– Знамо дело! – усмехнулась высокомерно, да и вдруг совсем рядом оказалась.
Стоило только руку протянуть да коснуться ее. Только в глазах столько презрения и надменности, что рука не поднялась потрогать.
– Глупое дело ты задумала, да плохое – душу свою задаром отдать! Но я помогу тебе! Быть теперь тебе моей прислужницей, девкой на поручениях. Будешь исполнять мои веления исправно и в срок, – не терпящим возражений голосом сказала красавица испуганной девушке.
– Что делать то надо? – пролепетала она, понимая, что деваться ей теперича некуда.
А Дева только плечом презрительно повела, да губы свои алые поджала.
И со всей силы ткнув руками в грудь, толкнула девушку в самую трясину.
А та только и успела взмахнуть руками, да не помогло это. Улетела в болото плашмя.
От страха закрыла глаза. И приготовилась, что жижа болотная поглотит ее. И внутренне сжалась, ожидая удара.
Тут ей подумалось, что падает она уж очень долго. Боязливо приоткрыла глаз – а она стоит. Рядом та же дева. Огляделась вокруг.
Изба, как изба, разве, что просторная, да только без окон. И стол большой, и лавки подле стены, и печка в пол горницы.
Огляделась девица, да не успела как следует осмотреться. Снова скрутило ее, словно куклеху тряпичную, да горящих углей сыпанули в горло. Упала на колени, да пыталась откашляться. Только отступил кашель, как взмолилась она:
– Богиня Морена! Матушка! Нави властительница, темного мира повелительница! Молю-умоляю, сними с меня сестриц своих лихоманок, да трясовиц.
Дернула подбородком красавица, губу прикусила, а потом своим прекрасным голосом, будто пропела:
– А угадаешь, какая из моих сестриц тебя мучает, отпущу!
Задумалась девица, вспомнила все бабушкины тихие рассказы. Вот бывало заболеет она, так старушка протирая ее тело все приговаривала, да учила уму-разуму: «Трясея – падучей трясет, да судорогами; Огнея – изнутри, словно огнем жжет; Ледея – холодом знобит-лихорадит; Гнетея – камнем во чреве лежит, да рвотой мает; Грудница – тяжестью само сердце давит; Глухея – на голову давит, да глушит; Ломея – тело ломает, да гнет; Пухнея – отеками давит; Желтея – печень мучит; Корчея – тело крючит, да жилы тянет; Глядея – спать не дает, да покою лишает; Хрипея – кашлять не дает, у сердца стоит, сушит; и только Невея до последнего рядом стоит, ибо ей верное имя – смерть.»
– Не одна сестрица-лиходейка меня мучит, а сразу несколько, – смело глядя в глаза Морене девица отвечает, – и Трясея…
И тут же легким, серым дымком вышла, да рядом со своей старшей сестрицей встала безобразная старуха…
– … И Огнея… – продолжила девица.
И снова сизым дымком, рядом образовалась уродливая сестрица.
– … И Ломея…
Тут же рядом сестрица встала.
– … И Корчея с Хрипеей! – выпалила напоследок, она освобождаясь от их гнета, да вставая на ноги.
Оглядела мучивших ее лихоманок, да глубоко вздохнула от радости.
– Хорошо! Молодец, девка! – похвалила ее Моревна, – будешь им помогать, да наказы их исполнять.
Поклонилась в пояс девушка, принимая указ великой Богини.
И полетели дни в трудах. Поначалу тяжеловато было девушке, хоть и не была белоручкой, да никакой работы не гнушалась, но побаивалась она страшных да уродливых сестриц. Да вскоре пообвыклась, притерпелась, смирилась, а позже научилась с ними ладить. Трясея уж очень любила сладенькое, так ей самые лакомые кусочки и доставались. Огнею приласкаешь, погладишь она и успокаивается. Корчею потчевала горячим молоком на ночь, а Пухнея очень уж сказы любила. Так, потихонечку, к каждой из сестриц она и нашла подход. Изучила все их привычки, повадки, помогала им, да жалела их.
И они чаще стали хвалить свою помощницу. Долго ли коротко ли длилась ее работа на сестриц-лихоманок, а однажды явилась сама Морена, призвала девицу:
– Хвалят мои сестры тебя за работу твою.
Девица от смущения опустила глаза.
– Если мои сестрицы довольны, если ты смогла им угодить, – молвит Богиня своим чарующим голосом, – то возьму я тебя к себе в услужение.
Испугалась девушка, аж воздух застрял в груди.
А Морена только пальцем поманила и пошла в свои хоромы. Девушке делать не чего надо идти за новой хозяйкой.
Поначалу, она хлопотала по хозяйству как обычно: чистота, порядок, вовремя накормить, одеть, причесть. Крутилась как белка в колесе. И совершенно некогда было обдумывать свое положение.
Сидя за огромным дубовым столом, начищая столовые приборы до блеска, она прикидывала в уме, с чем готовить пирог: с яблоками или вишней. Ложки и так блестели, но ей нравилось ловить в них свое отражение: пухлые щечки, щелочки глазки, нос картошкой. Так умильно она выглядела в их блестящей поверхности. У них дома ложки были только деревянные и в них вот так вот не посмотришься.
Она старалась гнать от себя воспоминания о доме. Но, все равно, иногда, они сами ее находили. Вот и сейчас. Она застыла глядя на себя в отражении, а мыслями была в далеком прошлом.
– Брось эти ложки, ни куда они не денутся!
Она вздрогнула от неожиданности и послушно положила ложки на стол.
– Иди за мной!
Она привыкла к этой холодной, высокомерной красавице, к ее приказному тону. Но каждый раз, идя следом за ней, у девушки замирало сердечко. Потом то оказывалось, что дело пустячное: то подол парчового платья прихватить, чтоб не оторвался; то помочь свитки собрать, то перед гостями стол накрыть.
В горнице было светло как днем. На столе лежали большие темные предметы. Девушка никогда таких не видала.
Морена подошла к столу и, придвинув предмет ближе, взяла и открыла его:
– Иди сюда, – приказал она девушке и сама села за стол.
Девица встала по правую руку и с удивлением разглядывала то, что ей показывала богиня.
– Это книга, – пояснила тихим голосом Морена разглаживая темные страницы с диковинными значками.
Девица слушала, как тает голос гордой красавицы от прикосновения к необычному предмету.
– Сядь рядом! – приказала Морена.
Девица дернулась от неожиданности, споро отодвинула стул и дрожа села рядом.
Так и началась ее учеба. Она и помыслить не могла, что ей – бедной сироте, откроются все знания миров. Да и кто ей их рассказывает, да указывает – сама Царица подземного мира, богиня Морена, жена самого Кащея.
Вскоре девица и сама могла священные книги читать, да знаниями разум свой наполнять. Видеть стала многое, подмечать и понимать.
Долго ли коротко ли длилось ее обучение, но однажды она проснулась с мыслью: «Вот и все!».