Вечность придумали осенью

– Андреич?

– Ну да, он. Возможно, поскольку у вас всё было с собой, Андреич оказался интересным собеседником, и…

– Интересным собеседником? Андреич? – он взглянул на меня только, чтобы я увидел скептическое выражение на его скривившемся лице. – Я тебя умоляю! То есть не пойми меня неправильно, мужик он, конечно, неординарный, чего только стоят его рассказы о том, как он год нелегально работал на стройках в Израиле. Пока не депортировали. Я ему сто раз говорил – напиши книгу! Чтиво будет что надо! Такие истории ещё попробуй выдумай…

– Так, может, он и выдумал?

– Вот это вряд ли. – Таксист покачал головой. – Вот на это у него фантазии уже не хватит. О чём я и толкую.

– Ну, тогда я сомневаюсь, что он и книгу написать сможет, – мне начинало нравиться обсуждение талантливого сторожа-строителя.

– Да ясно, что не сможет, – подтвердил таксист. – А кто говорит, что именно он её писать должен? Есть же специальные люди для этого, профессионально подготовленные.

– Писатели, – предположил я.

– Он мог бы договориться с каким-нибудь таким, как ты говоришь, писателем. Андреич ему свои истории жизненные опишет, а тот, значит, всё это правильно оформит. Ну и вот.

“Profit”, – мысленно подвёл я итог.

В салоне неожиданно повисло молчание. По крайней мере, так могло показаться женщине, незаметно оказавшейся на заднем сиденьи «Шкоды» и не умеющей читать мысли, вернее почему-то не слышащей их. Ну и любому мужчине, каким-то образом оказавшемуся там же. Наивно, однако, было полагать, что мой таксист в одну из своих дачных поездок наловчился останавливать внутренний диалог. Не умел этого и я. Таким образом, если представить наш разговор в виде бегущего ручья, то, продолжая аналогию, только что он не иссяк, а разделился на два рукава. На два невидимых потока, протекавшие в наших головах.

Понятия не имею, о чём думал таксист. Лично я пытался осмыслить, как так вышло, что я на данный момент знаю о жизни его не самого хорошего знакомого даже больше, чем знаю о нём самом. Не то чтобы я хотел уравнять эти весы – само по себе их появление было лишено всякого смысла! Откуда вдруг вынырнул этот путешественник Андреич?

– Так что насчёт моего вопроса? – таксист попытался вновь соединить два потока в один.

– Какого вопроса?

– Ты за разговором следишь вообще?

Кое-какое понятие, о чём он думал, появилось. Вместе с первопричиной излишних знаний о писателе Андреиче. Выходит, это я и вызвал его из небытия, неверно ответив на вопрос, почему, несмотря ни на что, отдых удался.

Надо же.

– Слежу, конечно.

– Ну и что скажешь?

– Теряюсь в догадках, если честно.

Таксист усмехнулся.

– Ну ещё бы! Сам-то, наверное, не стал бы выходные на работе проводить! Вот ты где работаешь?

Раньше я частенько терялся, когда меня спрашивали, где или кем я работаю. Никак не мог определиться с формулировкой, которая бы наиболее полно очерчивала сферу моей занятости. В настоящее время этой проблемы не было.

Таксист нетерпеливо поглядывал на меня, ожидая ответа.

– Кем работаешь, спрашиваю? В офисе?

Я мысленно улыбнулся. Наверное, для него все, кого он перемещал изо дня в день по этому городу, были «офисными работниками». Словно символ человека, работающего с утра до вечера в одной пространственной точке, обозначенной офисным стулом, тогда как его, таксиста, рабочая точка постоянно передвигалась. Хотя по сути, он сидел на таком же офисном стуле. Я понял, что улыбаюсь уже не мысленно.

– Чего веселишься? Работа смешная? – таксист, кажется, начинал нервничать.

– Просто странно, как это вы угадали, – поспешил я ответить. – В офисе, так и есть.

– Было бы что угадывать, – он скривился в гримасе человека, которого ничем не удивить. – Ну и что, нравится?

– Что нравится?

– Что… Брюки просиживать целыми днями в своём офисе! Нравится?

Почему-то это прозвучало совершенно не обидно. Возможно, из-за того, что, как и всё остальное, было сказано добродушным тоном без признаков навязывания своего взгляда на вещи. А может быть, просто потому что ни в каком офисе я уже не работал. Как минимум, на данный момент. Хотя думаю, я не обиделся бы, даже если работал.

– По правде сказать, не очень, – признался я.

– Вот именно! – он удовлетворённо и очень отчётливо кивнул. Как если бы поднял вверх указательный палец. – И всю субботу ты в своём офисе не стал бы торчать. – Он замолк и хитро улыбнулся, толкнув меня в бок локтем. – Разве что шеф бы вежливо попросил. Верно я говорю? – и он рассмеялся.

Я взглянул на улицы по ту сторону лобового стекла. Мы преодолели около половины пути.

– Верно я говорю или нет? – ему всё так же были необходимы вербальные подтверждения.

