Авдотья пятится от старика и осуждающе смотрит на него.
Ну что ты меня глазищами буравишь? Что? Тебе хорошо. Сидишь себе на кухоньке в тепле, да обеды стряпаешь. Никто тебя не трогает. Не беспокоит. А меня на работу истопником брали. (Бьёт себя в грудь.) Слышишь, истопником! Деревце из лесу привезти, дровишек напилить да печку растопить. Я ведь не нанимался за больными ухаживать! На то специалисты имеются. Так от чего же я виновен-то? Отчего?
Авдотья.(Смотрит направо, за спину старика.) Ну полно тебе. Хватит. Раздухарился-то как. Пошли уже. Идут.
Авдотья и Аркадий Иванович уходят влево.
Справа входят Мужики с крышкой от гроба на головах. Они одеты в тёмные штаны, непромокаемые куртки, шапки и обуты в резиновые сапоги. За ними входят Старики в фуфайках и ватных штанах. Они несут стулья и лопаты. Следом входит Священник, одетый в рясу и чёрную поношенную куртку. Входят двое Юношей с венками, одетые в пальто, шапки и ботинки.
Юноша.(догоняя священника). Батюшка, я спросить хочу. Спросить хочу.
Священник. (оглядываясь на юношу). Пожалуйста, спрашивай.
Юноша. Почему Бог людей молодыми забирает?
Священник. (останавливаясь). Значится, их время пришло.
Юноша.(останавливаясь). Но как же пришло! Как же! Они же ещё не старые?
Мужики с крышкой от гроба на головах. Юноша с венком и Старики со стульями и лопатами. Уходят влево.
Священник оглядывает зрительский зал.
Священник. Если Господь забирает молодых, значит, так ему нужно. Мы не в праве думать о том, зачем Бог это делает. Мы должны смириться.
Юноша. Как же так! Ведь они не успели совершить ничего дурного.
Священник. От Господа суд каждому. Мы же не знаем, кем бы стал рано отошедший из жизни человек. А Бог знает. (идя дальше). Он всё знает.
Юноша.(поспевая за священником). Выходит, что Бог грешников забирает? Грешников?
Священник. (пропуская юношу вперёд). Не только грешников, но и тех, кто достиг духовного развития.
Священник и Юноша уходят влево. Справа входят Мужики с гробом на плечах, одетые в рабочую крепкую одежду и непромокаемые куртки. Обутые в сапоги и калоши.
В гробу лежит умершая Вера в красивом свадебном платье.
Мужик.(говоря вполголоса). Братцы, не могу я нести больше. Скользко. Того гляди, упаду. Давайте передохнём.
Пётр. Держись. Не далеко осталось.
Мужик. Не могу.
Справа входит Егор Никитич, одетый в шерстяное чёрное пальто, фетровую шляпу, брюки и осенние кожаные ботинки. Следом идёт Татьяна Петровна, одетая в полушубок из натурального меха, чёрное платье до пят, шерстяной чёрный платок и сапожки. За ней идут Родственники.
Мужик поскальзывается и чуть было не роняет гроб.
Егор Никитич. (Вздрагивает.) Стой! Остановитесь!
Все останавливаются
Мужик. (сгибаясь под тяжестью гроба). У-у-у.
Пётр. Стулья. Несите скорее стулья.
Старик вбегает слева. Ставит стулья.
Пётр.(Мужикам.) Аккуратно. Опускаем. (Старику.) Стулья придерживай. Скользко же. Уползут. (Мужикам.) Аккуратно. Ставим.
Егор Никитич подходит к гробу. Мужики, опустив гроб, отходят в сторону, закуривают, уходят вправо. Старик отходит в сторону, закуривает, уходит влево.
Егор Никитич.(Телу.) Пускай люди передохнут. А ты пока на поле вспаханное погляди. (обводя взором зрительский зал). Вон оно какое хлебородное.
Пауза.
(смотря вверх). А небо. Видишь, какое низкое! Ещё вчера высокое было холодное, а сегодня опустилось на макушки деревьев и лежит тихонько, на тебя смотрит. Прощается.
Татьяна Петровна. (Подходит к гробу.) Дочка, на кого же ты нас, сиротинушек, покинула! Ведь никого у нас с мужем детей не остаётся. Одна ты была. Родненькая! Одна!
Егор Никитич.(вытирая соскочившие из глаз слёзы). Ну, будет. Как-нибудь. Как-нибудь.
Татьяна Петровна.(хватаясь руками за стенку гроба). Не уберегли мы тебя, дитятко. Не сумели. Сами дверь в дом этому прохвосту открыли. Сами тебя сосватали. А он вон как обошёлся с тобой. Окрутил! Бросил! А ты любила. Как же ты его любила! Так только в двадцать лет полюбить можно. Я видела в тебе эту любовь. Я знаю!
Егор Никитич.(положив ладонь жене за плечо). Ну, будет.
Татьяна Петровна. (Оборачивается на мужа, обтирая рукой слезы с щеки.) Это я виновата в смерти нашей девочки! Я могла спасти её! Ведь я мать! Я должна была предвидеть, чем может окончиться эта любовь! Я должна была почувствовать!
Егор Никитич. Нет. Ты не виновата. Ты, как и я, была счастлива видеть её влюблённой. Такой воздушной. Такой лёгкой. (плача). Такой живой. Ты не виновата в её смерти. Никто не виноват.
Слышится порыв ветра. Слышишь, никто.
Егор Никитич призывает мужиков продолжить нести гроб. Мужики входят справа, тушат окурки сапогами. Старик входит слева, тушит окурок пальцами руки и кладёт его в карман. Егор Никитич отводит Татьяну Петровну в сторону.
Мужики подходят и расстанавливаются по углам гроба.
Пётр. (Мужикам, вполголоса.) И-и-и! Взяли!
Старик берёт стулья и торопливо уходит влево. За ним уходят все остальные.
Эпизод второй.
Тухнет свет. На сцену вносят декорации: шлагбаум, кладбищенские ворота с крестом, деревянную бытовку с печной трубой. За бытовкой растут тополя.
В центре сцены синим светом высвечивается стеклянная коробка, в которой находится Вера.
Вера. Я будто очнулась от продолжительного сна. Но я не помню, чтобы спала. (оглядывая себя). И я одета. Стою посреди комнаты. А всё вокруг мне кажется каким-то странным. Точно не настоящим. И почему так тихо? И одиноко.
На сцене зажигается свет. В бытовке на стуле сидит Малый с закинутыми на стол ногами, обутыми в кирзовые сапоги. Он одет в простую и чистую рабочую одежду. Дремлет.