Цеховик. Книга 8. Запах денег

– Злая девочка.

– Ты тоже злой, – обиженно пыхтит она.

– Я три недели дозвониться не мог.

– Я там танцы разучивала, чтобы тебя поразить, а ты тут… Видела я сколько баб вокруг тебя вьётся… И молодые и старые…

– Зачем ты вообще это затеяла? Разве ты не знаешь, через что проходят королевы красоты?

– Откуда мне знать? Я ни через что не проходила. Принесла фото в Новосибирске в твоё казино и ждала, когда придёт письмо.

– Ладно. Просто больше так никогда не делай.

Лифт останавливается.

– Всё-таки, объясни, почему ты решила участвовать? Ты хотела больше внимания?

Двери открываются.

– Ты дурак?

Она сердито хлопает меня ладошкой по груди и я чуть сгибаюсь от боли – хлопок отдаёт в желудке.

– Что болит? – тревожно отстраняется она и внимательно меня оглядывает.

Двери закрываются.

– Не отвлекайся! – требую я. – Отвечай на вопрос.

– Просто… – она отворачивается. – Просто мне хотелось быть… нет, мне хотелось, чтобы ты мной гордился. Нет, не так… Чтобы… ну…

Лифт начинает медленно двигаться вниз.

– Чтобы ты радовался со мной не только… не только в постели… Чтобы… В общем, я не хочу просто сидеть дома, потому что ты меня стесняешься. Вокруг тебя всегда шикарные бабы, а я… ну, я никто. Просто какая-то смазливая дурочка. А зачем тебе такая? Я хочу быть… быть для тебя кем-то большим… Да что с тобой? Ты не ранен?

Лифт останавливается и в кабину заглядывает элегантный старичок.

– Простите, вы наверх?

– Нет, мы вниз, извините, – отвечаю я и нажимаю кнопку верхнего этажа. – Нет, не ранен, надо перекусить просто. Слушай, ты не смазливая дурочка. Да, во-первых, не смазливая, а красивая, а, во-вторых, не дурочка… Ну, вообще-то иногда бываешь… ну ладно, да, дурочка ты моя.

– Что?!

– Дурочка, – подтверждаю я. – Но в хорошем смысле. И знаешь, ты меня поражаешь. Я всегда жду, что ты выкинешь какой-то фортель. Ты прям загадка всех загадок, не даёшь мне расслабиться. Не надо было это говорить, да?

Она поднимается на цыпочки и тянется ко мне губами. Мы целуемся до самого верха, до момента очередного «дзинь» нашего лифта.

А потом я сижу за стойкой и ем «Геркулес», сваренный для меня Наташкой. Лида ни жива, ни мертва от усталости лежит на стульях и спит. А я заставляю свою королеву красоты рассказывать о подготовке к конкурсу и, собственно, о самом конкурсе.

– Очень жаль, – замечает она, – что ты не видел ни одного моего выступления.

– Мне тоже, – соглашаюсь я. – Но у меня были очень важные дела, поверь. И ты не предупреждала, что будешь выступать.

– Ты кого-то убил сегодня? – тихо спрашивает она.

– Что? – округляю я глаза. – Нет, конечно.

– У тебя плохая работа, – качает она головой, понимая, что поделать с этим ничего нельзя. – Она тебя изнутри съедает …

– Егор Андреевич, – прерывает нас охранник Костя. – Вас там к телефону.

Я с удивлением смотрю на часы. Времени-то ого сколько. Кто же там, Злобин?

– Кто? – спрашиваю я.

– Новицкая, сказала очень срочно.

Что глубокой ночью может быть срочного у Новицкой? В это время даже и любовью заниматься поздно и лениво. Качнув головой, я встаю и иду к телефону. На Наташку не смотрю, и так чувствую её прожигающий взгляд на затылке.

– Алло.

– Егор… – голос её звучит как-то странно, глухо и испуганно.

– Что-то случилось? – спрашиваю я.

– У меня тут Голубов…

– Кто это? Арсений что ли? Зачем ты его впустила?

В один миг усталость и расслабленность оказываются далеко, где-то в другой жизни. Сердце срывается в галоп, а по спине пробегает озноб.

– А я сам вошёл, – раздаётся развязный, злорадный голос. – И знаешь, что я собираюсь делать? Я собираюсь причинить кому-нибудь жуткую боль и страдания. Скорее всего, это будет Иришка. Хотя, ты можешь её от этого избавить. Приезжай сюда, и я её не трону, удовлетворюсь тобой. Только приезжай один, иначе ей будет очень и очень плохо.

– Егор, у него нож! – раздаётся вскрик Ирины, но резко обрывается и мне кажется, что я слышу сдавленный стон.

– Ничего не бойся, – шепчет он. – Приезжай, нам есть о чём поговорить…

3. Кино да и только

Не бойся, так не бойся. Не буду. Честно говоря, я уже настолько вымотан за эту ночь, что единственное, чего я боюсь, это то, что она никогда не закончится, замкнётся в петлю и будет болтать меня вечно, в этом дне сурка, в ночи, вернее.

Нажимаю на кнопку звонка. Динь-дон, дон-дигидон. Дверь приоткрывается, правда соседняя с квартирой Новицкой. Чуть-чуть, не больше, чем на ладонь. В щель, фиксируемую цепочкой, выглядывает встревоженная старушка.

– Ходють-ходють по ночам… – ворчит она.

Наверное из первых комсомольцев бабуся, а может тёща или бабушка какого-то цекашного функционера, Иркиного коллеги.

– Здравствуйте, – спокойно говорю я. – Извините за беспокойство.