Никто не спасется

Просто не хочу, чтобы багажник моего автомобиля был весь перепачкан кровью. Вот и все.

Когда на твоем месте окажусь я, тот факт, что мое остывающее тело упакуют в большой пластиковый пакет, не вызовет у меня каких-то особых эмоций. Обиды, например. Появится куча поводов для обиды. Но только не этот.

Я на секунду представил свой бледный неподвижный труп, завёрнутый в чёрный полиэтилен. Глаза закрыты. Губы сухие. Волосы слиплись от крови. Я вижу его так ясно. И чувствую что-то сродни облегчению.

Почему они всегда так кричат? Почему умоляют не спускать курок? Неужели им нравиться прозябать в этом болоте? Неужели они не хотят дать покой своей душе?

Конечно же, они с нетерпением ждут конца. Но постоянно обманывают себя. И просят об обратном. О жизни. Природный инстинкт самосохранения – единственное, что еще роднит нас с этим миром. Единственное разумное (разумное, но неосознанное) начало, оставшееся в нас.

Возможно, прислушивайся мы почаще к нашему звериному нутру, нашей животной сути, все было бы не так плохо… И на руках моих было бы меньше чужой крови…

Я завожу шестилитровый двигатель черного Додж Челленджер и трогаюсь с места. В багажнике Доджа – чёрный пластиковый мешок, начиненный человеческим трупом. За эту посылку на мой банковский счёт поступит энная сумма денег.

Ужасно дорогая посылка.

Предрассветный город встречает меня пустыми улицами. Так бывает очень редко. Только в эти самые предрассветные минуты. Город молчит. Город затаился.

Я не спеша выезжаю из центра, из той части, которую прозвали Новой. С южных окраин я двигаюсь по направлению к северным. С одного полюса Старого города на другой. Фавелы окружают Новый город, поэтому мне приходится проехать его насквозь.

И вот сейчас я покидаю центральные кварталы. Наверное, Новый город должен был стать лучше, чем Старый…

Но не стал. Дороже… Намного дороже. Я видел все эти небоскребы, мимо которых сейчас проезжаю, сотни, а может быть, тысячи раз. Но никак не могу перестать размышлять о бессмысленности врожденной в нас гигантомании.

Я постоянно меняю направление, сворачивая с одной узкой улицы на другую. Это лабиринт. В котором мы заключены наедине со своими пороками. Старый город остался в нас. Ведь это не территория, отмеченная на карте. Это мы. Люди.

Старый город стал больше. Новые кварталы – всего лишь новая личина, оболочка, при помощи которой город Ангелов пытался нас обмануть.

Но у него ничего не вышло.

Фары Доджа осязают пустоту улиц. Все ночные обитатели покинули их, расползлись по своим норам. Они не переносят дневной свет, как мифические вампиры. Или, скорее, как кроты, вовсе не способные видеть свет.

В Новом городе ночная жизнь приобрела иной вид. Нет, это все тот же привычный город Ангелов, просто преломленный в призме безлимитных кредитных карточек, элитных проституток и гор кокаина. Суть осталась прежней, убивать и грабить не перестали. Но… делают это здесь… с большим лоском.

В короткие, еще темные и тревожные, предрассветные минуты город дышит полной грудью. На время он сбросил с себя всех паразитов, без конца терзающих его плоть. Усыпил.

Несколько предрассветных минут – все, что есть у нас с городом. Единственное, чем мы действительно владеем. Минуты покоя.

Я даже не слышу рокочущий двигатель Доджа. Ничто не нарушает моего персонального вакуума. И я думаю.

Думаю обо всем. Обо всем, что вижу в свете фар. И о том, чего разглядеть не способен. Я думаю о каждом жителе города Ангелов. Я думаю о себе.

Я наслаждаюсь волшебными фантазиями, вплетающимися в суровую реальность. Даже городом Ангелов можно наслаждаться. И я делаю это без зазрения совести.

Я плыву в потоке, позволяя улицам направлять меня. Я больше не владею своим телом. Мной движет дух города. Он знает, что мне сейчас необходимо.

Он знает, кто я на самом деле.

И он ведет меня. Ведет туда, куда сам я никогда не попаду.

Мы отражаемся в темных витринах спящих магазинов. Я и город. Мы растворяемся в желтом фонарном свете. Мы встречаем зарю.

Этот труп в багажнике – его рук дело. Вся кровь на моих руках – его кровь. Он всегда был убийцей и жертвой в одном лице. Я – всего лишь исполнитель. Пока что я нахожусь на стороне убийцы. Но в любой момент я могу попасть на противоположную сторону разделочной доски.

Тогда город не пощадит меня. Так же, как я никогда не щадил его. Поэтому мы пристально следим друг за другом. Мы всегда рядом, всегда вместе, несмотря на то, что между нами нет ничего общего.

