Не оставляй меня одного (сборник)
Обращается к обоим – она очень приветлива, жизнерадостна, и душевно настроена, и не прочь поговорить.
Понимаете, ключ от этой комнаты почему-то оказался в кармане папиного пиджака, а пиджак он забыл в субботу на даче, так что мне пришлось вчера специально поехать в Загорянку и… ну хорошо, что все позади… (грустно улыбается) Просто, бабуля в последние годы очень плохо слышала, и только радио скрашивало ей… (глотает набежавшую слезу, оглядывается). А вы уже обустроились… Вот только… прохладно здесь, а?
ВАДЯ (Надев, наконец, второй носок и бодро вскакивая на ноги) Не беспокойтесь, Люба, дорогая! Так даже лучше: все микробы вымерзают.
ЛЮБА СТРАШНЕНЬКАЯ. Что вы, что вы, Вадим… Я не допущу, чтобы вы простудились. Да, здесь просто жуткая холодрыга! Я поговорю с родителями, совершенно очевидно, что надо батарею добавить. Мы это устроим. Но пока… что же делать пока?.. (радостно вспомнив) Ой, знаю! У нас где-то был еще один рефлектор в подвале! Это же отличный выход! Я сейчас же его откопаю и привезу!
ВАДЯ. Люба, милая, не беспокойтесь!
ЛЮБА СТРАШНЕНЬКАЯ. Ой, да что вы говорите, какое беспокойство! Я через пятнадцать минут буду здесь!
Выбегает. Вера молчит. Вид у нее, скорее, усталый.
ВАДЯ. Bepa! Верунчик! Послушай, только спокойно!..
ВЕРА (размышляя). Господи, как же я сразу не сообразила, у той ведь дорожная сумка была…
ВАДЯ (кричит). Это сестренка Олега, приехала из этого… Из Омска!.. Она приехала, а Олега дома нет!
ВЕРА (морщась от его крика). Заткнись, дай сообразить… Та-ак… Откуда ж ты ее прихватил… В командировке ты был в последний раз месяца два назад, да? Тебя когда из Гипрозема выгнали? С месяц?
ВАДЯ. Ве-ра! Это сестра Олега, я тебе клянусь! Причем тут командировка?! Девочка приехала, Олега дома нет… Наверное, он это… телеграмму не получил…
ВЕРА. В Краснодар ты ездил в последний раз, вспомнила!.. Ничего себе пришлось выложиться девочке на билетик… Видать, сильно влюбилась, бедолага… Такая гордая на вид… Говорит, «плохо любовника содержите!»… Замерзла здесь… К теплу привыкла…
ВАДЯ (кричит). Ве-ра! Что ты мелешь?! Это смешно!
ВЕРА. Стихи ей читал, да, завоевывал, трудился?.. Гадская твоя натура…
ВАДЯ. Веруня! Это твои домыслы! Совершенно необоснованные. Просто стыдно! Стыд-но!!!
ВЕРА (горько). Стыдно… Куда ж это она пошла теперь? Куда ей деться? Где ночевать будет?.. В аэропорту?
Начинает одеваться, спокойно, деловито. Вадя заметался.
ВАДЯ. Вера, ты куда?! Ты что придумала? Я тебе клянусь! Это совершенно посторонняя женщина! Она случайно сюда вошла! Я ее не знаю! Это истинная правда!!
Вера уже оделась, выходит.
Подожди! Я тебе клянусь, это было в последний раз! Это больше не повториться!!!
Вера ушла… Вадя мечется по кухне, бормочет, вскрикивает, всхлипывает, хватается за голову. Он очень возбужден, но постепенно начинает приходить в себя… Открывает форточку, кричит на улицу: «Люцик-Люцик-Люцик-Люцик!!!» Кричит так минуты две, надрывно, с надеждой, так что зритель начинает сочувствовать.
Если с ним что-то случится, я с ума сойду! (Смотрит на часы). Ну, где эта дура с рефлектором? Я к Олегу опоздаю.
Ходит по кухне, что-то хватает со стола, жует… Наконец, в окне промелькнули ноги, в дверь стучат. Вадя открывает. Это Люба Страшненькая с рефлектором.
