Болевые точки

Юрок встал со скамьи и, не торопясь, направился в административный корпус.

Конец сентября радовал солнечной погодой. Посему окна в корпусе были открыты настежь. Мыколу немного знобило от возбуждения. Он вышел из курилки и подошёл к открытым окнам. Он видел спину напарника. К уху прижата трубка телефонного аппарата, он громко говорил в микрофон:

– Ну и что! Вот как ты, дурёха, не понимаешь! Да и хрен с конём. Ну, в ноябре пахать будем. Ещё заморозков не будет! Ну, может, слегка… Вот же! Ну, если тебе пахота нужнее, чем живые деньги, значит, так и сделаем! Всё! – Юрка положил трубку на аппарат.

Спина исчезла из проёма окна, и тут Мыкола услышал, как Юрок громко сказал:

«Конечно, Иван Михалыч! У меня не получается, но Мыкола согласен! Ну да!»

«Вот же кум! Ну молодец! Племянника возьму в помощники. Ему тридцать долларов дам. Хватит ему! А там…»

– Слушай! Мыкола! – голос кума вырвал его из цепких лап размышлений о предстоящей концессии, несомненно, сулящей толковый барыш.

– А! Да! Ну что?

– Да ничего! Моя дурында криком кричит – пахать, и всё тут! Так я Иван Михалычу сказал, что ты справишься!

– Ой! Кум! Это да! Я Лёшку, племянника, в подручные возьму! Он у меня мальчонка смышлёный!

– То хорошее дело! Правильно, кум! Только это! Иван Михалыч сказал, что, если ещё и растяжки тросовые покрасите, так ещё сто долларов даст.

Мыкола аж просиял.

– Оно-то так! И растяжки можно!

– Так ты давай иди к Михалычу. Он ждёт. Краску надо получать и кисти.

– Кум! Спасибо! С меня магарыч добрый и закуска царская! Я тогда к Михалычу!

– Давай, кум!

Юрка шагнул в сторону центральной аллеи и, отойдя шагов на сто, остановился и стал ждать.

Через пять минут из дверей административного корпуса вылетел метеором разъярённый Мыкола. Через кусты ломанулся к курилке, где сидел плотник Геннадьевич, со спины сильно смахивающий на Юрку.

За Мыколой из дверей вывалился хохочущий начальник Михалыч. Он кричал вслед Мыколе:

«Ну ладно трубу! А растяжки красить зачем? Да и как?»

Стиль Юрка

На испытательной станции работали сложившимся коллективом. Между собою знакомы были не год и даже не два. Пришлых людей, со стороны, брали неохотно, но всё же брали. Кого по рекомендации, а кого и по родственным узам. Складывались правила поведения в коллективе из функциональных обязанностей, но ментальность накладывала определённую печать на нормы сосуществования. Особенно это было заметно среди равных по штатному расписанию. Охранники, плотники, дворники, техники и т. д. обедали самостоятельно. Распределив очерёдность приготовления пищи, мужики, тем самым, выравнивались в своих служебных обязанностях, хотя бы на время обеденного перерыва.

В тот день готовил пищу Юрок. Собрав на стол «тормозки», приступил к готовке. Мерно помешивая варево в кастрюле, Юрок поглядывал на часы. Трудяги стали подходить к флигелю охраны, предвкушая сытную обеденную трапезу.

Плотниками работали двое. Анатолий был высок и крепко сложен. Рассудителен, аккуратен в работе. Прежде чем приступить к делу, мог несколько часов готовить рабочее место, изучать чертёж, подгонять материал. Мишка – тот был сух и невысок. В его руках работа бесновалась и горела. Скорость принятия решений была феноменальна. От этого частенько страдал результат, но в целом получалось. Два таких человека были как лёд и пламень. До конфликтов не доходило, но подшутить, или «подкузьмить», друг друга – это было всегда. Было ещё одно обстоятельство, объединявшее Толика и Мишку: они были односельчанами и дальними родственниками. Толик когда-то работал в НИИ, младшим научным сотрудником, снискав себе прозвище от товарищей – Доцент. Мишка по прошлому месту работы был замначальника цеха. Уж какого, не скажу, но на должности состоял. Оба вышли на пенсион с «вредного производства». Крупное химическое объединение в городе позволяло такую опцию. Многие и близко к «вредному производству» не подходили, но по штатному расписанию опция проходила, вот и пользовались ею.

Первыми на обед пришли охранники. По неписаному закону ждали всех участников «обеденной коммуны», если не опоздание ввиду обстоятельств.

Разговоры, смешки, да прибаутки перед обеденным перерывом – обычное дело. Юрка на всё это не обращал внимания и только поглядывал на балагурящих. Появился в двери Толик и, оглядев присутствующих, поинтересовался, мол, где же Мишка. Все как-то разом замолчали, только шипение газовой конфорки да мерное постукивание половника о стенки кастрюли с ароматным варевом.

– К речке он пошёл, – без интереса, просто констатируя, изрёк Юрок.

– Зачем? – спросил Толик.

– Лозу резать! – так же безучастно отвечал Юрка.

– Зачем? – округлил глаза Толик.

– Корзинки плести! – Юрок был невозмутим, и, подув на ложку с варевом, снял пробу на соль.

– Зачем? – снова спросил Толик.

– На рынке продавать! По пятнадцать гривен корзинка, – совершенно не меняя тона, изрёк Юрок.

Зарплата в то время была около сотни гривен в месяц.

– Ничего себе! – присвистнул Анатолий, – так и я умею корзинки плести! Вот же Мишка! И мне ни слова!

Толик, схватив со стола добротной стали нож, моментально испарился из флигеля, успев крикнуть, чтобы ему оставили тарелку супа.

Свидетели произошедшего только и переглядывались меж собою, ещё толком не осознав произошедшего.

Минуты через три на пороге возник Мишка. Все молча смотрели на него, переваривая в мозгу всё то, что имело место быть за три минуты до прихода Михаила. Но ему-то что, он в неведении.

– А Толик где? – вопрошал общество, особо не обращаясь к кому-либо.

Паузы не было. Юрок, словно метроном, выдал в эфир:

– К речке он пошёл.

– Зачем? – удивлённо вскинул брови Мишка.

– Лозу резать.

– Зачем?

– Корзинки плести.

– Зачем?

– На рынке продавать! По пятнадцать гривен корзинка, – Юрок смотрел в кастрюлю.

Зрители созерцали молча и с восторгом.

– Вот же жук! Я же тоже умею плести корзинки! – ловким движением Мишка извлёк из кармана спецовки «зоновский» нож-«выкидуху», щёлкнул лезвием и в момент выбежал из флигеля, крикнув на ходу, чтобы ему оставили тарелку супа.

– Вот вместе и пообедаете! Друзья-товарищи! – произнёс Юрка, и его слова потонули в дружеском ржании дежурной смены охраны.