Я гоню мерзавца прочь из своей головы. И он вгрызается в рассвет, словно голодный волк. Он отбирает у зари её, и без того тусклые, краски.

Я крепче сжимаю руль Доджа. Затем жму педаль газа в пол. И вырываюсь из частокола железобетонных склепов, задевающих облака и венчающих собой надменный лик моего давнего приятеля.

Я покидаю Новый город. Дальше маршрут пролегает через старые кварталы. В сущности, Новый город – всего лишь небольшой островок роскоши посреди огромной зловонной лужи. Старого города.

Улицы здесь становятся шире. А дома ниже. Света становиться меньше, так как уличные фонари по большей части не горят.

Здесь все другое: даже воздух абсолютно другой на ощупь, на вкус. За считанные секунды я попадаю в иной мир, словно переворачиваю одну иллюстрацию в книге и впиваюсь глазами в следующую.

По разбитым дорогам не получается ехать быстро. И мне приходится держать в узде несколько сотен лошадиных сил, тянущих вперед мой Додж.

В Старом городе легко заблудиться. Один случайный поворот не туда может резко изменить жизнь. Обычно не в лучшую сторону.

Поэтому я продвигаюсь вглубь Старого города предельно аккуратно и осмотрительно. Я подмечаю возможные укрытия. Я просчитываю маршруты, по которым смогу уйти от погони. А также маршруты, по которым, возможно, придется вести преследование. Я, как рентгеновский аппарат, просвечиваю город насквозь и подмечаю его слабые места.

В моей работе просто необходимы навыки рентген аппарата. Или долбаного экстрасенса. Мага-чародея. Умение выживать и добиваться поставленной цели можно называть как угодно. Хоть магия. Хоть сила воли.

Встреча с получателем состоится в дебрях северных окраин. Тот еще «райский уголок». В такие места даже полиция предпочитает лишний раз не соваться.

Я прекрасно понимаю, почему передача «посылки» произойдёт именно там. Причина проста – абсолютное отсутствие свидетелей. На окраинах обитает только биологический мусор, который можно называть людьми с большой оговоркой, руководствуясь общими анатомическими признаками. Такие существа не способны свидетельствовать в суде. Их и слушать никто не станет.

Для человека, сделавшего заказ, необычайно важно отсутствие лишней шумихи. И как можно меньшее количество чужих любопытных глаз. В наших с ним деловых отношениях – полная взаимная анонимность. Хотя он и знает, кто я. А я давным-давно узнал, кто он.

Этот человек частенько пользуется моими услугами. В основном для устранения конкурентов. И недоброжелателей. И разоблачителей. И слишком умных. Слишком языкастых. Просто выскочек.

Да, он часто пользуется моими услугами. Оставаясь в глазах общественности белым и пушистым. Меценатом и правдорубцем.

Наверное, он просто плохо разбирается в людях и заводит дурные знакомства. Или он – полная сволочь, как все политиканы. Если честно, мне плевать на это, пока его финансовые активы становятся моими. Пока он платит, я слеп и нем. Пока в моем кармане звенят его деньги, я понятия не имею, кто он такой.

Раньше я никогда не доставлял ему трупы. У моих клиентов бывают различные прихоти. Иногда я делаю действительно странные вещи по их просьбам. Просьбам, имеющим определенную мотивацию.

Наверное, этим чокнутым бывает недостаточно того, что неугодный персонаж навсегда покинул бренную землю и больше их не потревожит. Наверное, обычная смерть от выстрела в голову удручает этих людей, моих нанимателей. Они хотят получить наслаждение. Хотят упиваться страданиями своего врага.

И тогда они платят больше, чем требуется. Они платят еще и еще, перечисляя извращенные фантазии, блуждающие в их головах.

В такие моменты у меня возникает вопрос – насколько же сильно один человек может ненавидеть другого? И какие сущие мелочи могут привести к этой ненависти…

Я выполняю свою работу без эмоций. Я отключаю чувства и мысли. Иначе давно бы уже свихнулся. Ни злобы, ни жалости. Я не знаю своих жертв больше, чем требуется для выполнения заказа. За что же мне на них злиться? И тем более, за что жалеть?

Им не повезло в этот раз. Вот и все. Они ведь могли избежать такого печального итога. Они могли жить по-другому. И никогда меня не встретить. Может быть, у них даже получилось бы дожить до старости.

Конечно, я не исполняю абсолютно все прихоти, за которые мне готовы платить. Случается, что желания клиентов выходят далеко за рамки разумного. И каким бы беспринципным негодяем я не был по жизни, в моей голове существует определенная планка, которую я никогда не переступлю.