ЛЮБА СТРАШНЕНЬКАЯ. Ой, я долго, да? Он в подвале лежал, пришлось лезть… Вот…
ВАДЯ (жует). Люба, это грандиозно. Вы спасительница моей жизни…
ЛЮБА СТРАШНЕНЬКАЯ (гордая и смущенная). Давайте, включим… Вот… Он быстро нагревается… Через пять минут будет тепло… (Оглядывает комнату, будто впервые видит.) Как странно…
ВАДЯ. Что – странно, дитя мое?
ЛЮБА СТРАШНЕНЬКАЯ. В этих комнатках прошло мое детство, каждую щелочку знаю. Но вот здесь сидите вы, и мне все кажется новым, незнакомым…
ВАДЯ. Да, так бывает. (Смотрит на часы.)
ЛЮБА СТРАШНЕНЬКАЯ (робко). А… ваша?
ВАДЯ. (Подсказывает.) Сестра? Она ушла… Она на Щербакова живет, в своей, однокомнатной.
ЛЮБА СТРАШНЕНЬКАЯ. А я подумала…
ВАДЯ. Нет, Люба, нет… Я совершенно одинокий человек…
ЛЮБА СТРАШНЕНЬКАЯ. Я так и думала!.. У вас глаза…
ВАДЯ (быстро). Что – глаза?
ЛЮБА СТРАШНЕНЬКАЯ (запинаясь). Да нет, ничего…
ВАДЯ. И все-таки?
ЛЮБА СТРАШНЕНЬКАЯ (решившись). У вас глаза такие – отчаявшиеся. Трагические!
ВАДЯ (обрадованно). Правда? Вы заметили? Вы поняли это?
ЛЮБА СТРАШНЕНЬКАЯ (горячо). Да сразу! Вот как только вы месяц назад впервые вошли в наш отдел, я взглянула и…
ВАДЯ (жадно). И что?..
ЛЮБА СТРАШНЕНЬКАЯ. И все поняла про вас!.. Как вы одиноки… Душой…
ВАДЯ. Милый человек… (целует ее руку). Ни слова больше! Поверьте, Люба, я болезненно искренен, меня так часто ранили, предавали, и я боюсь, боюсь поверить в то, что… может еще встретиться тот, кто… Нет, довольно! Я сейчас наделаю глупостей!
ЛЮБА СТРАШНЕНЬКАЯ. Не бойтесь меня, Вадим! Ну, я не знаю, что мне сделать, как доказать свою… свою искренность, чтоб вы поверили, чтобы вы поняли…
ВАДЯ (горячо и очень искренне). «О, как я поздно понял, зачем я существую! Зачем гоняет сердце по жилам кровь живую. И что порой напрасно давал страстям улечься, И что – нельзя беречься! И что – нельзя беречься!»
ЛЮБА СТРАШНЕНЬКАЯ (светится). Как здорово! Вадим, вы так талантливы!
ВАДЯ. Люба! Мне так не хочется сейчас расставаться с вами. Давайте не расставаться! Сегодня! (Люба меняет выражение на лице так часто, что трудно уследить). Давайте пойдем к моему другу! Вот сейчас! Немедленно! Стихийно! Я хочу представить вас моим друзьям. Это необыкновенные люди!
ЛЮБА СТРАШНЕНЬКАЯ (оранжевая от счастья). Но я… мне бы переодеться.
ВАДЯ. Ну, какие пустяки! Вы прекрасны. Вы всегда прекрасны (помогает ей надеть плащ). В вас бездна пластики и грации!
ЛЮБА СТРАШНЕНЬКАЯ. Ой, что вы!.. Я же такая…
ВАДЯ (строго). Люба, я никогда не лгу!
Выходят, проходят мимо окна. Тихо… Только в углу над мусорным баком жужжит муха Тамара…
Картина вторая
Вокзал
Зал ожидания. Скамейки… На скамейке сидит Люба, Любовь. Она не спит, но со стороны кажется, что Люба погружена в полузабытье. Это из-за выражения лица, совершенно окаменевшего. Она сидит неподвижно, в неловкой позе, никого не видит. Не видит, как по залу ходит Вера, ищет кого-то, напряженно вглядываясь в лица. Вдруг взгляд ее натыкается на Любу, и она устремляется к ней. Подходит. Садится рядом. Сидит так несколько мгновений. Достает сигарету, закуривает.
