В тишине было слышно, как капает кровь – капли стали совсем мелкими и скупыми. Собрав последние силы, сорока гордо подняла голову и, опираясь на крылья, посмотрела на луну. Потом раздался ее хриплый голос, и в нем была странная нежность:
Помню те дни, когда мне твердили:
«Ты птица высокого полета,
жизнь твоя протечет легко и счастливо
и будет долгой-долгой».
Так говорили мои родичи.
Я же отвечал им:
«Ерунда, ведь это вы рождены
быстрыми и проворными…»
Сорока запнулась и, тяжело дыша, произнесла виновато:
– Вот незадача: я сбился. Такое иногда случается со мной, ума не приложу, почему…
Полковник, махнув рукой, дал ей понять, что ничего страшного и он терпеливо ждет.
– Итак, – сказала птица, – на чем мы там остановились?
«…Ерунда, ведь это вы рождены
быстрыми и проворными.
И ждет вас слава. Может,
вам даже воздвигнут памятник.
Вот увидите, вы гораздо лучше меня
и проживете дольше».
Отвечали мои родичи:
«Зачем ты скромничаешь?
Природа наградила тебя так щедро,
что ты заткнешь за пояс всех прочих птиц».
Тогда я напускал на себя сердитый
вид: «Нет, братцы! Кому, как не вам,
Взмывать в небеса?
и где-то над Америкой – о, прекрасный сон! —
будете почивать на лаврах, как Наполеон».
Долго мы пререкались. Спорили
в апреле, в августе, в сентябре… Лютый
декабрь настал, и ветер задул холодный,
они не умолкали: «Ты самый из нас благородный…»
– Смотри-ка, у тебя вышло в рифму! – крикнул снизу полковник.
– И правда, – сказала сорока, – я и сам услышал. Жаль только, что…
Себастьяно Проколо не сводил с нее глаз. Он заметил, как голова сороки поникла, точно тряпичная. Птица завалилась на бок, на мгновенье замерла и упала на соседнюю ветку, потом ниже, еще ниже, пока в конце концов не распласталась на земле.
Полковник подобрал птицу, подержал ее в руках и снова уложил на траву. Когда он направился обратно к дому, уже светало.
Глава VI
В точности неизвестно, откуда Себастьяно Проколо узнал про лесных духов и про ветер Маттео.
По рассказам Ветторе, однажды вечером Проколо увидел в лесу свет и, никем не замеченный, пошел выяснить, в чем дело. Оказалось, это Бернарди с фонарем в руке провожал домой троих ребятишек, заблудившихся в чаще, – все трое были из пансиона, где учился Бенвенуто. Бернарди рассказывал им про духов и про ветер, не подозревая, что полковник шел следом и все слышал.
Другие утверждают, что полковник понимал язык птиц и это они поведали ему историю.
Оба предположения, однако, не слишком убедительны. Несомненно одно: Проколо прознал обо всем очень быстро. Останься он в неведении, не случилось бы того, что случилось.
Это старинное поверье вспоминали часто, но никто не принимал его всерьез. Людям оно кажется далеким от правды, и по сей день в Нижнем Доле не найдется, пожалуй, никого, кто не считал бы его выдумкой; и даже если бы они прочли эту книгу, то все равно, наверное, не поверили бы, настолько те люди полны предрассудков и держатся за избитые истины.
Еще много веков назад стали замечать, что Старый Лес не похож на другие. О таких вещах, судя по всему, предпочитали не высказываться вслух, и тем не менее жители долины были в этом убеждены. Однако никто не мог объяснить, чем все-таки Старый Лес отличается от остальных лесов.
Это удалось выяснить только в начале прошлого столетия. Аббат дон Марко Мариони, побывав в тех местах, понял, почему Старый Лес – особенный. Аббат не нашел ничего странного в том, что разузнал, и в своих «Записках странствующего клирика по геологии и естествознанию», изданных в Вероне в 1836 году, посвятил открытию лишь несколько строк.
