Я и моя сестра Клара

– А где дерево? – спросил я.

– Это не обычное дерево, – сказал папа, – а родословное. И это очень важная бумага. Такая бывает только у породистых животных и у королей.

Дальше папа нам рассказал, что отец Шнуффи был знаменитой собакой, а её дедушка ещё знаменитее и что её мама, бабушка и прабабушка происходили из очень благородной собачьей семьи. Все они когда-то получили множество призов.

Услышав это, мы с Кларой положили Шнуффи себе на колени и гладили её целый час. Мы сидели на диване рядышком, и передняя половина Шнуффи лежала на коленях у Клары, а её задняя половина – на моих. Клара гладила её голову, а я её хвост. Шнуффи лизала руку Кларе и выглядела очень счастливой.

– Знаешь, – сказал я Кларе, – мне очень нравится Шнуффи. По-моему, это ужасно милая такса. Но, если бы она была чёрной, она нравилась бы мне ещё больше.

– Я тоже считаю, что цвет у неё некрасивый, – сказала Клара. – Мне кажется, что светлый пошёл бы ей больше.

Мы погладили Шнуффи ещё немножко, а потом Клара сказала:

– Мы можем поделить Шнуффи. Если ты не против, то голова и передние лапы будут моими, а хвост и задние лапы твоими. И пусть каждый заботится о своей половине.

Мне показалось, что это хорошая идея. Я был не против получить заднюю часть нашей Шнуффи, потому что её хвост всегда так задорно виляет.

– Ладно, – сказал я, – только поделить её надо честно.

– Мы её измерим, – успокоила меня Клара, – и у каждого будет ровно половина.

Она принесла измерительную ленту, и точно в том месте, которое оказалось посередине Шнуффи, мы положили ей на спину монетку. Потом мы взяли ножницы и аккуратно выстригли вокруг монетки шерсть. Теперь было ясно видно, где у Шнуффи середина.

– С этого момента каждый заботится только о своей половине, – объявила Клара. – Я буду её кормить, а ты будешь выводить её гулять, когда ей потребуется, – ведь это твоя половина.

И мы начали заботиться каждый о своей половине Шнуффи. Каждый гладил и расчёсывал только свою часть. Клара кормила, а я выгуливал.

Однажды вечером папа и мама ушли в театр. Не успели они закрыть за собой дверь, как Клара сказала:

– Ну всё, решено. Я перекрашу Шнуффи в светло-золотистый цвет.

– Нет, – запротестовал я, – я не разрешаю!

– Но ведь так она будет выглядеть гораздо лучше, – стала убеждать меня Клара, – и светлое идёт к моим волосам.

Когда Клара что-то говорит, она тут же это и делает. И минуты не прошло, а она уже принесла из ванной мамину краску для волос.

Я крепко обнял Шнуффи и сказал:

– Ты можешь покрасить только свою половину. А мою – нет! Я не разрешаю!

– Хорошо, я покрашу только свою половину.

И она действительно осветлила переднюю половину Шнуффи. Меня это очень рассердило, потому что мне не нравятся собаки со светло-золотистой шерстью.

– Тогда я покрашу свою половину в чёрный, – заявил я.

– Что ж, это даже неплохо, – решила Клара. – Каждый будет любоваться своей половиной.

Я принёс чёрный спрей для обуви и принялся за работу.

И вскоре наша Шнуффи стала выглядеть так, будто её собрали из двух частей. Одна половина светлая, другая чёрная. Наверное, она очень удивилась, когда увидела себя в зеркале. Потому что пять минут лаяла на своё отражение.

– Спорим, – сказала Клара, – что другой такой собаки нет во всём городе.

Когда мама и папа увидели Шнуффи, они целую минуту стояли с открытыми ртами, а потом два раза обошли вокруг собаки.

– Кто это сделал с бедным животным? – грозно спросил папа.

Клара тут же сказала, что это был я, хотя начала-то она – это всем известно. Но, к сожалению, Шнуффи не умеет разговаривать, и поэтому она не могла рассказать родителям правду. Меня стали ругать и ругали целый час.

А под конец папа добавил:

– На этой неделе ты не получишь карманных денег!

Тут ко мне подошла Клара и шепнула на ухо:

– Я дам тебе половину своих карманных денег, если ты меня не выдашь. Договорились?

Я ответил:

– Договорились!

После этого мы вдвоём начали отмывать Шнуффи. Но сошла только чёрная краска с моей половины. Кларина светло-золотистая осталась.

– Здесь её шерсть сама отрастёт, но не сразу, – злорадно прошептала она мне на ухо. – Моя половина ещё долго останется светлой!

Я разозлился. Но что было делать? Клара – она такая. Чует моё сердце, я с ней ещё намучаюсь.

Краснолицый ребёнок

Ребёнок дяди Тони был весь какой-то красный и сморщенный.

Мы с Кларой внимательно рассматривали девочку каждый раз, когда жена дяди Тони выходила с коляской на детскую площадку. И каждый раз Клара вздыхала и говорила:

– Бедный ребёнок.

– Почему же бедный? Она пухленькая и спит в красивой коляске.

– Разве ты не видишь, какая она красная и как много у неё морщин? – спросила Клара. – Она вся какая-то мятая. У тебя что, глаз нет?