ВЕРА. Вот ты где… А я тебя в аэропорту искала.
Люба очнулась, смотрит на Веру сначала испуганно, потом с брезгливым недоумением.
На самолет билет не достала?
ЛЮБА. Что вам от меня надо?
ВЕРА. Мне? (усмехается). Мне-то от тебя ничего не надо… Это ты вот… зачем приехала? Мужика отбирать?
ЛЮБА. Я никогда ничего ни у кого не отбирала…
ВЕРА. Гордая?
ЛЮБА. Гордая.
ВЕРА. А я вот не гордая… Я просто сильная, как ломовая лошадь. И своего ничего никому не отдам… Зубами держать буду.
ЛЮБА (усмехается). Вот и держите… На здоровье. (Отворачивается. Пауза.) Вы сюда пришли, чтоб сказать мне это? Так напрасно. Не бойтесь, больше Ваде я визита не нанесу… Так, может письмецо напишу… Потом, когда очухаюсь…
ВЕРА. А ты чего в таком плащике легком?
ЛЮБА. В каком есть.
ВЕРА. Вот-вот… Чем такие деньжищи на билет ухать… Пальто бы себе купила.
ЛЮБА (взрывается). Слушайте, вам-то какое дело? Чего вы тут… на нервы действуйте?! Вам что от меня надо?!
ВЕРА. Ладно, ладно! Смотри, не проглоти меня… Гордая… Раскричалась тут… Я ее по аэропортам ищу, с ног сбилась…
(Пауза.)
Слушай, ты на сколько сюда собиралась?
ЛЮБА (тоскливо). Оставьте меня в покое!
ВЕРА. Да погоди ты! Ну, муторно тебе, я понимаю. Жить, может, не хочется… Слушай, зайдем в ресторан, перекусим, выпьем чего-нибудь… Поговорим.
ЛЮБА. Никуда я не пойду. Я не ем.
ВЕРА (удивленно). Почему это?
ЛЮБА. Ну, не ем… когда плохо… Спазм такой… в горле. Не глотается…
ВЕРА (смотрит на нее внимательно). Та-ак… (Решительно.) Ну, вот что. Вставай, поехали.
ЛЮБА (почти испуганно). Куда?
ВЕРА. Ко мне… Да не пялься так. У меня свой кооператив на Щербаковке.
ЛЮБА. Нет!.. Не надо, я здесь посижу. У меня поезд завтра рано…
ВЕРА. Слушай, ты гордая, я на тебя и так сколько времени ухлопала! Мне тебя умолять некогда. (Берет Любину сумку, взваливает на плечо.) Пошли, в ванну горячую сядешь, отогреешься, чаем тебя отпою – натуральный Краснодар получишь.
Идет к выходу, не оглядываясь.
Люба поднимается и покорно плетется за Верой.
Квартира Веры
Это малогабаритная однокомнатная квартирка. Из комнаты двери в кухню и прихожую. Уютно…
Видно, как Вера крутится на кухне, возится у плиты, что-то нарезает, наливает, хлопает дверцей холодильника. Несет поднос с чашками и снедью в комнату, ставит на стол.
ВЕРА. Л-ю-уб! Закругляйся! Все на столе.
Вошла Люба – распаренная после ванной, в Верином махровом халате. Лицо несколько помягчело.
Садись… Я тут на скорую руку… колбаски поджарила, яичком залила…
ЛЮБА. Спасибо… Я в самом деле не могу есть. Это пройдет. Дня через три… Я вот, чай только хлебну, горячий…
Села. Вера налила ей чай, пододвинула чашку.
ВЕРА. Ну, и что ты там делаешь, в своем Краснодаре?
ЛЮБА. Я библиотекарь.
ВЕРА (присвистывает). Восемьдесят пять?
ЛЮБА. Сто пятнадцать.
