Ничегошеньки не изменило в положении дел вчерашнее происшествие – и я был этому рад. Тим сделал озадаченное лицо, которое вскоре сделалось испуганным.
– Блин, я уже обещал вчера помочь этой прекрасной барышне, – кивнул он на смущенно улыбнувшуюся барышню. – Я совсем забыл сказать тебе об этом.
– Ты говорил, вчера ей занимался Паша? – быстро спросил Хаджи-Мурат. Кто-то со всех сторон звал его по имени, заставляя выбирать, кому первому помочь. Этот мужчина имел стальные нервы и благородную добродушную натуру, и, как итог, никто не уходил из его проката обиженный невниманием к своей персоне или раздражением со стороны хозяина.
Я ответил за Тима.
– Да, но ей нужен квалифицированный инструктор…
– Чушь, – отрезал Хаджи-Мурат, – ей нужен толковый и внимательный сноубордист, который уже знает, над чем ей работать. – Заметив, что я хочу возразить, прокатчик поднял вверх палец. – Я знаю тебя, Паша. Это я с самого детства учил тебя стоять на этой чертовой доске. Ты лучше многих из тех недоучек, что толкают свои услуги на пятом уровне и машут лицензиями. И я говорю это все не потому, что мне жаль для девочки инструктора, а потому, что действительно верю в это. Если ты действительно хочешь научить ее, займись ей сам. Тебе это тоже будет полезно.
С этими словами он метнулся к кому-то из тех, что все еще его ждал. Тим улыбнулся, пожал плечами, отвесил Насте “пять” с пожеланием успехов на сегодня и юркнул за стойку.
Настя, похоже, развеселилась от нашего разговора. А, может, от моего растерянного вида? Я покачал головой, думая, что сказать.
– Ты не против провести еще один день со мной? – спросил я, на что-то решившись.
– А ты со мной? – ответила она вопросом на вопрос с невозмутимым видом.
Я усмехнулся.
– Подходят? – кивнул я на ботинки и опустился перед ней, сидевшей на лавке, на колени. – Не знаю, что тебе раньше говорили насчет ботинок, но они не должны болтаться на ноге. Пусть лучше пальцы упираются в носок ботинка, но не болтаются. Это влияет на управляемость. Но давить они, разумеется, не должны.
Я заставил ее встать в ту самую стойку, которую мы разучили с ней вчера. Она подумала, покачалась в этой стойке, потопала ногами, утвердительно покивала и я помог ей их затянуть потуже. Крепко зашнуровать ботинки было не менее важно – и девушки часто не справлялись с этим без посторонней помощи.
Я сам подобрал ей новую доску подходящей ростовки (ровненько от пола по ее подбородок), проверил градус ее креплений, быстро обулся, взял свою доску, и мы отправились наверх.
– Ай! – воскликнула моя спутница, как только мы вышли за пределы проката.
Я обернулся.
– Что такое?
– Я ей… порезалась! – сказала Настя, обиженно сморщив носик.
– Сильно?
– Да нет, чуть кожу содрала.
– Давай я понесу, – и легким движением в каждой моей руке оказалось по сноуборду. – Вчерашняя доска была не такая острая?
Она покачала головой.
– Острый кант – признак хорошего проката. Он позволяет тебе уверенней держаться на льду. В некоторых прокатах тратят много времени, чтобы качественно затачивать канты, а в некоторых их не точат совсем, потому что канты тоже имеют свой ресурс. Собственно, чаще всего, когда кант стачивают полностью, оборудование и приходит в негодность. И потом из него делают вон такие лавочки.
И я ткнул подбородком на лавочку у “Домбай-Ульген”, состоящую из двух пеньков и прибитого к ним перевернутого сноуборда.
Гудели и умиротворяюще позвякивали домбайские канатные дороги, галдел понаехавший люд, топал лыжными ботинками о бетонные ступеньки пункта посадки.
Я частенько подумывал над предложением Хаджи-Мурата стать одним из его инструкторов, но почему-то отказывался. Сам по себе пусть я и катался хорошо, но, наверное, просто не создан был, чтобы кого-то учить. Я так думал. А он думал иначе. Однако, уж не знаю, почувствовал ли это нутром старый хитрый прокатчик, но именно в этот раз я действительно хотел попробовать себя в этом. Но не ради смены карьеры, как он, быть может, надеялся, нет, а ради того, чтоб так ненавязчиво познакомиться поближе с Настей. Да нет же, этот старый хитрый лис знал все и ловко воспользовался случаем!
