Грибница

Самогон Ксюхе поначалу не понравился. Вонял отвратительно, да и кашляла она после первой пробы обожженным горлом долго, веселя бывалых друзей. Она наотрез отказалась от второй рюмки, но потом, поддавшись уговорам, все же глотнула. И не пожалела. Сейчас Оксана точно знала, что дело в количестве. Нужно было преодолеть себя, зажать нос и быстро глотнуть несколько раз, и тогда приходил кайф. Чувство опьянения было чудесным, легким и веселым, волшебным образом превращая угрюмую и неразговорчивую девушку в раскованную и смешливую красотку. Хотелось повторить его еще и еще.

Компания лениво переговаривалась, стоя за углом и пялясь в освещенные окна пристройки.

«Че это Медуза Горгона в кабинете младших классов делает?» – озвучил повисший в воздухе вопрос Рыло. Все головы дружно, словно по команде, повернулись к окну.

«У мелких училка заболела. Она заменяет,» – пояснил бывший всегда в курсе дела Шпингалет.

«Вот если стрельнуть ей сейчас прямо в лоб через стекло, то нас никогда не найдут,» – вслух кровожадно помечтал Рыло.

Был он не очень умен, свиноподобен (отсюда и кликуха) и имел хорошо упакованных родителей. Но по какой-то причине – то ли душевной черствости, то ли запредельного уровня эгоизма, – был совершенно непопулярен у гнобивших его одноклассников. А поскольку человек – животное социальное, то Рыло прибился к стайке отщепенцев общения ради и поднятия самооценки для. Ему отводилась роль денежного мешка. А что делать? От каждого по способностям (или возможностям).

«Дурак ты, Рыло,» – беззлобно заметил Болен. – «Менты просто соберут все винтовки, отстреляют их и найдут ту, из которой произвели выстрел. Значит ее хозяин и будет убийцей.»

«А-а-а,» – почесал затылок Рыло.

Болена его тупость порой смешила, порой раздражала. Но Рыло доказал свою полезность, поэтому из компашки Болен его не выгонял. У Дитера Болена, как и у других отщепенцев, было и нормальное имя – Славик Севостьянов. Но кому оно нужно? От такого имени – слащавого и приторного, – только блевать и тянет. В отличии от прочих, кличку Славик выбрал себе сам, в честь любимого певца из группы «Модерн Токинг», записи которой он, не переставая, крутил на магнитофоне. Его прическа – копия шевелюры артиста была вопиюще неуместна в советской школе, а серьга в ухе делала главным неформалом. И ведь Славик не был глупым. С 1-го класса учился на 4 и 5. Но на попытку отстоять право выглядеть так, как ему нравится, уходило слишком много сил и нервов, и отношения со всеми учителями были безнадежно испорчены. Болен был прирожденным бунтарем. Ксюху в компанию позвал именно он (кто же еще?) и даже велел друзьям называть ее по имени для разнообразия. Оксана ему нравилась. В этом самом смысле.

До недавнего времени в компании была еще одна девушка – Щетинкина Ирина, именовавшаяся, как нетрудно догадаться, Щеткой. Хотя и тянуло ее туда, как магнитом (не к дешевому самогону, сигаретам и неформальному общению, но к Славику Севостьянову конкретно), Ирине хватало ума избегать публичности и примыкать к компании лишь время от времени, оставаясь в школе на хорошем счету – активисткой и комсомолкой. Любовь, как известно, зла. А ореол привлекательности бунтарей так манящ. Особенно для «правильных» девочек. Пока не появилась Ксюха, Ирина была вполне счастлива редкими тайными встречали.

«А если поджечь школу?» – продолжал фантазировать Рыло. – «Ни в жизнь не найдут. Мало ли кто мог поджечь? Никаких следов.»

Возражений не последовало. Из чего Рыло сделал вывод, что в кои-то веки сказал не полную глупость.

«Ну что? По домам?» – предложил Болен. – «Завтра как обычно.»

Компашка начала разбредаться. Швырнув окурок под ноги в мерзлую грязь, Ксюха быстро пошла домой. Славик посмотрел ей вслед. Хотел было пойти за ней, да не рискнул. Ну как отошьет его на глазах у ребят? Его авторитету такой удар ни к чему.