ВЕРА. На экскурсию эту, извини меня, небось одалживать пришлось?
ЛЮБА. Нет, я никогда не одалживаю. У меня мама была отличная стенографистка, и меня научила. Я по вечерам прирабатываю. Три года назад купила компьютер, ну и… набираю кое-что… То диссертацию, то повесть какую-нибудь… Я грамотно печатаю, и беру недорого… А летом воспитателем в лагерях работаю. Это очень выгодно. Питание, зарплата идет. И Санька при мне…
ВЕРА. Сколько ему?
ЛЮБА (улыбается впервые). Десятый год… С меня скоро вымахает.
ВЕРА. Я думала, тебе меньше. Ты как девочка.
ЛЮБА. Это потому что маленькая и худая. Маленькая собачка – сами знаете…
ВЕРА. Ты не худая, зачем! Все на месте. Ты миниатюрная. Ты вообще, баба красивая, не спорь!.. Да… Санька… А у меня, вот, ни Саньки, ни Ваньки, как видишь… Бездетная.
Люба деликатно молчит.
А знаешь, я ведь тебя еще сегодня могла в поезд посадить, к своим ребятам… Не удивляйся, я ведь проводником работаю… Потом представила, как ты на какой-нибудь боковой полке сегодня ночью трясешься, а главное, как я сама сегодня в эту свою, конурку одна возвращаюсь… Ну и… Нет, думаю, что это мы, врагами-то… Две бабы, ни в чем не виноватые!
ЛЮБА (поспешно). А вы куда ездите?
ВЕРА. Раньше в Хабаровск ездила. Теперь в Иркутск… Ничего заработки хорошие… Только все равно – проклятая наша профессия. Из-за чего, спросишь? Из-за кобелей. Ох, кобелиная эта порода мужики. Вот он перед третьим звонком жену на перроне вылизывает, а вот зашел в вагон, и он уже как огурчик – лезет в служебное купе «за добавочкой чаечка»! Да еще дверь изнутри закроет, чтоб никто не мешал, а там у нас и так развернуться негде, так что пока ему замком по морде не врежешь, он не отстанет… Да… А у них, у кобелей этих командированных, особой популярностью пользуются проводницы, да еще официантки, а знаешь почему? Так нас же раз в три месяца проверяют. Ага… Так что вероятность заразиться меньше раза в два… Ух, как я их ненавижу! У них ведь какая психология – раз ты проводница, так ты баба общественного пользования.
ЛЮБА. Все равно… Поездить, страну повидать… Я бы поездила.
ВЕРА (загораясь). А что? Хочешь, устрою? Серьезно! Я тебе серьезно говорю!
ЛЮБА. Нет, что вы, у меня Санька… Я его на соседку сейчас оставила… Душа не на месте…
ВЕРА. Да… Как он учится?
ЛЮБА. По-всякому. К математике способности…
ВЕРА. Математика – это главное…
Молчат. Каждая думает о своем…
Наконец, Вера встает и начинает убирать со стола.
Я тебе на тахте постелю, а сама на раскладухе.
ЛЮБА. Что вы, я привыкла на раскладушке. Я и дома на раскладушке сплю.
ВЕРА. Вот дома и спи. А здесь я хозяйка. Тебе выспаться надо. (Стелет Любе на тахте, ставит раскладушку.) Ложись и спи. Будильник я накручу…
Смотрит на Любу, которая долгим, странным взглядом глядит в темное окно.
Тебе снотворное дать?.. Люба!
ЛЮБА (очнувшись). А? Нет, не надо… Я не усну все равно, только голова будет тяжелая… Вера, а у вас родные есть кто-нибудь?
ВЕРА. Сестра в Нижневартовске… (Уносит поднос на кухню, говорит оттуда.)
Люба раздевается, ложится.
Приезжает в командировки… Мы уж отвыкли друг от друга, очень разные… Иногда приедет, сидим-сидим, а говорить не о чем. Она там главный инженер завода, большой человек. У нее и переживания большие, государственные. Стану я ей о своих маленьких бедах плакаться!