Преодолев первый подъемник, мы сели на второй. Обе наши доски я пристегнул за крепления к поручню, как только мы взмыли в небо, – одну перед собой, одну перед своей спутницей.
Сегодняшние облака висели будто бы неподвижно, сплошным полотном, но, тем не менее, очень высоко над землей, в отличие от вчерашнего дня. Видимость была неплохая. Ветер явно чувствовался здесь, на канатке, но сильным не был. Снега от этой погоды тоже пока я не ждал. Может, к вечеру…
Когда мы уже подъезжали к вершине, Настя нагнулась ко мне и ткнула пальчиком куда-то в сторону.
– Это орел?
Я проследил за ее взглядом, но ничего увидеть не успел. Зато успел мужчина в куртке военной расцветки, сидящий с другой стороны от Насти, с крепко заваренным кавказским акцентом.
– Не каждая птица на Кавказе орел, и не каждый мужчина – джигит, красавица! – сказал он так весело и задорно, что со всех шести кресел незамедлительно раздался хохот. Красавица тоже ничуть не смутилась.
Что ни говори, а день начинался хорошо. Настя старательно выписывала на переднем канте “елочку”, цепляясь за мою руку. Вокруг на немыслимой скорости пролетали и лыжники, и бордисты; ползли так же медленно, как и мы, чайники, в которых нельзя было еще определить кто они именно (потому что многие из них стояли на лыжах, отклоняясь назад, как на доске, и наоборот).
Я вдыхал морозный воздух через тонкую флисовую балаклаву и чувствовал, как он обжигает легкие. Но мне не было холодно. Однако, поскольку я был не совсем честным инструктором, я все же предложил куда-нибудь зайти и выпить чаю.
Мы сели на огромной террасе в кафе на четвертом уровне. С одной стороны отсюда открывался вид на “Тарелку”, с другой – на трассы и канатки Мусса-Ачитара.
– Так вы приехали сюда большой компанией? – спросил я, заходя издалека и сдергивая шапку. Мои обычно непослушные кудрявые волосы настолько свалялись под нею и балаклавой, что смешно теперь облепляли голову – я видел это по Настиным глазам, да и в отражении в окне.
– Да. Только все они умеют кататься, а я нет. Они катаются в основном вне трасс. Говорят, там красивее и дешевле: они частенько покупают билет на один подъем и весь оставшийся день спускаются по лесу, среди деревьев. Иногда два раза за день. Я бы вряд ли смогла там хотя бы встать и сразу сказала, чтобы меня не ждали, пока я учусь. “Семеро одного не ждут” – это про нас. – Она усмехнулась. – Но они-то думали, что я быстро научусь и присоединюсь к ним… А я совсем туда не хочу.
Я немного нахмурился.
– Правильно делаешь. Помимо того, что там сложнее, сейчас там еще и очень опасно. Я никому не советовал бы сейчас гонять вне трасс. Ты видела сколько там не осевшего снега? В любой момент они могут оказаться под лавиной.
– Не мне их отговаривать.
– А как так вышло, что они умеют кататься, а ты нет?
– Как-то так, – пожала она плечами. – Мы все одноклассники. Я никогда не ездила в поездки с классом, а они – да. Папа просто никогда не отпускал меня от себя так далеко. Мне потребовалось поступить в институт, чтобы исправить это. – Она улыбнулась и помолчала. – А с возрастом я просто уже решила, что не так уж мне это и нужно. Экстремальный спорт – это не мое. Я трусиха. Но я все равно рада, что приехала сюда – все-таки здесь поразительно красиво.
Она усмехнулась и, видимо, ждала от меня того же, но я лишь покачал головой.
– Если ты хочешь, чтобы я согласился с тобой только из-за того, что ты долго учишься, то нет, прости, я не соглашусь. Я знаю много людей, которым потребовались годы, чтобы научиться кататься. Особенно среди девушек. Вопрос в том, насколько сильно ты хочешь достичь результата.
– Но я ведь… – растерялась она. – Никогда не хотела его достичь.
– А сейчас?
– Сейчас… – Она улыбнулась. – Сейчас, может, и хочу.
Громогласная тучная официантка, переговаривающаяся с кем-то за моей спиной на своем языке, поставила перед нами чайник с чаем и малиновое варенье.
– А где вы с друзьями остановились?
– М-м, в новом жилом доме недалеко от канатной дороги и “лягушатника”, знаешь?