Она еще ни в чем не была уверена, ни на что не решилась. Но если мегера по-прежнему будет сидеть в том кабинете, когда она вернется, тогда все может быть. Мегера сидела не месте и спустя полчаса. У Ксюхи в портфеле призывно булькали содержимым две водочные бутылки. В одной был спирт, в другой – керосин. Позаимствовала она их дома. Вещи полезные, мало ли – пятно краски оттереть понадобится, или компресс сделать, или развести, да выпить, на худой конец.

Шестой урок закончился. Одно за другим гасли окна кабинетов. Взглянув на завуча еще раз из-за угла и убедившись, что обидчица на месте, Ксюха пошла в школу. Прошмыгнула мимо вечно сердитой уборщицы и спряталась в туалете на втором этаже. Та громыхала ведрами, широко размахиваясь возила шваброй по линолеуму в коридорах, подгоняла припозднившихся учеников и учителей. Это было ее время и ее школа, которая должна была быть уже пустой и тихой.

Улучив момент, Ксюха проскользнула из туалета на лестницу, спустилась вниз и оказалась напротив крытой галереи, ведущей в пристройку. Та была ярко освещена, и Оксана почему-то испугалась. Хотя бояться, по сути, пока было совершенно нечего, кроме своих намерений: злых, мутных, отчаянных. Девушка пошарила по стене рукой, нащупала выключатель и выключила свет в галерее. Стало спокойнее. Ксюха прошла по галерее, стараясь двигаться бесшумно. Ей казалось, что в тишине пустой школы каждый ее шаг разносится гулким эхом.

Из-под двери 2 «Б» пробивался свет. Девушка, чуть дыша, на цыпочках подошла вплотную, присела на корточки и заглянула в замочную скважину. Медуза Горгона сидела за столом и корпела над стопкой бумаги, водя по листам ручкой, резко черкая и откладывая их в сторону один за другим. Ксюха отодвинулась от двери и тихонько открыла замки портфеля. До этой самой минуты, по ее ощущениям, она не сделала ничего плохого. Пробралась в пустую школу, пряталась от уборщицы, выключила свет, даже подсматривала в замочную скважину за завучем – все это, по большому счету, ерунда. Но вот если сейчас она достанет из портфеля бутылки, и это мстительница понимала совершенно отчетливо, пути назад не будет.

«А и не надо,» – с мрачной решимостью подумала девушка, сжимая в руке бутыль с керосином.

Отвинтив крышку, она вылила немного керосина у порога кабинета, потом плеснула с обеих сторон на дверную коробку, стараясь действовать бесшумно. Резкий запах ударил в нос. Оксана поморщилась. Керосин кончился. И тут Ксюхе подумалось, что просто полить дверь – это ненадежно. Мегера просто распахнет ее и выскочит, как тигр в цирке через горящее кольцо. Она не должна была так просто отделаться, не должно убежать. Ну конечно! Девушка на цыпочках дошла до раздевалки младшеклассников, учившихся в пристройке, и принесла оттуда стул. Едва дыша, она подставила его под дверную ручку. Потом, уже не таясь, выплеснула весь спирт на саму дверь, облив заодно и стул.

«Кто там?» – раздался царственный голос Нины Петровны. Уловив за дверью некую возню, она полагала, что это уборщица. Ксюха совсем перестала таиться. Достав из кармана коробок спичек, она чиркнула одной и бросила на порог двери. Вспыхнуло моментально. Дорожки огня побежали вверх и охватили дверную коробку, словно взяли в кольцо. Получилось очень красиво. Ксюха восхищенно отступила назад. В этот момент дверная ручка заходила ходуном.

«Что там такое? Кто здесь? Немедленно откройте дверь,» – послышался спокойный голос Нины Петровны.

Оксана озорно хихикнула в кулак, подхватила свой портфель и, не прячась, понеслась прочь по галерее. Она выбежала из школы смеясь, как ненормальная, едва не сбив в дверях своего отца, пришедшего на работу.

«Ты чего, дура шальная? Пятерку что-ли получила, ржешь?» – прокричал он вдогонку.

Тем временем, Нина Петровна, по-прежнему дергающая за ручку двери, вдруг с удивлением поняла, что та теплая, а, скорее, даже горячая. Это было чрезвычайно необычно. Через щель под дверью в кабинет, крадучись, начали вползать клубы дыма. Нина Петровна брезгливо отступила от двери, словно боясь запачкать туфли. Неожиданно в центре двери начала трескаться и скукоживаться белая краска, которой та была выкрашена. Середина двери потемнела, истончилась и вдруг исчезла в пламени. Прогрызя дыру, огонь начал бодро откусывать от двери кусок за куском и жадно пожирать их. На учительницу пахнуло жаром. Она попятилась к столу. Неожиданно для себя Нина Петровна растерялась.

