Вот идет Мессия!..

– А я – скрипач, три курса Вильнюсской консерватории. Потом бросил и много лет работал настройщиком фортепиано. Вы не представляете, как мне страшно…

И запинаясь в тех местах рассказа, где, видимо, ему хотелось выругаться, неизвестный рассказал некую идиотскую историю, которая с ним приключилась… Он настройщик, как уже было сказано выше, причем настройщик хороший. Приехав, дал объявление в газету «Новости страны», и – не фонтан, конечно, – но кое-какой заработок имеется. Вот так на днях звонят по объявлению и предлагают настроить и отремонтировать старый «Блютнер»… Он приходит, проверяет инструмент, вынимает механику и начинает работать. А хозяин – верткий старикашка, польский еврей, тридцать лет как из Варшавы, – вьется вокруг и затевает всякие разговоры. Ну, вы знаете их штучки: «сколько времени ты в Стране» да «как тебе в Израиле живется» – и прочая (тут голос запнулся)…

– Херня, – подсказала Зяма.

– Да! – обрадовался он. – Меня, кстати, Витей зовут.

– А меня – Зямой, – сказала Зяма. – Очень приятно.

– Дальше, – продолжал Витя, – разговор с хозяином рояля повернулся самым удивительным образом. Я, конечно, дал волю языку и сказал все, что думаю об этом обществе и об этом государстве… Знаете, я ведь приехал сюда обалделым сионистом: «Если забуду тебя, Иерусалим!..» Впрочем, это не важно. Говорю вам – это был припадок красноречия у волка, которому прищемили капканом яйца. Так вот, этот старикан… между прочим, он балакает по-русски. Конечно, ублюдочный русский, но… Ах, говорит, как красиво вы говорите, – они же эпитет «красивый» употребляют во всех смыслах: «красивый обед», «красивая книга»… Да, говорит, как красиво вы говорите, и как убедительно! И о культуре – верно, верно, многое очень верно… Кстати, о культуре. Я, говорит, главный редактор газеты «Новости страны», Залман Штыкерголд, будем знакомы. В настоящее время, говорит, назрела необходимость в издании литературно-публицистического приложения к нашей газете. Это будет первое в истории русской прессы Израиля пятничное приложение. Вы ведь пишете? – спрашивает. И с такой радостной надеждой на меня смотрит. И я, дурак, сказал, что пишу. Более того – что работал в газете.

– Зачем? – спросила Зяма.

Витя замялся…

– Понимаете, – объяснил он, – вообще-то я и правда пишу немного, и печатался в «Вечернем Вильнюсе», и… публиковал музыкальные рецензии… Дело не в этом… В общем, можете себе представить, хотя это, конечно, трудно вообразить… впрочем, это вполне в духе всей здешней жизни – чтобы главный редактор газеты думал не головой, а (тут он опять запнулся)…

– …жопой, – подсказала Зяма.

– Да! – воскликнул Витя благодарно. – Словом, можете вообразить: господин Штыкерголд предложил мне делать литературное приложение к своей газете.

– Как же это? – удивилась Зяма. – Как вы намерены это делать?

– Вот, – сказал Витя расстроенно, – в том-то и дело. Я же сказал вам, что мне страшно… Он дает некий бюджет (скупердяй чудовищный! Ну, вы знаете этих паршивых «поляков», хуже которых только «румыны») – тысяч двадцать – двадцать две в месяц. На эти деньги я должен содержать помещение, купить оборудование, платить гонорары, нанять еще одного сотрудника, потому что один не справлюсь. Пока он хочет шестнадцать полос, а потом будет тридцать две.

– Обдираловка, – сказала Зяма.

– Конечно! А кто, кроме меня, согласился бы на это? Я вас послушал в передаче, вы так здорово, мне кажется, все расставили по местам, всем надавали по морде. Правильно: хватит перед ними заискивать. Абсолютная духовная независимость – вот залог сохранения нашей культуры… Дай, думаю, позвоню – может, вы когда-нибудь занимались газетой?

– Да нет, – вздохнула она, – я музыковед. Составляла и редактировала несколько сборников статей. Но ведь газета – это нечто противоположное.

– Умоляю! – торопливо проговорил Витя. – Не бросайте меня! Я очень боюсь. Я нанимаю вас на должность редактора.

– У меня, знаете ли, был дед, – сказала Зяма, – который говорил в таких случаях: «Не ищи себе сраку на драку». Хотя сам-то всю жизнь искал. И находил.

– Но я же мечтал об этом всю жизнь! – воскликнул он. – И признайтесь, неужели вам не хочется попробовать? А вдруг мы сможем делать настоящую, хорошую литературную газету? Только не говорите «нет»! Две тысячи в месяц вас устроят?

– Еще бы! – сказала Зяма.

