположный берег реки и, стряхивая на ходу остатки водорослей, устремился к лесу. А потом пополз по краю лесопосадки рядом с буйно поросшим пахучим разнотравьем лугом, выворачивая комья сытой черной земли.

Через некоторое время он добрался до городских окраин. Грохотало и свистело уже совсем близко. Змей Горыныч поднял голову, осмотрелся и вдруг полыхнул огнем, выплюнув далеко вперед длинный-предлинный язык. Огненная змея взлетела, упала и взорвалась.

Вместе с ней сдетонировали все заложенные неприятелем мины и брошенные боеприпасы. Выжженная полоса длиной под сто метров и шириной шесть была разминирована и безопасна. Змей Горыныч пополз по ней первым. У него был еще один заряд. Отстрелявшись, Змей Горыныч, грохоча гусеницами, отошел назад.

Внутри переговаривался экипаж:

«Ну все, Серега, отходим перезаряжаться.»

«Отходим, Петрович, хорошо отработали.»

Лепесток.

Лепестки кружились над перелеском как маленькие вертолётики и не спеша опускались на землю: зарывались в кучи прелой листвы, прятались в высокой траве, плюхались на проселочную дорогу, поднимая тучи пыли.

Лепестки эти были особые: не узкие, белые длинные, как у ромашки; не невесомые, пушистые облачка одуванчиков; не крупные, нежные и пахучие розовые; не изогнутые лодочкой, словно у тюльпана. Они были пластиковые, смертельные, заряженные взрывчаткой. Опустившись на землю, лепестки притаились и стали ждать. Ждать неосторожную жертву, что наступит на них и взорвется.

Работа сапера не терпит спешки и суеты. Поэтому саперы – ребята спокойные и рассудительные. На этой лесной дороге бригада саперов работала уже второй день. Дорога была важна для предстоящего наступления, даже такая узкая, заросшая по обочинам кустарником, тенистая из-за сходившихся наверху крон деревьев. Такая даже более важна, чем иное асфальтированное шоссе. Здесь техника сможет продвигаться скрытно, ускользая от вездесущих глаз беспилотников.

И только присели ребята саперы пообедать, как в кустах зашуршало и из них выполз ежик. Бесстрашно оглядев людей глазками-бусинками, он сделал несколько шагов и замер. В его жестких иголках на спине застряло не яблочко, листик или грибок, а смертельно опасный лепесток.

Саперы удивленно присвистнули и … разминировали ежика.

Даже не сказав спасибо, тот немедленно юркнул в кусты.

И такое на войне бывает.

Дядя Миша и кошки.

Хорошо, что вода начала прибывать не ночью, а то потоп бы во сне. Может и из дома выбраться не успел бы. Вода подступила резко и сразу со всех сторон. Сначала покатила вдоль улицы по обочинам асфальтовой дороги, потом одним махом перелила ее и стала просачиваться под ворота и заборы. А с другой стороны уже ползла по саду и огороду.

«Вот беда!» – всплеснул руками дядя Миша и даже растерялся в первый момент: что спасать, за что хвататься? Глянул в огород – вода уже накрыла с макушками дружно взошедшую картошку. Тут уж ничем не помочь. Метнулся в сарай, распахнул дверь. Вода уже и там. Схватил мотоблок, покатил, поволок в дом. Потом бензопилу, триммер, электроинструмент. У него, как у всякого порядочного хозяина, много всякого полезного инструмента в сарае хранилось. Пока в дом занес, глядь – а вода уж дома из подвала сочится. А впереди нее мыши бегут, спасаются. А на мышей пес лает Борька. Ну чисто сумасшедший дом! А заготовки то прошлогодние теперь в подвале пропали.

Но переживать было некогда. Вода прибывала стремительно. Вот и высокое крыльцо уже скрылось под ней. Очевидно случилось то, о чем давно предупреждали: плотина Каховской ГЭС была разрушена. Недаром супостаты ее все обстреливали, да обстреливали. Добились своего. Потому то и село давно обезлюдело, люди эвакуировались заблаговременно.

К вечеру дядя Миша сидел на чердаке с Борькой и смотрел в окошко. От села остались лишь ровные рядки торчащих из воды крыш, да зеленые островки – кроны высоких деревьев.

Вот беда, так беда! За все его шестьдесят лет на этом свете такого не случалось.

Следующим утром дядя Миша накачал резиновую лодку и поплыл по деревне. Мусора в мутной воде было видимо-невидимо: ветви и стволы деревьев, плывущие изгороди, вырванные водой целыми секциями, туши утонувших коров, обломки досок и мебели.

А это что такое? На медленно дрейфующем притопленном дощатом заборе повизгивала и отчаянно виляла хвостом маленькая собачонка.

«Ах ты, бедолага! Стой спокойно, сейчас я тебя подберу,» – заторопился дядя Миша. Но собачонка ждать не стала. Отважно бросилась в воду и поплыла навстречу лодке. Мужчина выловил ее – мокрую, благодарно лижущую ему руки и поплыл дальше.

Рыжую с белым кошку он снял с тополя. Долго уговаривал спуститься, подсовывал ей весло, как мостик, потому как сам не мог до нее дотянуться. Кошка мяукала, металась по ветке, боялась. Но в конце концов отважилась, и сама сиганула с дерева прямо в лодку.

За утро насобирал дядя Миша трех кошек, двух собак и одну глупую козу, которая вовремя вспомнила своих высокогорных предков и взобралась на крышу дома, оглашая окрестности печальным «ме-е-е».

Так всей компанией их и эвакуировали через сутки спасатели.