Его рассказ краток, но предельно ясен:
«В той долине все услаждало мой взор.
Я бродил по чаще – жители Альпийских гор прозвали ее Старым Лесом; она славится могучими деревьями, которые гораздо выше колокольни Святого Калимера. Мне довелось заметить, что внутри стволов живут духи, каковых можно повстречать и в других землях. Я расспросил об этом местных жителей, но, похоже, они ничего не знали. Каждое дерево, я полагаю, служит убежищем для духа, и время от времени он покидает свое жилье, принимая облик зверя или человека. Те создания простодушны и добры, они не способны причинить людям вред. Старый Лес простирается на тысячи акров…»
Мариони оказался первым и последним натуралистом, писавшим о духах Старого Леса. Его сведения не были открытием, ведь в Нижнем Доле издавна поговаривали об этих обитателях. Вполне вероятно, что слух пустил какой-нибудь лесник, убежденный в том, что внутри стволов живут духи; но его сразу подняли на смех.
А между тем и жители долины, и сменявшие друг друга хозяева Старого Леса ничуть не сомневались в том, что вековые ели были необычными деревьями. Этим, кстати, объясняется, почему в тех местах никогда не производилось вырубок. Но стоило кому-нибудь завести речь о духах, как его тут же объявляли пустословом.
Только дети, еще свободные от предрассудков, могли заметить, что лес населен духами, и часто говорили о них, хотя и не слишком хорошо представляли, кто они такие. Правда, повзрослев, дети переставали верить в духов и больше прислушивались к родителям, которые утверждали, что все это чепуха, нелепые россказни.
Стоит добавить, что даже мы не располагаем точными сведениями о духах Старого Леса. Видимо, эти существа, как пишет аббат Мариони, и вправду могли выходить из стволов, принимая облик человека или зверя, и случалось это в исключительных обстоятельствах.
Отсюда следует, что им было не под силу тягаться с людьми.
Жизнь духов целиком и полностью зависела от жизни ели, служившей им домом, и длилась сотни лет.
Они были на редкость словоохотливы и, устроившись на макушках деревьев, болтали дни напролет – друг с другом или с ветром. Иногда разговоры не смолкали даже ночью.
Кроме того, как нам кажется, духи быстро смекнули, что их жизнь находится под угрозой и они погибнут, стоит только людям начать рубить лес. Известно, что один из них – жители Нижнего Дола об этом и не подозревали – уже давно делал все возможное, чтобы спасти товарищей. Это был Бернарди.
Он был моложе своих сородичей и не так ленив. Похоже, он почти все время жил среди людей, чтобы отвести от духов беду.
Став членом лесной комиссии, Бернарди много лет подряд убеждал Морро сохранить Старый Лес. Он знал, что Морро тщеславен, и воспользовался этой его слабостью, устроив так, чтобы Морро включили в состав лесной комиссии. Бернарди добыл для него почетную грамоту, и его же усилиями Морро вручили орден. После смерти Морро Бернарди предложил поставить ему памятник – скромный, конечно, но искусной работы.
Скольким пожертвовал Бернарди, сколько принял на себя хлопот и какие только хитрости не пускал в ход ради товарищей. Вечерами, пока остальные духи, покачиваясь на вершинах елей, хором распевали свои излюбленные песни, Бернарди беседовал с Морро, направляя его мысли в нужное русло; ему приходилось обсуждать скучные вопросы, которые ничуть его не волновали, играть в карточные игры, наводившие тоску, пить вино, такое невкусное. А в окно между тем, вместе с пьянящим ароматом хвои лились голоса его беззаботных собратьев.
После знакомства с полковником Проколо, открыто высказавшим свое намерение рубить Старый Лес, Бернарди понял, что уговоры тут бесполезны. И ради спасения духов он решил прибегнуть к крайнему средству – позвать на помощь ветер Маттео.
Глава VII
В начале века Маттео знали все жители Нижнего Дола. Мало кому из ветров удалось так прославиться.