Обнажая искренность

–Я не особо подготовлена, не думала, что мы начнем прямо сейчас. Я планировала обговорить на этой встрече детали, – протянула она.

–Какие детали, ты же профессионал, – произнес я.

–Ну хорошо. Я задам несколько вопросов.

Алена посидела молча несколько минут, потом достала блокнот и ручку.

–И так, приступим, – сказала она, – у тебя есть спутница?

–Я девственник.

–Почему ты захотел стать писателем?

–Следующий вопрос, пожалуйста.

–Максим, я оставила первый вопрос без твоего пояснения, поскольку это личное, но второй вопрос касается твоего творчества, он необходим для статьи.

–Ну хорошо, я отвечу. Я не становился писателем и не решал им стать. Писателем невозможно стать. Ты либо писатель, либо нет. Если у тебя получается писать относительно хорошо, то, возможно, это твое, если нет, то лучше тебе заняться чем угодно, только не писательством. И еще, если ты можешь не писать, то лучше не пиши. Занимайся чем угодно – продавай, подметай улицы, разгружай фуры, иди работать в офис, иди служить в армию, но не пиши. Это чертовски сложно.

Алена сосредоточенно записывала мои слова. Впервые, глядя на нее, я увидел ее настоящей, без маски. Она больше не играла, не притворялась. Сейчас она была собой, такой, какая она есть на самом деле – увлеченной и заинтересованной. Мне впервые, с момента нашего знакомства, захотелось узнать ее, заглянуть поглубже и увидеть, какая она внутри. Алена дописала и обдумывала свой следующий вопрос. Тем временем я с треском уплетал свой обед.

–Максим, почему именно романы? Почему не сценарии, например? Есть ведь множество направлений, где можно получать очень большие деньги за свою работу.

–Не знаю на счет других «творческих» людей, но я не умею писать под заказ. Не могу заставлять и принуждать себя сделать что-то. Нечто просто рождается внутри, а я выступаю как проводник этого чуда в свет. «Это» просто приходит через меня. Если писатель пишет по чьему-то указу, это уже не творчество, это заказ, который, скорее всего, обречен на гибель. В нем пропадает та тонкая жилка настоящего чистого творчества, через которую рождаются на свет великие произведения. Тот огонек, что согревал его изнутри, который являл себя свету, погашен и остается лишь сухое безжизненное копирование своих прежних слов или же чьих-то других. Это мертво. И тем более хуже, если человек пишет ради денег, ради заработка и прибыли. Творчества тут нет и в помине. Я лучше умру сам, чем стану писать таким образом.

–Ты пробовал писать что-то другое?

–Иногда рождаются стихи. Но пока ни один из них не опубликован.

–Я могу помочь тебе с этим.

–Я подумаю над твоим предложением, – с улыбкой ответил я.

–Какой совет ты можешь дать начинающим писателям?

–Усадить свою задницу за клавиатуру и не вставать, пока не родиться что-то стоящее. «Истечь на ней кровью.» Если этого не произойдет, никогда больше не писать.

Я заканчивал с ужином.

–На сегодня хватит, – сказал я, – мне нужно вымыть руки.

Я встал и пошел в уборную. Вернувшись, я увидел, как Алена что-то усердно записывала в своем блокноте и резко захлопнула его, когда увидела, как я приближаюсь.

–Что ты там пишешь, – спросил я.

–Это секрет.

–Ну хорошо. Как ты собираешься добираться домой, за тобой приедет твой помощник?

–Я надеялась, мы продолжим наше интервью у тебя дома. Мне же нужно написать о том, как ты живешь, – сказала она и на лице ее сверкнула заинтересованно-игривая улыбка.

–Я же сказал тебе, Алена, мой дом – это табу.

Алена скорчила по-детски обидчивую гримасу, очевидно, имеющую намерение побудить меня передумать. Я не отреагировал.

–Почему, Макс?! – слегка повышенным голосом, почти с протестом произнесла она.

–Что почему?

–Почему ты игнорируешь меня и делаешь это очень грубо, меня это обижает.

–Тебя это обижает, Алена, потому как ты привыкла, что все, чего ты желаешь – ты получаешь. А тут какой-то «шут» тебе отказывает. «Как это так? Да кто он такой? Как он смеет мне отказывать?» – вот такие мысли посещают твою голову по отношению ко мне.

–Откуда тебе знать, какие мысли меня посещают.

–Потому что я знаю людей, и ты их типичный представитель, пусть и одетый в глянец.

–А вот тут было обидно.

–Не нужно обид. Об этом вообще не нужно говорить больше. Давай закончим этот разговор и разъедемся. А когда продолжить интервью, решим завтра.

–Ты словно чего-то не договариваешь. Скажи мне все, что ты думаешь обо мне!

–Тебе это не понравится.

–Вот и увидим. Это, все же, мне решать.

Я посмотрел на нее. Отбросив все предрассудки и суждения, я всмотрелся в нее. Надежда возникла внутри меня, надежда по отношению к ней, надежда, что внутри нее окажется хоть что-то, за что можно зацепиться и вытащить ее из того болота эгоизма, в котором она находится. Внешность меня не интересовала, я смотрел внутрь, пристально всматриваясь в ее естество, и, к моему большому сожалению, не видел ничего, хотя очень хотел увидеть.

–Нет.

–Нет?

–Как-нибудь в другой раз, я устал.

–Это отмазка.

–Думай, как хочешь, – произнес я, встал и начал надевать куртку.

–Ладно, в другой раз, поймала на слове.

–Ловить на слове нет необходимости, я всегда отвечаю за свои слова!

Алена улыбнулась, словно что-то почувствовав.

–Признаться, сначала ты мне не понравился, Максим Орловский. Показался заносчивым засранцем, возомнившим себя гением. Но теперь я вижу, что ты намного… глубже, чем кажешься и совершенно … открытый, ты не притворяешься.

–Тебя это удивляет? – уже одетый стоял перед ней я.