«Пожар,» – крутилось у нее в голове. – «Пожар. Нужно оставить вещи в классе, построить детей и вывести их на улицу согласно плану эвакуации.»

«Но детей нет, уже не должно быть. А план эвакуации выветрился из головы, словно мусор. Куда же идти мне?» – эта мысль неожиданно поставила завуча в тупик.

Кабинет заполнялся клубами дыма. Огонь, дожирая дверь, расползался по классу. Жизнерадостно потрескивал деревянный стенд на стене, мгновенно превратилось в прах расписание дежурств, опала пеплом стенгазета, потрескались от жара керамические горшки с растениями, украшавшие стены. Их обитатели скукожились, обуглились и исчезли. Трещала от огня уже вся стена деревянной постройки между классом и коридором.

Нина Петровна очнулась. Закрывая рот и нос рукавом костюма, она бросилась к окну. Открыла нижнюю ручку, верхнюю, дернула раз-другой. Тщетно. Окно не поддавалось.

«Заклеено! Оно же заклеено на зиму!» – сообразила Нина Петровна и принялась, ломая ногти, отдирать полоски бумаги с окна. Дым разъедал глаза, и она крепко зажмурила их, действуя наощупь. Одной рукой получалось слишком медленно. Тогда Нина Петровна перестала прикрывать лицо и стала действовать двумя руками. Едкий дым немедленно набился в легкие. Учительница с натугой закашлялась.

«Стекло бей! Бей стекло, дура!» – вопил во весь голос Родионов, стоя у окна основного здания. Рядом причитала, хватаясь за сердце, плохо прощупывающееся за внушительным бюстом, уборщица. За ровным гулом огня Нина Петровна их не слышала.

Пожарные приехали быстро, но пристройка уже пылала, точно нефтяная скважина. Все, что им оставалось – попытаться спасти основное здание школы, бульдозером разрушив деревянную галерею, соединявшую их.

***

«Ништяк, ребята,» – возбужденно теребил подскочивший Рыло за рукав куртки Болена. – «Сгорела. Она и вправду сгорела. Как мы вчера и говорили.»

Школьники, пришедшие утром на занятия и тут же отправленные по домам, никуда, конечно, не пошли. Даже самые мелкие, не говоря уж о старшеклассниках, толпились поодаль пепелища. Ближе не подпускала милиция. Пожарные уже уехали, улив все водой и раскидав обломки обгоревших бревен и досок. Пришел черед милиции. На пепелище копошились какие-то люди не в форме.

«Т-с-с. Заткнись, придурок. Чего несешь?» – тряханул его со всей силы Славик. Голос его был неожиданно злым и резким. Рыло не удержался на ногах и сел в грязь.

«Ты чего?» – испуганно загнусил он. – «Чего я такого сказал?»

«Дебил,» – обменялись презрительными взглядами Болен и Шпингалет. – «Вали отсюда. И рот не разевай, когда не спрашивают.»

Пока обиженный Рыло, тяжело сопя, поднимался на ноги, его приятели шныряли взглядами по толпе.

«Да нет ее тут,» – подытожил Шпингалет.

Болен согласно кивнул. И чего он испугался? Почему сразу подумал о ней? Причем тут Ксюха? Однако ж. Почему-то было неспокойно.

Рыло размазывал грязь по штанам в безнадежной попытке отряхнуться. Слезы наворачивались на глаза от обиды.

«Вы что, поцапались?» – подошедшая Ирина презрительно оглядела извазюканного парня. Вечно он – неряха, в каких-то пятнах, потеках, разводах. А ведь мамочка наверняка каждое утро из дома чистеньким выпускает, наглаженный носовой платок в кармашек сует, да ботиночки начищает. В жизни бы к нему не подошла, если бы не общая компания.

«Да я вообще ничего не сделал,» – возмущенно забухтел Рыло. – «Я только сказал.»

«Что сказал?» – уцепилась за слово, будто за крючок, Ирина.

«Ну мы только вчера болтали, что если школу поджечь, то никто не догадается кто это сделал.»

«Вы сдурели?» – покрутила пальцем у виска Щетинкина.

«Да нет, мы просто так. Трепались.»

«С кем трепались?»

«Ну как обычно. Я, Болен, Шпингалет и Ксюха.»