Заходит в комнату. Люба уже лежит на тахте, заложив руки за голову. Смотрит в потолок. Вера садится к ней, на краешек тахты, и глядит все тем же долгим сострадательным взглядом…
Худо тебе? (Люба отворачивается.) Худо… Что-то мы с тобой все вокруг да около… (горячо) Ну вот скажи ты, умная, красивая баба, ты ж книг сколько начиталась – ты что ж, его сразу не разглядела, а?! Его сразу как на ладони видно! Он как начнет эту лапшу на уши вешать, эти стихи декламировать – тут все наружу и прет!
ЛЮБА. Нет. Он очень артистичный, легкий, он талантливый.
ВЕРА. Его ни на одной работе не держат – талантливый!
ЛЮБА. Это разные вещи, Вера… Просто он не реализовал свои возможности, но заложено в нем много… Он вообще не своим дело в жизни занят. Понимаете? Произошла осечка в судьбе… Поэтому неудовлетворен, мечется, нажил к тридцати пяти годам кучу комплексов…
ВЕРА. Балалайка он, Любушка, ба-ла-лайка! Натура такая, чертовая!
ЛЮБА. Вера, даже странно, что вы…
ВЕРА. Что-что странно? Странно, что именно я это говорю? О своем мужике? Эх, Любовь ты, Любовь… Да я одиночества боюсь хуже смерти! Уже и осточертеет все, уже выть от его штучек хочется, а как представлю, что всю жизнь здесь, вот, одной куковать!..
(Пауза.)
Слушай, не езжай завтра, а? Ты ж все равно хотела неделю здесь пробыть… Мы бы с тобой в Архангельское съездили, в Загорск… Давай, когда ты еще в Москву выберешься!
ЛЮБА. Нет… Поеду…
ВЕРА (горячо). В Кремль бы пошли, в Большом театре у меня кассирша знакомая. Ну, чего ты несешься в этот Краснодар, к черту на рога?
ЛЮБА. Нет… Спасибо, Вера, нет… Тяжело мне… Поеду…
ВЕРА (медленно). Ну да, там твой дом, твой сын… (Вдруг закрывает лицо ладонями, плачет.)
ЛЮБА. Вера, что вы! Не надо… Пожалуйста, не надо…
ВЕРА. Был бы у меня ребенок… Такого пинка под зад этому артисту дала! Летел бы, не оглядываясь!
Звонок в дверь.
Здрасьте! Это еще кто на ночь глядя?
Идет открывать. Прихожая видна со стороны зрительного зала. Люба же слышит только голоса. Вера открывает дверь. На пороге – Вадя, пьяненький, с цветочком.
ВАДЯ (поет красивым баритоном). «Не грусти, не печалуйся, о, моя Ве-ера, есть на свете еще у тебя должники!» (Падает на колено прямо на пороге.) В последний раз – прости, прости! Не осуждай меня без нужды!
ВЕРА. Господи, ты хоть слово по-человечески можешь сказать? (Замечая, что Вадя намерен войти.) Минуточку! Я тебя приглашала?
ВАДЯ. Вера, не заставляй меня страдать! Из-за какого-то мимолетного взлета фантазии…
ВЕРА. Пошел вон!
ВАДЯ. Веруня, ты грубишь… Ты что, меня в дом не пускаешь?
ВЕРА. Не пускаю.
ВАДЯ (обескуражено, и даже слегка протрезвев). Вера… Ты… Ты что – в дом меня не пустишь?!
ВЕРА. Не пущу… У меня человек… спит.
ВАДЯ. Чего-чего?! (В потрясении.) Какой… человек?!
ВЕРА. Хороший… Настоящий… Настоящий мужик, не то, что ты!
ВАДЯ (убито). Вера… ты… с ума сошла! Ты пожалеешь об этом…
ВЕРА. Давай, давай, проваливай. Деньги у тебя есть на такси.
ВАДЯ (тенором). Не смей со мной говорить о деньгах!
ВЕРА. Ах, вот как! Значит, есть. Ну, будь здоров! (Захлопывает дверь и несколько секунд стоит так, в прихожей, прислонившись лбом к косяку.)
Заходит в комнату, снимает халат и укладывается на раскладушке.
Люба молчит.
