Сыщик. Васюганский «спрут»

Зная свою работу на все 100%, любя и чувствуя ее кожей и каким-то еще внутренним чутьем, понимая, что не могу делать шаблонно того, что от меня требует система, я уже начинал действовать исподтишка. И не специально это получалось. Как-то автоматически, подсознательно.

Видя отчетливо, где начальство покрывает коррупционеров или закрывает глаза на откровенные факты, а некоторые из них набивают свой карман, прикрываясь служебной необходимостью или чувством ложного долга, я уже не искал ни друга, ни брата, ни соратника по службе. Я работал и действовал один, так же как и сейчас, спустя 17 лет, работая частным сыщиком.

Тогда мне приходилось в открытую бастовать или втихую обманывать руководство, лишь бы делать так, как мне считалось правильным… Это не часто, но приносило плоды, вкусные положительные плоды. Иногда я даже наслаждался происходящим…

Так, по одному делу, которым я занимался в течение нескольких месяцев, собирая материал, указывающий на совершения преступления одним коррумпированным чиновником в милицейских погонах, мне необходимо было направить собранный материал в следственные органы для возбуждения уголовного дела. Однако начальник моего отдела запретил мне так делать, приказав забыть про материал, так как этот чиновник когда-то служил вместе с моим начальником.

Тогда я просто дождался, когда он уедет в командировку в другой регион и подписал сопроводительный документ в следствие у его зама, сославшись на то, что начальник в курсе.

Собственноручно и благополучно доставив материал в прокуратуру, дождавшись возбуждения уголовного дела, и даже получив лично в отделе статистики карточки о возбужденном уголовном деле, я привез и доложил руководителю о результатах работы, не взирая на его крики, вопли и сопли…

Скажу вам искренне, что это те редкие, но незабываемые моменты, когда ты катнул шар в лузу и, даже не представляя его истинного пути, совершаемых им маневров, не учитывая встречный ветер, кочки под ровным покрывалом бильярдного стола или иные неровности, неприятности или препятствия, точно знаешь, что он, этот твой «шарик», всяко найдет нужную лузу… Как будто намагничены они оба: он и она… И такая радость тебя одолевает, что не нужно своими руками ничего больше делать, не нужно пуп надрывать, кому-то что-то доказывать, лбом биться об бюрократическую стенку кумовства и «сослуживства»… Нужно просто дать импульс, искру света в этот темный мир коррумпированной системы…

И практически все мне сходило с рук, и даже там, где ходить приходилось по лезвию, по тем разработкам и материалам, на которые отдельные коллеги и руководители откровенно смотрели с упреком или даже ненавистью.

Однако, работая по делу с Марком Соломоновичем, мне все же пришлось допустить одну досадную осечку, позволившую системе избавиться от меня… Ну что же, всего не просчитаешь. Не предусмотришь. Соломку везде не подстелешь.

В итоге одна ошибка, допущенная мною, позволила дереву сбросить, избавиться от этого надоедливого плода…

А может, это все было сделано вовремя? Я наелся ею, научился всему, насытился ее плодами, и она отпустила меня и простила… как заблудшего сына. Как отпускает медведица своего повзрослевшего медвежонка, выросшего на ее молоке, как выросший тигренок уходит от своей матери в самостоятельный путь, на свою тропу, территорию…

Глава 4.Нор

Не будет ветер дуть – листок не пошевелится.

Татарская пословица.

Это был конец осени 2006 года. Я постоянно мотался в городскую прокуратуру к следователю Шушарину Василию Николаевичу, который вел уголовное дело о коррумпированном чиновнике.

Я, как опер, поднимавший материал с самого его дна, инициировавший возбуждение данного дела, осуществлял его же сопровождение, выполняя отдельные поручения следствия, отвозя-развозя запросы, собирая и привозя ответы, выполняя отдельные несложные следственные действия.

Порою я был у Шушарина чаще, чем на рабочем месте в своем служебном кабинете. Объем выполняемой вспомогательной работы по делу был достаточно велик, но это не смущало меня, мне это даже нравилось.

Небольшой кабинет Шушарина был расположен в самом конце коридора помещения, занимаемого следственным отделом городской прокуратуры города Новосибирска.

Вместе с Шушариным в одном кабинете, прямо напротив его стола, находилось рабочее место еще одного следователя. Его звали Илья со странной фамилией Нор.

Мы познакомились с ним тогда же, когда я в первый раз прибыл к Шушарину.

– Илья. Нор. Фамилия такая, – представился он мне.

– Нор? Странная фамилия. Француз, что ли? Парле франсэ? – спросил я, засмеявшись.

– Я-я… натюрлих, – ответил Нор и рассмеялся в ответ басистым смехом.

Скажу вам откровенно, что странных фамилий у героев этой повести будет достаточно много, и не потому, что я их так видоизменил.

Я, естественно, подкорректировал часть из них, но и в действительности участники тех событий просто блистали особыми «прицепами» к своим именам и отчествам…

Когда я был у Василия и обсуждал с ним отдельные моменты нашего дела, Нор постоянно сидел за своим столом, уткнувшись в монитор компьютера.

Его стол был завален томами каких-то уголовных дел или материалов доследственных проверок.

