Супруга с опытом работы

Ромео вернулся из купальни и лег рядом, чистый и благоухающий. Нежно провел рукой по моему животу.

– Нам нужен любовник, – сказал он решительно.

– Всем нужен любовник, – проворчала я, внутренне полностью согласная.

– Что ты думаешь о после Иллирии?

– Ни в коем случае! – ужаснулась. В Иллирии это норма жизни, но зачем делать достоянием гласности особенности собственного консорта? – И твой дель Лебрен никуда не годится. И деи Гренор мне тоже не нравится.

– На тебя не угодишь, – сказал Ромео недовольно.

Да, я была капризна и придирчива. И не хотела, чтобы наш общий любовник напоминал мне короля Эрберта. Наши вкусы на мужчин совершенно не совпадали. Ромео западал на рослых, могучих мужчин, а я предпочитала худощавых и гибких. Мы постоянно присматривались, советовались, но пока к единому мнению не пришли. Конечно, я бы могла завести собственного любовника, а Ромео – своего, но весь нюанс заключался в том, что мы совершенно не хотели отдаляться друг от друга. Я бы безумно ревновала Ромео, а он бы выглядел смешно и глупо. Поэтому мы искали того, кто смог бы гармонично дополнить наш союз.

– Виконт Штернблум хотел предложить свою кандидатуру, – нехотя сказала я.

– Нет, ни за что, – тут же ответил Ромео. – Не хочу даже видеть его рядом с тобой.

– Я так и подумала. Через четыре дня бал дебютанток, ко двору будут представлены юные отпрыски знатных семейств. Может быть, там что-нибудь удастся подобрать.

– Сомневаюсь. Зачем нам зеленый юнец? Я бы предпочел опытного мужчину постарше.

– Да где ж его взять, – проворчала я. И кому из нас трудно угодить? – Тебе и постарше, и не страшного, и умного, и решительного, и чтобы был ласковым и нежным… и главное, чтоб понравился нам обоим!

***

Ромео слегка сжал мои пальцы. Мы сидели на обитых бархатом тронах, наши руки, лежащие на широких подлокотниках, иногда соприкасались, практически незаметно для окружающих.

– Нет, – прошептала я, не поворачивая головы.

Не знаю, чем привлек внимание Ромео этот юноша. Тощий, нескладный юнец, на щеках которого горел яркими пятнами костер смущения, а лоб украшала россыпь boutons d'amour[4 - boutons d'amour (фр.) – угревая сыпь, юношеские прыщи.]. Пальцы Ромео легко соскользнули, а указательный чуть заметно прикоснулся к моему мизинцу. Ах, не этот мальчишка, а его сопровождение? Пришлось с милостивой улыбкой слегка повернуть голову. Надо полагать, мужу понравился не этот лысеющий толстопуз, кланяющийся с многословными благодарностями, папаша юного дебютанта. Я равнодушно посмотрела на второго сопровождающего. Определенно, тоже не красавец. Тоже худой и какой-то нескладный. Впрочем, лицо чистое, довольно приятное, но совершенно обычное. Прямые темно-русые волосы аккуратно зачесаны за уши. И смотрит он не на меня, а на Ромео, в отличие от толстяка и его сына, пожирающих меня глазами. Я слегка повернула голову налево. Тут же статс-дама, стоящая за спинкой трона и чуть левее, напомнила мне, что я имею радость лицезреть виконта Октава делла Брушена с его сыном Алэром. Я продолжала держать голову склоненной налево, и дама торопливо зашуршала страницами миниатюрного блокнотика.

– Этот третий… лэрд Гвеналь делла Брушен, дядя Алэра, младший дознаватель столичного управления правопорядка.

– Нет, – прошептала я, поворачиваясь к Ромео. Нам рядом только не хватало крысы, шпионящей не только по зову сердца, но и по профессии!

– Да, – мягко улыбнулся Ромео, поцеловал мне ручку и глазами снова указал на тощего дядюшку. Что я там не видела? Дядюшка провел изнутри языком по щеке, сохраняя самый почтительный вид. Волнуется, родственничек.

– Хорошо, если ты уверен, попробуй, – прошипела я, почти не размыкая губ. И громко сообщила, как я рада видеть семейство на балу.

Лэрд Гвеналь еще раз поклонился, бросив многозначительный взгляд на Ромео, и удалился вслед за родственниками. И чем, интересно, так доволен стал Ромео?

К трону робко подошла совсем юная девушка, почти девочка. Платье явно было ей великовато и сползало с плеч.

– Лира Розетт деи Дорини, столичный Королевский приют, – доложила статс-дама, сверяясь со списком.

– Сколько вам лет, дорогая Розетт? – я улыбнулась робеющей девушке.

– Пятнадцать, – ответила она, отчаянно краснея, стараясь незаметно поддернуть сползающий лиф повыше.

– Я рада вас видеть, лира Дорини, и желаю приятно провести время на нашем балу, – кивнула девушке. И злобно прошептала: – Они там что, с ума посходили в приюте? Ей еще в куклы играть нужно, а не замуж!

Пока к трону шла очередная дебютантка, лира Мартейн успела доложить, что единственный дальний родственник девушки проживает в Иллирии и отказался брать на себя попечение сироты, а у нее, разумеется, не осталось дома и средств, какая неожиданность! Поскольку на момент смерти родителей она обучалась при монастыре, то из привилегированной пансионерки просто стала воспитанницей.

