Холодный огонь

Нарезав половину грибов из банки, Джим вдруг выпрямился и сказал:

– Спасательный круг.

Отец Гиэри с пучком сельдерея в руке отвернулся от раковины и посмотрел на Джима:

– Что, простите?

Джим похолодел и чуть не уронил нож в кастрюлю, но потом медленно положил его на стол.

– Что вы сказали? – переспросил священник.

Джима начало трясти от холода, он повернулся к отцу Гиэри и сказал:

– Мне надо в аэропорт.

– В аэропорт?

– Да, святой отец, прямо сейчас.

Священник явно был озадачен. Он приподнял брови, и по его лбу к залысине поползли горизонтальные морщины.

– Но у нас здесь нет аэропорта.

– Где ближайший? – с напором спросил Джим.

– Ну… Часа два ехать. До самого Лас-Вегаса.

– Вы должны меня отвезти.

– Что? Прямо сейчас?

– Прямо сейчас.

– Но…

– Мне нужно в Бостон.

– Но вы нездоровы…

– Мне уже лучше.

– Ваше лицо…

– Да, оно болит и выглядит хуже некуда, но это не смертельно. Отец, мне нужно в Бостон.

– Господи, зачем?

Джим немного поколебался и решил приоткрыть священнику правду.

– Если я не попаду в Бостон, погибнет человек. Тот, кто не должен погибнуть.

– Кто? Кто не должен погибнуть?

Джим облизал сухие губы.

– Я не знаю.

– Не знаете?

– Но узнаю, когда буду там.

Отец Гиэри долго и пристально смотрел на Джима, а потом наконец сказал:

– В жизни не встречал такого странного человека.

– Я тоже, – кивнул Джим.

Они вышли из дома и сели в шестилетнюю «тойоту» священника. Долгий августовский день клонился к закату, солнце пряталось за тучами цвета свежих гематом.

Спустя всего полчаса молнии раскололи блеклое небо и принялись отплясывать пьяный танец на мрачном горизонте пустыни. Одна вспышка следовала за другой, и каждая была ярче предыдущих. Таких молний, как в пустыне Мохаве, Джим никогда не видел. Спустя еще десять минут небо потемнело и опустилось, на землю обрушились серебряные потоки воды, сравнимые разве только с теми, что видел старик Ной, когда достраивал свой ковчег.

– Летом такие грозы в наших краях большая редкость, – заметил отец Гиэри и включил стеклоочистители.

– Гроза не должна нас задержать, – с тревогой в голосе сказал Джим.

– Я этого не допущу, – заверил его священник.

– Ночью из Вегаса на восток мало рейсов. Большинство летит днем. Я не могу ждать до утра. Я должен быть в Бостоне завтра.

Сухой песок впитывал влагу, но там, где почва была каменистой или затвердела за долгие месяцы засухи, вода стекала во все самые мелкие трещины, канавки и превращалась в ручейки. Ручейки превращались в быстрые реки, а реки – в бурлящие потоки, которые быстро заполняли пересохшие русла и увлекали за собой пучки вырванной с корнем пустынной травы, клубки перекати-поля и сломанные ветки деревьев.

Отец Гиэри держал в машине две кассеты с любимыми аудиозаписями: золотую коллекцию рок-н-ролла и лучшие песни Элтона Джона. Он поставил Элтона. Они ехали через грозовые сумерки, а потом и сквозь вечерний ливень под «Funeral for a Friend», «Daniel» и «Benny and the Jets».

Лужи сверкали на черном асфальте, как разлитая ртуть. Водные миражи, которые Джим видел на автостраде всего пару дней назад, стали реальностью, и это было жутковато. Напряжение внутри нарастало с каждой минутой, Бостон звал его. До цели еще далеко, а на свете есть вещи темнее и опаснее, чем автострада под проливным дождем в пустыне. Например, человеческое сердце.

Священник сутулился над рулем, напряженно смотрел вперед и подпевал Элтону Джону.

– Отец, а разве у вас в городе нет доктора?

– Есть.

– Но вы его не вызвали.

– Я сходил к нему и взял рецепт на кортизол.

– Я видел тюбик, святой отец. Рецепт был выписан на ваше имя три месяца назад.

– Ну… Я уже имел дело с солнечными ударами и знал, что сам смогу вам помочь.