ВЕРА. Поддал как следует… Завтра будет маяться, тошнить…
ЛЮБА. Зачем вы его так?
ВЕРА. Ничего, ему полезно мозги прочистить. Никуда не денется.
ЛЮБА. Но ведь он… переживать будет…
ВЕРА. Обязательно будет, потому что кот Люцифер пропал… Давай спать, Люб… Нам с тобой завтра рано вставать.
Гасит свет. Тишина…
Квартира Вади
Ночь. В. кухне включен свет и горит рефлектор. По кухне нервно ходит Люба Страшненькая. Она очень напряжена и ждет. Когда в темноте за окном раздается страдающий вопль: «Люцик-Люцик-Люцик», она судорожно оглаживается, замирает. Дверь открывается, входит Вадя.
ВАДЯ. (С полупьяну вглядываясь в Любу Страшненькую.) Любочка?! Прости, дитя, мне показалось, что я проводил тебя… Неужели я так упился… Я сейчас… провожу тебя, детка…
ЛЮБА СТРАШНЕНЬКАЯ (сильно волнуясь). Вадя, я вернулась, извини… Я воспользовалась своим ключом и вошла…
ВАДЯ (не понимая). Да? Это замечательно.
ЛЮБА СТРАШНЕНЬКАЯ (решительно). Вадя, я поняла сегодня, что нужна тебе. Ты так одинок! Так одинок! Я представила, что ты один здесь… И некому… и никто… И я пришла…
ВАДЯ. Ну, Любочка, очень мило… (Обнимает ее за талию.)
ЛЮБА СТРАШНЕНЬКАЯ. Ты ведь нуждаешься во мне, Вадя? Знаешь, я вижу высокий смысл в том, что ЭТО произойдет здесь, именно здесь, где прошло мое детство… Скажи, ты нуждаешься во мне?
ВАДЯ. Я очень нуждаюсь, дитя мое… (длительный поцелуй).
В этот момент с улицы в форточку прыгает жирный черный кот и сварливым мяуканьем объявляет о своем появлении. Раздается индейский вопль Вади «Лю-у-у-ци-и-ик!!!», Любочку Страшненькую как бы отбрасывает от Вади взрывной волной, и в следующий миг она видит такую сцену: Вадя с котом в объятиях прыгает по кухне, захлебываясь от восторга и любви. Выражение Вадиного лица не поддается описанию. Кажется, оно фосфорецирует от счастья.
ВАДЯ. Лю-у-у-у!!! Ах ты, негодяй!! Ты мое счастье, Люцик!! Ты мое сокровище!! Ты дурак, Люцик, дурак, а? Где ты был, моя радость, сволочь окаянная!!! Гулена несчастный, гулена, не стыдно тебе, а?! Люци-и-ик!!! Котяра моя любимая!! Ушел, да, бросил меня, бросил?! Оставил совсем одиноким, да, совсем одиноким?!
и т. д., в таком роде с непередаваемой любовью и нежностью…
Несколько минут Люба Страшненькая смотрит на эту сцену, в которой ей открываются бездны любви, не виданные ею.
Ну, расскажи, где ты был, где ты шлялся, дурак мой любимый?! Где ты скрывался от меня, не стыдно тебе, а?! Люцона! Люценда! Счастье мое, гадина черная! Ну, что трешься, что орешь? Жрать хочешь, а? Разбойник, бандюга, пиратская рожа, сейчас молочка дам и мяса из борща… На, чудище, урод любимый. Жри, донжуан проклятый, внеурочный, ободранный!
Несколько минут Люба Страшненькая еще стоит в уголке, у двери, забытая Вадей, грустная, осознает ситуацию… Потом, понимая, что ее чувству здесь нет места, тихо поднимается по ступенькам и так же тихо выходит, притворив за собою дверь.
Вадя не замечает ее исчезновения. Он так и не снял куртку. Голос его, уже не громкий, но по-прежнему напоенный счастьем, продолжает литься и журчать.
Ты мой дура-ак, Люцона… Ты мой дурак… Что ж ты так напугал меня, а? Ну скажи мне, зачем? Зачем ты меня покидал? Думаешь, мне здесь легко без тебя было, а? Дурена моя черная!