– Не тот ли это барон Дорини, который проживает в Авасте? У него там роскошный дом, и денег достаточно, чтоб содержать дорогих любовников, – ядовито заметила я, улыбаясь очередной сиротке. – Разберитесь с наследством лиры. Если наследство захватил барон, то верните средства в страну, с чего бы нам обогащать иллирийцев? Ближайшие пару лет девочке нечего делать в столице! Сестры-наставницы слишком торопятся ее спихнуть с рук.

– Такая юная, свежая, невинная лира могла бы привлечь внимание столичных кавалеров, – вкрадчиво прошептала статс-дама.

– Могла бы, – согласилась я. Только это явно не на пользу девушке бы пошло. Попасть в руки сладострастного старика или потасканного садиста вряд ли было пределом ее мечтаний. А кто еще всецело оценил бы неопытность и невинность? Только тот, кто жаждет потоптаться по ним.

– Определенно, девушка для замужества слишком юна. Преждевременно ее было привозить, сообщите о моем неудовольствии начальнице приюта.

– Ваша воля, королева, – статс-дама черкнула в блокноте.

***

Танцевать мы оба любили, я и Ромео. В правильном, нормальном фэнтези героиня-попаданка в шумном обществе тушуется, чувствует себя не в своей тарелке, и вообще, предпочитает «высокоинтеллектуальные» занятия (рефлексию и уныние) флирту и танцам. Проще думать, что ты особенная, возвышенная, непонятая людьми, чем признаться себе, что ты всего лишь зажатая неуклюжая корова, без чувства ритма, не умеющая красиво двигаться под музыку, и не обладающая способностью поддержать приятный разговор ни о чем.

Я оказалась в неправильном фэнтези, поэтому считала, что активный отдых и необременительное общение дают отличную разгрузку мозгу. Так что вихрь музыки подхватил нас с Ромео, и мы закружились по залу. Мы двигались очень слаженно, и могу без ложной скромности сказать, что смотрелись мы изумительно гармоничной парой. Два белокурых ангела.

– Ты пошлешь ему приглашение? – спросил Ромео, с надеждой глядя на меня.

– Да, – выдохнула. Кто я такая, чтобы мешать личной жизни собственного мужа? – Надеюсь, ты не ошибся. Кстати, Ромео, что означала эта пантомима? – я скользнула языком по внутренней поверхности щеки, как лэрд Гвеналь.

Ромео неожиданно покраснел. Я вопросительно подняла бровь. Мы договаривались не иметь секретов друг от друга и поддерживать во всем.

– Он хочет познакомиться с… моим другом, – признался Ромео.

– Очаровательно, – хихикнула я, поворачиваясь так, что юбки взметнулись колоколом. – Знакомиться будет, разумеется, ртом?

– Да, – шепнул Ромео, пропуская меня под рукой. – И у него большой член.

– Невероятное достоинство, – фыркнула я.

– Да уж, немаленькое, – рассмеялся Ромео.

И как он успел рассмотреть такие подробности? Впрочем, мужу виднее. Если уж ему так приглянулся этот Гвеналь, который так открыто предлагает свое внимание, пусть наслаждается. Запретный плод сладок, а утоленное желание быстро угасает. При дворе полно более видных и более достойных кандидатов на нашу постель, чем мелкий судейский чиновник.

Сегодня вечером я собиралась открыть Павильон для непристойных утех. Несмотря на мои подробные инструкции, ни графу, ни виконту Штернблуму не удалось в него проникнуть. А то, что в бытность принцессой Вероника Варронская устраивала там секс-вечеринки на регулярной основе, ни для кого в столице секретом не было. Ну, конечно, пока я не попала в ее тело.

Мне много рассказывали о подвигах любвеобильной принцессы. И бороться с ее репутацией оказалось невероятно сложно. Приходилось признать, что прослыть секс-символом Элизии мне удалось совершенно незаслуженно.

Я была в Павильоне лишь один раз, перед тем, как меня подарили королю Эрберту и, признаюсь честно, было, что вспомнить, с покрасневшими щеками и сильно бьющимся сердцем. Девичник тогда определенно удался.

Второй раз Венделин открывал Павильон на моих глазах, собственно, поэтому я и знала алгоритм доступа в прибежище разврата. Тогда я срезала и спрятала все накопители, которые хитрые маги там установили. Они копили сексуальную энергию. Естественно, сбор шел на благие цели, как они мне вдохновенно врали в Цитадели. Что делать с артефактами, я не знала, использовать не могла в силу полной магической бездарности, но сам факт, что они не достались ни Штернблуму, ни Венделину, согревал сердце.

Третий раз я открыла Павильон, потому что была невероятно зла на Жерома, и оставила его там с двумя товарищами, накачав их сильнейшим афродизиаком. Думаю, что они испробовали друг на друге все девайсы, которые там были. А там было все, что может только вообразить извращенная фантазия любителя жестоких игрищ.

Ромео безумно хотел убедиться, соответствуют ли слухи о развратности и изощренности королевы действительности. Нет, в моих личных качествах он не сомневался, помнил еще, сколько уговаривал меня нацепить страпон, но побывать в Павильоне по королевскому приглашению мечтал каждый половозрелый придворный. Странно было бы, если бы я упустила эту часть праздника. Следовало соответствовать.