В первые месяцы, когда они и сами еще не верили, что делают настоящую газету, Витя продолжал иногда настраивать инструменты. Официально давать объявления в своей газете, которую они назвали «Полдень», он права не имел, это было одним из идиотских условий Штыкерголда. Поэтому объявления о настройке фортепиано они камуфлировали в передовых статьях, которые Штыкерголд обычно не мог осилить. Делалось это так:

«С наступлением эры детанта и попыток Запада откупиться от красной угрозы путем уступок, террор палестинцев, обучаемых в Болгарии, ГДР и СССР, стали называть актами национально-освободительной борьбы. Так насаждается сумятица в головах обывателей и сумбур в мыслях журналистов.

И все это в то время как опытный настройщик фортепиано – стоит вам лишь позвонить по номеру 6832853, – с удовольствием и сравнительно недорого отрегулирует и отремонтирует механику вашего инструмента».

Или:

«Раскопки продолжаются, предполагается очистить от обломков и исследовать гробницы пятидесяти сыновей самого известного из фараонов – Рамзеса Второго. Надо полагать, с особым интересом за этими работами будут следить израильтяне. Ведь Рамзес Второй – тот самый «Паро», с которым вел беспощадную борьбу наш Учитель Моисей и которого евреи называют ничтожным, а мусульмане – Рамзесом Великим. Разгадка – в будущем. Ну а пока: опытный настройщик с удовольствием ответит вам по телефону 6832853 и произведет регулировку и ремонт механики вашего фортепиано».

Кому надо было, тот звонил. На случай, если ущучит что-либо старая сволочь Штыкерголд, всегда можно было свалить на ошибку наборщицы.

– Ну-с? – спросил привычно Витя. – Кугель?

С Кугеля, как правило, начинали работу над очередным номером газеты, с утречка, пока свежи еще силы. Кугеля надо было переписывать от начала до конца, с заглавия статьи до многозначительного многоточия, которым тот усеивал последний абзац. На редактуру политической статьи Кугеля они ухлопывали часа три, потому что ежеминутно необходимо было заглядывать в справочники, словари и энциклопедии.

Кугель путал даты, ошибаясь на годы и даже десятилетия. Он путал географические названия, имена и должности государственных деятелей, к тому же нетвердо помнил – кто из них жив, а кто уже перекинулся.

Он знал шесть иностранных языков, и все плохо. Он изобретал новые идиотские факты, брал с потолка цитаты; создавал научные теории, от которых хватил бы удар любого десятиклассника; ссылался на законы, не существующие в юридической практике государства; приводил цифры экономических показателей, за которые следовало упечь его за решетку.

Он умудрялся печататься во всех русских изданиях, кроме ведущей газеты «Регион», куда и сам не совался.

В «Средиземноморское обозрение» давал короткие заметки на культурные темы под псевдонимом А. Герцен. В «Ближневосточье» однообразно высказывался на темы моральные, ругая аппетиты новых репатриантов и противопоставляя им страдания и самоотверженность прошлых волн Алии. Здесь он выступал под псевдонимом Шимон Бар-Иохай.

Сшибал копеечные гонорары по разным плевым изданиям, но особо активно сотрудничал с газетенкой «Интрига», где печатал бесконечные эротические романы под псевдонимом Князь Серебряный. (Зяма, если в руки ей случайно попадал номер «Интриги», плевалась и обзывала Кугеля «отцом сексуального сионизма»)

От его риторики тошнило.

От его патриотизма можно было стать завзятым антисемитом.

Надо ли было гнать Рудольфа Кугеля в шею?

Ни в коем случае.

Во-первых, он жил в Стране тридцать пять лет и помнил все политические скандалы, причины падения правительств и отставок государственных деятелей. Знал пикантные детали закулисных интриг в кнессете, где постоянно ошивался. Следил за прессой и телевидением на шести языках и обладал изумительным нюхом на жареное – еще до того, как первый язык скандала лизнет бок освежеванного политического барашка. Писал статьи он за считаные минуты, в порыве чистого вдохновения, и в воскресенье – а здесь оно называлось День первый и было началом рабочей недели, – дискета с набором свежей статьи на тему самого актуального события уже лежала в редакции. Были случаи, когда неторопливый литературный «Полдень» давал острую политическую статью еще до того, как собирал, анализировал и подготавливал материал к очередному своему глубокому и всестороннему обзору событий ведущий политолог «Региона» Перец Кравец. Словом, Кугель был решительно незаменим. Но главное не это. Переписывая очередную статью Кугеля, матерясь и изнывая, ругая автора старым мудилой, оба они просто-напросто любили старика. Конечно, не за то, что пятнадцатилетним парнишкой Кугель был отправлен в Дахау, и не за то, что своим зычным голосом он охотно объяснял Вите и Зяме, как нужно укладывать трупы перед отправкой в печь: по двое, и двое поперек, и снова двое, – штабелями, как поленницу… Об этом он только рассказывал, макая печенье в чашку с горячим чаем (Витя с Зямой всегда угощали авторов чаем или кофе), – но никогда не писал. Эта тема была единственной, коей не касалось его вездесущее перо.

Примечания