Вадя сидит на табурете, кот крутит восьмерки у его ног, потом встает на задние лапы, передними опираясь на Вадины колени. Он тянет морду к хозяину, и, кажется, слушает его, очень внимательно внимает.
Гулящий ты кот, котяры любимый, непутевый! Ну что, Люцик, что, милый… Вот мы снова с тобою вдвоем, и нам ничего не страшно, да? Не уходи больше, милый, дурак мой мохнатый, не оставляй меня одного!!!
Постепенно Вадин голос заглушает музыка – сначала чуть слышная, как будто за стеною сам собой включился злополучный приемник, потом она звучит все громче, громче, и мы уже не слышим Вадин голос, а видим только его лицо – счастливое и нежное, виноватое и умоляющее, – словом, как раз такое, каким и должно быть лицо любящего человека.
Джентльмены и собаки
Сказка для детей и взрослых со стихами и картинками
Глава I (предположительная)
Недурно иметь дедушку
Приятно иметь дедушку, который носит твою фамилию и время от времени говорит тебе:
– Пэн, мой мальчик, не послушать ли нам, как звонит брегет?
Нет. Не так.
Приятно время от времени слушать звон брегета, лежащего в атласном кармане полосатой жилетки, надетой на дедушку, который носит твою фамилию…
А звать дедушку, предположим, Джон. Тогда тетя Тротти могла бы говорить ему за завтраком:
– Джонни, дорогой, – ласково говорила бы она. – Оставьте эти проклятые газеты! В печенках у меня ваша политика!
Нет, пусть лучше дедушку зовут Джеймс. Тогда тетя Тротти могла бы сказать ему за обедом:
– Джимми, родной, – нежно сказала бы она. – Когда вы перестанете разбрасывать по столу крошки, как настоящая свинья?
Словом, приятно иметь дедушку. Но вернемся к брегету.
Пэн очень любит дедушкин брегет – старинный, на толстой цепочке, с золоченой крышкой, с латинскими цифрами по кругу, с двумя стрелками, похожими на копья.
В полдень дедушка достает из кармана брегет, открывает крышку, и когда на цифре XII обе стрелки сливаются в одно большое копье, что-то внутри брегета щелкает и начинает нежно названивать: «Три-ки-так… Три-ки-так…»
И всем сразу ясно, отчего почтенного джентльмена зовут ТРИКИТАК. Джон Трикитак. Или Джеймс Трикитак.
А может быть, Пэн Трикитак? Представляете, как приятно иметь дедушку, который носит не только твою фамилию, но и имя тоже? Пэн как раз на днях подумал об этом. Пришла ему в голову такая мысль, а может быть, даже не пришла, а прилетела, потому что случилось это на сильном сквозняке, когда…
Один джентльмен,По имени Пэн,По фамилии Трикитак,Решил на звезды посмотреть,Забравшись на чердак.И вот, едва настала ночь,Как лезет на чердакОдин джентльмен,По имени Пэн,По фамилии Трикитак.И что же видит, сам не свой,Себе не веря, Пэн?Над ним висит вниз головойКакой-то джентльмен.«Кто вы такой? Ответьте мне!» —Его спросил он так.А тот ему в ответ:«Я – ПЭНПо фамилии ТРИКИТАК!»«Поверьте, – тогда говорит ему Пэн, —Это совсем не так.Ведь я – единственный джентльменПо фамилии Трикитак».Но тот, что висит вниз головой,Представьте, такой чудак,Ему отвечает:«Нет, это я —Единственный ТРИКИТАК».Всю ночь продолжали они свой спорВо тьме чердачных стен.И только под утро спустился внизДжентльменПо имени Пэн.С тех пор прошло немало дней,Но Пэн не поймет никак,Кто из них настоящий ПЭНПо фамилии ТРИКИТАК?
Пэн так и не выяснил, что это был за тип, хотя долго разбирался с ним – полчаса и тридцать минут. А на чердаке был сквозняк, вот он-то и задул в голову Пэна мысль о том, что приятно иметь дедушку, который, и так далее…