Зачастую мы с Василием громко обсуждали материалы «нашего» дела, какие-то результаты следственных действий, перспективы расследования того или иного эпизода. При этом часто просто балагуря, хохоча, распивали чай в разукрашенных под старую русскую роспись чашках.

Нор же всегда был в одиночестве. Я никогда не видел, чтобы к нему приходил кто-то из оперов хоть по какому-то делу. Я даже жуликов или свидетелей, допрашиваемых им, ни разу не видел в кабинете.

Складывалось впечатление, что он вообще статист какой-то, поглощенный работой над бумажными архивами… Мне казалось, что он отвлекался от своей писанины только тогда, когда я заглядывал в кабинет и начинал балагурить с Шушариным.

Нор с удовольствием присоединялся к нашему чаепитию, вставлял свои «пять копеек» в шутки юмора, и тогда оказывалось, что он свойский парень, очень любящий пошутить и посквернословить.

В один из дней очередного посещения следователя Шушарина и отчета перед ним о проведенных мероприятиях, за распитием очередной кружки чая, балагуря и хохоча над очередным анекдотом, Нор обратился ко мне:

– Слушай, у меня в производстве есть одно дело о вымогательстве девяти миллионов рублей. Я уже кучу поручений разослал: и в управление уголовного розыска, и в УБОП местный, и на территорию, где было совершено преступление, – толку никакого нет. Либо отписки формальные, либо вообще тишина. Я, как погляжу, ты опер «козырный», может, уделишь внимание этому делу?

– А че за дело-то? Если чистое вымогательство, то мне это неинтересно, у нас своя специфика, ОПГ нам подавай и «погоны» должны фигурировать.

– А там в перспективе и ОПГ, и «погоны» будут, – радостно вскликнул Нор, заваливаясь на спинку кресла и широко улыбаясь, закинув при этом руки себе за голову. – Ком цу мир, – произнес он, не прекращая улыбаться и показывая мне рукой на стоящий рядом со мной стул.

– Дело вообще странное, – начал он. – Оно возбуждено еще год назад по прямому указанию генеральной прокуратуры и передано нам на расследование.

– Так вымогательство же – милицейская статья? Его наши следователи расследуют. Вы-то тут причем? – возмутился я.

– Вот и я о том же, но УПК допускает изъятие дел из милицейского производства и расследование их следствием прокуратуры при особых обстоятельствах. Не «парь» голову из-за этого. Дело возбудили еще «ваши» следователи, прокуратура его изъяла из их «оборота», передала нам – я расследую. Только оно мертвым грузом лежит.

– Мне без оперативного сопровождения никак, а у меня одни филькины грамоты от оперов. А там адвокат один московский, весть мозг генеральной прокуратуре вынес, добился и возобновления дела, и его передачи нам. Теперь мне «мозг кушает». Почему, мол, я ничего не предпринимаю по делу… Давай подвигаемся вместе. Дело на самом деле интересное и непростое.

– Ну, давай рассмотрим этот вопрос в интересном для нас ракурсе, – сказал я, и мы оба рассмеялись.

«Интересное и непростое дело» – меня так легко было подкупить этой фразой.

Тем более возбужденное не по устоявшимся уголовно-процессуальным канонам, а по жалобе адвоката, да еще и стоящее на контроле у самого заместителя генерального прокурора в Сибирском федеральном округе.

Это дело заслуживало, по крайней мере, внимания с моей стороны… и стоило мне карьеры, как выяснилось позже.

Я начал тут же изучать отдельные материалы дела, любезно предоставленные мне следователем Нором. Он распечатал мне постановление о возбуждении дела и справку-меморандум по нему.

С одной стороны, оно выглядело вполне заурядно. Двое модных «комерсов» с простыми русскими фамилиями Мухомедьяров Ривхат по кличке «Татарин» и Витя Козлевич по кличке – впрочем я не буду писать здесь и так очевидное прозвище второго вымогателя – требовали деньги у женщины с красивой немецкой фамилией Дильс – такой же коммерсанткой, занимающейся реализацией мясопродуктов крупным оптом на территории нашей области и близлежащих регионов.

Женщина, испугавшись психологического давления, оказываемого на нее, и поддавшись на угрозы и шантаж с их стороны, продала все имущество фирмы, назанимала денег в долг и выплатила негодяям требуемую ими сумму денег в размере девяти миллионов рублей…

Доллар США тогда стоил 27 рублей. Если переводить сумму вымогательства на американскую валюту, получится порядка 333 тысяч долларов. Не хило, даже по сегодняшним меркам.

Однако это была лишь середина болота. Того самого, Васюганского.

Это дело планомерное и вялотекущее, как медленная и неповоротливая маловодная речушка, покидающая просторы Васюгана, выпуклого из-за ежегодного наслоения торфа, стекая с него, обводняя все вокруг и постепенно его расширяя, вытекало из другого дела, по которому сожитель той самой женщины с не менее звучной, но уже хохлятской фамилией Лизогуб, задерживался и арестовывался сотрудниками могущественного силового ведомства – оперативно-розыскного бюро ГУВД по Новосибирской области.

Ему инкриминировали покушение на мошенничество в особо крупном размере.