Подвижник Панагуды. Воспоминания о старце Паисии

– Скажи мне, отец Паисий, как ты чувствуешь себя теперь, в преддверии великого путешествия к небу?

– Что тебе сказать, отец Феоклит? Я никогда не танцевал, но теперь, если бы мог, пустился бы в пляс и спел: "Прощай, несчастный мир!".

Таковы были его безмятежие, мир и радость перед смертью, несмотря на все болезни, на тяжелое дыхание, которое постоянно приносило ему неудобства.

То же самое мирное устроение увидели и мы, когда посетили его вместе с игуменом монастыря преподобного Арсения архимандритом Феоклитом и архимандритом Игнатием.

Он был прикован к постели, испытывал боли и находился в предсмертном состоянии. Но с улыбкой, с миром Божиим, превосходящим всякий ум, он воспринимал и нас, и грядущую смерть, которая для него была не смертью, а жизнью и переходом от скорби к радости Царства Божия».

Архимандрит Иоанникий (Коцонис), газета «????????????? ???????». 1994. 1 сентября

Ушел один святой

«В нашу засушливую эпоху блаженный старец Паисий отдал себя на служение людям, восприняв на себя роль утешителя, врача и духовного руководителя. Он стал одним из истинных старцев. Добрый и нежный отец любил всех, и потому его святая личность, подобно магниту, привлекала к себе людей.

Радость воскресения сияла на его лице всегда, даже в минуты скорби.

Его благоразумие было поучительным. Во всем он знал меру, никогда не спешил, все подвергал глубокому изучению, с первых слов, сказанных тобой, понимал тебя. Без преувеличения можно сказать, что он знал то, о чем будет идти речь и как она будет идти. Его целью было руководство, а не устрашение, стремление привести к восчувствованию совершённого упущения и греха, а не подчинить и унизить. Он стремился убеждать, а не подавлять. Какая сила терпения была в нем! В своих непрестанных молитвах он умолял Господа о всем мире и о каждом человеке в отдельности.

В лице афонского подвижника отца Паисия, малоазийца, шедшего путем добровольного мученичества, наша Церковь увидела продолжение золотой цепочки святости. Он был скалой веры, гранитом терпения и исполином безропотного ожидания. Круглые сутки в непрерывном движении, в постоянной молитве. Его биологические нужды были крайне ограничены, почти неощутимы. Его сон на жесткой доске продолжался недолго, а пища была очень скудной. Этот длительный и непрестанный подвиг уничтожил низменные страсти и похоти.

Отец Паисий – этот чистый и простой миссионер – преждевременно нас покинул.

Утомили его мы, пребывающие в страстях и ищущие личной выгоды. Он, презревший смерть, ушел от нас, оставив нам богатство своего сердца и тепло своей любви».

Панайот Лоис, газета «????????? ?????». 1994. 9 сентября

Старец Панагуды

«Ушел великий учитель Православия, наставник грешников, утешитель отчаявшихся, "игумен двадцать первого монастыря Святой Горы"[12 - На Святой Горе всего двадцать монастырей. – Ред.], как называли его сами афониты. Его смиренная келия действительно превратилась в лавру благодаря тысячам паломников, которые ежедневно толпами направлялись от монастыря Кутлумуш к его келий, чтобы получить его благословение и совет в различных затруднительных ситуациях. Деловые и простые люди, монахи и архиереи, судьи, политики, студенты и преподаватели, люди различного общественного положения и образования сталкивались по дороге к Панагуде на тропинке, которая через густую растительность вела к каменной келий монаха Паисия, чтобы из уст подвижника услышать слова наставления и поддержки. Всех он со смирением и простотою учил "евангельскому жительству", то есть "смиренной мысли, чистому помыслу, управлению языком, труду по Богу". Несмотря на любовь к безмолвию, он часто жертвовал им, чтобы принести братиям покой и облегчение.

Свой внутренний свет он передавал другим своей детской улыбкой и глубокими глазами, от которых не были укрыты даже самые сокровенные уголки души. Очень человечный в обращении, одетый в рваную рясу, иногда грозный, а иногда подобный тихому дуновению ветерка, прозорливый, худой и молчаливый, он производил впечатление родного человека, но в то же время и чужого. Его любовь вызывала ощущение давнего знакомства и родства. Его святость – чувство страха и трепет. Это то, что переживает каждый, приближаясь к людям, достигшим обожения.

Великим вкладом старца Паисия было воцерковление верующих. Он учил возвращению к церковной жизни: молитве, богослужению, покаянию, послушанию и любви. Он побуждал паломников находить себе духовника и уважать священный клир. Будучи известным монахом, он кланялся до земли молодым клирикам-студентам, посещавшим его, и настойчиво просил дать ему облобызать их десницу. В общении с людьми он переживал таинство мистического Тела Христова. Он любил Бога и всех без исключения людей с их немощами и страстями. Его снисходительность и кротость были сильным оружием, при помощи которого он подчинял воле Божией самых непокорных. Бесчисленные тысячи людей научились от старца Паисия духовной жизни. Не лгут те, кто говорит о духовном влиянии смиренного афонского подвижника на народ Божий и на возгревание даров Святаго Духа».