– Конечно, – кивнул я. – Настолько в точку угодили.

Он довольно хмыкнул, потом резко повернул голову и посмотрел на меня. Пришлось сделать то же самое.

– Любить нужно то, чем занимаешься, – неожиданно серьёзно проговорил он, глядя мне в глаза, после чего ещё несколько мгновений держал взгляд. Я успел заметить, как в боковом стекле, большую часть которого заслоняла его голова, промелькнул встречный автомобиль, в ту же секунду перестав им быть. Наконец водитель вернулся к дороге. Главный месседж был высказан.

Закрыв глаза (к сожалению, не было никакой возможности сделать это громко), я уронил затылок на зачехлённый подголовник. Таксист тем временем, явно удовлетворённый состоявшейся беседой, начал негромко, почти про себя, насвистывать мотивы несуществующих мелодий. Это вполне могло означать, что кое-какой запас времени, прежде чем он снова заговорит, у меня есть. В идеале, я надеялся, этого запаса хватит, чтобы благополучно добраться до места, не узнав по пути историю жизни ещё какого-нибудь его приятеля.

Я вспомнил людей, встретившихся мне, пока я шагал по улице, думая, что сокращаю расстояние к дому Сашиных родителей. Скорее даже не людей, а то немногое, что успел подумать об их мифических судьбах, прежде чем появился мой перевозчик с рассказом о судьбах реальных. Вот он-то, вне всяких сомнений, знает, куда идёт. Вернее, едет. У него точно не возникнет мысли, что его цель может оказаться миражом. Наверное, существует некоторая зависимость его мироощущения от его же работы, которая в данном случае больше похожа на призвание. Любой таксист всегда знает, куда должен попасть в итоге. У него просто нет иного выбора. Результат тут явно важнее процесса – конечная точка рабочего путешествия никак не может быть туманной иллюзией. То, что она есть на самом деле, является залогом существования самого таксиста. А в случае полной идентификации со своей работой определяет существование и человека как такового. Случай тут был именно такой.

При этом мой водитель явно допускает наличие миражей в головах окружающих. Явно гордится отсутствием последних в своей. Значит… А что это, собственно, значит? Кто сказал, что отсутствие сомнений в верности своей дороги прямо указывает на то, что она ведёт в правильном направлении? Что она вообще куда-нибудь ведёт. Может, он вот так день изо катается по кругу на бюджетной, даром что в идеальном состоянии, «Шкоде», пока думает, что мчится по хайвею к огням своего местечкового Эльдорадо. А сам даже на дачу к себе доехать не в состоянии. С другой стороны, может, и не надо ему ни на какую дачу. Не говоря уже об Эльдорадо. Может, его кольцевая трасса, если посмотреть в трёхмерной перспективе, представляет собой спираль, уводящую всё выше с каждым днём. И судя по тому, с какой высоты он обрушивал на меня выводы о сути моей гипотетической офисной работы, к настоящему моменту он сумел значительно продвинуться по этой спирали вверх.

Я заметил, что мои размышления неотвратимо приближались к стартовой черте, с которой не так давно начинали движение, и благоразумно не стал дожидаться замыкания круга. Зацикленность на вопросе работы объяснялась тем, что около месяца назад угол между мной и моей занятостью, продержавшись приличное время прямым, резко начал терять в числе градусов. На днях он стал настолько острым, что эту геометрическую задачку пришлось решить самым кардинальным способом. Но сегодняшний день был посвящён вопросу совсем другого толка. Этот вопрос уже не требовал моего или чьего-либо решения, но всё ещё требовал внимания. И я собирался предоставить ему это внимание без остатка.

С досады я безотчётно прищёлкнул языком. Извлечённый при этом звук, по-видимому, включил в голове прирождённого водителя специфическое реле – он перестал насвистывать и мельком взглянул на меня с выражением едва заметного предвкушения неведомого удовольствия.

– Вот, значит, останавливает алкаш такси, – начал он тоном заправского стендап-комедианта. – Открывает дверь и спрашивает…

– А вы давно таксистом работаете?

Чтобы не услышать вопрос алкоголика, в последний момент я успел задать свой. Без сомнения, грубо и невоспитанно было так прерывать добродушный порыв, но сейчас я был точно не в состоянии правдоподобно подделать искренний смех. И в лицемерии быть уличённым не хотелось.

– Да уж лет пять. Как с госслужбы уволился, – он что-то мысленно прикинул. – Ну да, в декабре как раз пять лет будет! – казалось, его совершенно не покоробило вторжение в рассказ. Если некоторая растерянность, связанная с неожиданностью вопроса и возникла на его лице, продержалась она меньшую часть секунды и сменилась очередным воодушевлением. Видимо, дело в приоритетах – рассказывать о реальном таксисте намного увлекательнее. Особенно если этот таксист – ты.

– Вы были на госслужбе?

– С конца восьмидесятых этих ребят катаю, – важно сказал он и потыкал большим пальцем куда-то вверх.