Архимандрит Николай (Протопапас), журнал «?????????». 1994. 1-15 сентября

Человек вселенной

«Ежедневно сотни людей в подвижнической келий Старца приходили в мирное устроение благодаря не ложному утешению, а благодаря слову, которое испытывает сердца и утробы[13 - Ср.: Пс. 7, 10. – Перев.], или благодаря самому благодатному присутствию Старца. Любая человеческая боль была для него поводом к молитве. Через два часа после захода солнца начиналось его ежедневное бдение, и за два часа до восхода оно заканчивалось. День и ночь проходили в богослужении, чтении, молитве по четкам, псалмопении, слезах, написании писем, в изнурительном труде, который сопровождался постом и сухоядением.

Жизнь старца Паисия была простой, подобной житиям святых, о которых можно прочитать в синаксариях. Его учение было ясным, пропитанным личным опытом, наглядным и благодатным. Мы видели, как он, славословя, молится в лесу, радуется природе и ее красоте, оберегает и окружает своей заботой самые незначительные вещи. Мы сами были очевидцами чудес, исцелений больных и прозрения. Однажды автору этих строк он сказал: "Молись и будь собранным, потому что придет великое искушение и испытание. Некоторые братья покинут монастырь. Одно крыло здания, где находятся келий, сгорит, другое окажется без крыши, а вы все вместе будете жить в маленьком помещении. Не поддавайся маловерию и не покидай монастыря в поисках другого решения проблемы. Подобно кормилице, собери вокруг себя отцов и ожидай лучших дней".

Старец любил, укреплял всех своих братий-афонитов и помогал им. Он оказывал свою помощь и нам в часы великих искушений, к которым нас подготавливал. Он узнавал о происходящем на Святой Горе, в Церкви и в нашей родной стране, волновался, молился, давал рассудительные советы и часто следил за развитием событий. Он был истинным монахом, отлученным от всего и связанным со всем.

Никому не хотел он показывать своей добродетели. "Мое имя – моя смерть", – говорил Старец. Он не желал, чтобы мы открывали то, что Бог разрешал нам увидеть, и то, о чем рассказывал нам он сам. Его очень огорчали публикации о нем. Что же касается чудес, то они являются знамением Царствия Божия и совершаются для укрепления веры. Но "чудеса совершает и диавол, чтобы ввести в заблуждение", – говорил Старец. Наибольшим чудом была та преображающая сила, которая исходила из чистоты его души и до глубины потрясала того, кого Іосподь сподобил повстречаться с ним.

Отец Паисий, не потерявший своей радости и в продолжение мучительной болезни, находится теперь рядом с Тем, Кого он так любил. Теперь он в Торжествующей Церкви. Но и рядом с нами. Потому что Торжествующая Церковь одновременно является и Борющейся. Мы чувствуем его утешительное присутствие и просим его молитв и заступления».

Архимандрит Христодул, игумен афонского монастыря Кутлумуш, газета «???????????». 1994. 19 сентября

Воспоминания об отце Паисий

«С освященным подвижником, пустынником, безмолвником Паисием я познакомился около тридцати лет тому назад на центральной пристани Афона, в Дафни, когда он возвращался из пустыни горы Синай. Я не знаю, когда он видел меня прежде на Афоне. Возможно, это случилось, когда он монашествовал в обители Эсфигмен. Потому что как только он сошел с борта корабля, сразу направился ко мне, обнял меня, поздоровался со мной по имени и назвал свое имя, которое я уже слышал.

Мы собирались вместе пойти пешком по единственной тогда тропе, поэтому все время пути было в нашем распоряжении для бесконечных духовных бесед. Неописуема была моя радость оттого, что я оказался спутником очистившегося в пустынном подвиге Паисия, который был моложе меня почти на десять лет, но "больше" меня и теперь уже упокаивается в мире среди преподобных отцов.

Действительно, мы пошли по вымощенной камнем тропе, где в ту весеннюю пору растущий вьюн образовывал между деревьями, находившимися по обе стороны от тропы, незамысловатые своды и арки. С монашескими плетеными сумками через плечо – нашей единственной ношей – мы зашагали пешком по направлению к Карее[14 - Административный центр Афона, где находится Протат, осуществляющий коллегиальное управление Святой Горой. – Перев.], коротая время и трудности подъема в дружеской и духовной беседе.

Должен заметить, что радость встречи была обоюдной, если я правильно понял это по выражению светлого лица отца Паисия. Непонятно, по какой причине радовался он. Моя же радость исходила от благого тайного умысла узнать о его предполагаемом подвижническом опыте. Поэтому наш разговор имел форму скорее не беседы, а вопросов и ответов, которые продолжались, пока мы не пришли в городок Карею, то есть около трех часов.

Необходимо признать, что ответы отца Паисия – утвердительные, ясные, согласные с Преданием, – несмотря на то что я не был не искушен в отношении теоретического знания и подвижнического опыта (к тому времени провел в общежительном монастыре уже почти двадцать пять лет), служили для меня дополнительным посвящением в "искусство искусств и науку наук", которыми является жизнь монахов во Христе. Это стало причиной моего удивления его ранней премудростью и святостью, отражавшимися в спокойном выражении его радостно-печального лица.

Чтобы описать все, сказанное за время нашего совместного трехчасового путешествия с чудным Паисием, который уже в преподобных, потребуется много страниц. Но я удовольствуюсь изложением лишь своих суждений и выводов относительно его ответов, потому что мои личные мысли сейчас не являются предметом нашей беседы.

Свои впечатления я мог бы подытожить следующим: Паисий, истинный каппадокиец, соединил в себе все необходимое для того, чтобы стать истинным Христовым подвижником и впоследствии – преподобным. Его природная одаренность вкупе с православной семейной средой и каппадокийскими подвижническими преданиями оградили его от опасности искажения сознания ложными учениями. И таким образом, благодаря непрестанным молитвам, неисчислимым поклонам, постоянному посту, исповеди с малого возраста, регулярному причащению Святых Тайн, чтению житий святых, его душа запылала огнем. Достаточно сказать, что он не закончил обучение в школе, желая как можно скорее, следуя преданию, стать монахом.

Молодым человеком он приходит в монастырь Эсфигмен, где от безмерного подвига тяжело заболевает и откуда на пять лет уезжает в Коницу. Когда он узнает, что климат горы Синай мягче сырого климата места его подвижничества, то уезжает на Богошественную Гору, где живет достаточно долго, пребывая в суровых подвигах, как я понял из его рассказов. По некоторым намекам можно было догадаться о страшных бранях с демонами, об откровениях и, возможно, явлениях Бога…

Тем временем мы незаметно дошли до Карей. Нужно было расставаться. Он намеревался взять какую-нибудь келию восточнее Карей, в районе знаменитой Капсалы. Я по-братски посоветовал ему не селиться там, потому что в тех местах жило много простых подвижников-зилотов[15 - Имеются в виду раскольники, отпавшие в раскол после перехода Элладской, Константинопольской, а также ряда других Православных Церквей на новый григорианский календарь в двадцатых годах XX столетия. Такие раскольники есть и на Афоне, хотя на Афоне традиционно служат по юлианскому (старому) календарю. – Перев.]. По этой причине общение с соседями было бы невозможным. Он ответил, что все же попробует. Мы облобызались о Господе и, попрощавшись, с любовью расстались. В душе же моей осталось удивление.

Через двадцать дней я получил его письмо: "Слава Богу, вашими молитвами я здоров. Вознесшийся сладчайший наш Иисус да дарует вам всегда всецелое здравие… Сначала я, как и говорил Вам, пошел на Капсалу, но обстоятельства оказались точно такими, какими Вы мне их и представили. В немногих словах: каждая калива там – это отдельная Церковь. Мне не говорили даже Христос воскресе. Я ушел оттуда и пришел в запустевший скит Иверского монастыря, где взял одну каливу с небольшой прилегающей территорией и маленьким садом. Калива, как, впрочем, и церковь святых Архангелов, очень старая… Когдая наведу здесь порядок, постараюсь заняться каким-нибудь соответствующим рукоделием… Вот так, отче. Я духовно с благоговением целую твою[16 - Так в оригинале. – Перев.] руку Прощайте. Монах Паисий".

Сей преподобный почтил меня своей дружбой. Мы часто виделись, и у меня была возможность черпать знания и опыт подвижнической жизни от действительно великого подвижника, который подчинил свое тело духу до такой степени, что подвергал его опасности. В одном из своих писем, от 3 ноября 1969 года, он описывает свою поездку в Салоники и Афины к одному хорошему священнику, который был неугоден режиму Иеронима[17 - Иероним, Архиепископ Афинский и всея Эллады (1967–1973). – Перев.] за то, что разрешил поступить в монастырь двум девушкам. Между прочим он пишет и вот что: "Я совершенно не заботился о своем здоровье, боясь, что у меня найдут что-нибудь и потащат по больницам. Только о желудке я посоветовался с одним врачом и теперь буду более внимательным, потому что один чай вредит желудку, что может привести к язве. Теперь буду принимать и твердую пищу"(!). То есть до тех пор он не ел твердой пищи, но "сидел" на одном чае, несмотря на то что у него было только одно легкое, и то обрезанное наполовину!

В действительности я убедился, что блаженный Паисий следовал подвижническому преданию, делая ударение на трех вещах: посте, бдении и молитве, то есть на том, что особенно выделяют наши богослужебные книги, называя главными добродетелями, за которыми следуют "небесные дарования".

Опуская подробности его жизни, я ограничусь нашими беседами за несколько дней до его блаженной кончины. Несмотря на то что ему так нужен был кислород[18 - Видимо, кислородная подушка. – Перев.], он продержал меня рядом у своего ложа достаточно долго. Это происходило в монастыре святого Иоанна Богослова (местечко Суроти под Салониками), где он и предал в руки Божий свою освященную душу и где его могила стала местом всеобщего паломничества.

Сын мира, он советовал пребывать в мире и смиренном послушании Церкви, называя бунтарями людей, противодействующих порядкам, которые не подвергали опасности отлучения от Бога, не затрагивали вопросов веры. Он был огорчен раздорами Церкви и неодобрительно отзывался о тех, кто нарушал ее покой и умалял ее всемирное значение. Он плакал и молился, чтобы Господь даровал им дух покаяния и смирения, чтобы отверзлись их душевные очи и они увидели свои страшные ошибки. То же самое он говорил и о противлении некоторых афонских монахов Вселенской Патриархии.

Горизонт интересов преподобного Паисия был широчайшим и охватывал и Церковь, и весь народ. Его суждения о будущем греческого народа были оптимистичными, потому что он строил их на неопровержимых доводах и пророчествах святого Космы[19 - Священномученик Косма Этолийский (1714–1779; пам. 4/17 августа). – Перев.], надеясь на покаяние нашего народа. И позже, при последних проблесках своего духа, он чувствовал, что греческий народ, пройдя через очистительный огонь, будет прославлен Богом, потому что у него есть сокровище православной веры. Одновременно он с убеждением говорил мне, что Турция прекратит свое существование. Одна ее треть будет уничтожена, другая треть будет вытеснена в глубины Азии, а третья примет Православие.

Он был рад своему уходу. И его радостное душевное состояние я истолковал как результат извещения, которое он получил. Потому что всю свою жизнь он с любовью отдал Господу и своим братьям во Христе, ради которых страдал, молясь непрестанно и постясь, а также принимая на себя боль и страдание, выпадавшие на долю других. Полагаю, что на этом преподобном исполнилось слово святых о том, что он возлюбил ближнего более самого себя».

Монах Феоклит (Дионисиатис), газета «???????????». 1994. 3 ноября

У него был дар общения

«Широко известно, что блаженный старец Паисий, наряду со множеством других даров, которые он получил от всеблагого Бога или стяжал благодаря своему подвигу и молитве, в высшей степени обладал даром общения с лицами всех возрастов, любого общественного положения и степеней образования – от простецов и малограмотных до университетских преподавателей. Несмотря на свое скудное образование (он закончил только начальную школу), он обладал способностью не только понимать своих разнообразных собеседников, но и отвечать соответствующим образом и осуществлять духовное руководство, излагая все понятно и привлекательно. Его особенностью было разнообразное, но подходящее по смыслу употребление различных примеров. Поэтому ясность изложения, а также редкий юмор, совершенно спонтанный, разоружали, но одновременно и вооружали и укрепляли собеседника. При этом возникала дружественная атмосфера, атмосфера умиления и собранности».

Монах Никодим (Билалис), журнал «????????? ??????????». 1994. Октябрь-ноябрь

Книги Старца

«Поскольку у Старца были лишь обыкновенные грамматические познания начальной школы, то необходимо объяснить, что его книги как по содержанию, так и по изложению носят его оригинальный отпечаток. Были исправлены лишь очевидные орфографические ошибки. Естественно, из уважения к его личности была сохранена его фразеология, которая содержит свои неповторимые черты для тех, кто его хорошо знал как благодаря его беседам, так и по переписке.

Книги Старца отличает библейская и святоотеческая мудрость. Но его мудрость свидетельствует также о большом знании человеческой жизни и опыте, которые он приобрел благодаря своему острому уму и памяти. Он был достаточно начитан. Кроме Священного Писания, житий святых, богослужебных книг, подвижнических трудов и писаний святых отцов, он читал и много других душеполезных книг. Отовсюду он черпал пользу, брал суть и духовные мысли, возводя все к источнику всякого добра – Богу, находясь с Ним благодаря своей чистой молитве в непрерывном общении. Потому и устное, и письменное его слово и было, и есть чистое, не "запутанное", как он говорил, а "очищенное и прямое". Таким образом, пусть чтение книг блаженного Старца совершается с молитвой и вниманием, пусть оно просвещает и умудряет читателя, руководит им и поистине насыщает его».