Аквитанская львица

Юный король сомневался, но выражение лица его супруги говорило, что она не примет отказа. Людовик обещал подумать.

– Графы Тулузы – могущественные сеньоры, государь, – выслушав своего сюзерена, вскорости высказался Рауль де Вермандуа. Вельможа королевской крови, хозяин большой провинции, сорокалетний Рауль был верным советником еще при Людовике Шестом, а недавно молодой король назначил его великим сенешалем своего двора. – Это не коммуна, наспех созданная в Пуатье, не чернь, вооруженная чем попало. И не скромный сеньор де Лезе. Право, не стоит, государь…

Но Людовик, лишь по-мальчишески нахмурившись, гордо поднял голову:

– Но и ему не тягаться с королями Франции. Или не так, граф?

– Альфонс-Иордан не отдаст вам свои земли, – убежденно вздохнул Рауль де Вермандуа. – Он только посмеется над этими притязаниями. Крепости юга очень сильны. Он запрет их ворота и выставит против нас войска.

Юный Людовик понимал правоту слов великого сенешаля и осознавал, что притязания Алиеноры чересчур велики. Он был не глуп, этот преобразившийся мальчик. Но в юном короле боролись два чувства: желание укротить воинственный пыл возлюбленной и безрассудная страсть к ней. И страсть победила.

– Ну и пусть, – с горячностью ответил молодой король. – Мы посмотрим, кто кого! Во имя Господа и Франции мы двинем нашу армию на Тулузу!

Переждав очередную зиму, во время которой воинственный пыл всех рыцарей Европы улетучивался, весной 1141 года Людовик стал собирать войско. Задача, поставленная перед феодальной армией, обескураживала аристократов, но слово короля есть слово короля. Они приносили ему оммаж, давали клятву верности. И весной уже двадцатилетний Людовик Седьмой вместе со своей женой выступил в поход на юг Франции. Ради этого Алиенора, привыкшая носить мужское платье, подпоясалась даже широким кожаным поясом воина с мечом у левого бедра. Она смотрелась очень воинственно, и муж вновь гордился ею.

Но похвастаться этим походом они не смогли. Граф Рауль де Вермандуа оказался прав. Каждая южная крепость, а они росли на скалах, точно орлиные гнезда, превратилась практически в неприступную твердыню. Король так и не получил генерального сражения, его войска, с трудом пробиравшиеся по южным дорогам, теребили отряды Альфонса-Иордана. Жгли катапульты, под покровом ночи жалили со всех сторон. Да и непопулярен был этот поход ни среди королевской аристократии, ни среди солдат в армии Людовика, не говоря уже о всей Франции в целом. Все это воспринимали как выходку взбалмошного мальчишки и безрассудной девчонки. Не дойдя до Тулузы, армия Людовика повернула назад. Для короля это была катастрофа, для Алиеноры – жестокое оскорбление.

– Не надо было мне слушаться тебя, – в один из горестных дней сказал он. – Какой я глупец!

Это был крик души, и Алиеноре хватило рассудка не перечить мужу. Она наконец-то поняла, что изначально была не права. Что не все, ею вожделенное, дается ей в руки. И во время отступления муж не услышал от жены ни одного грубого словечка. Аквитанка утешала своего Людовика всеми возможными средствами, а этими средствами юная королева располагала в полной мере. И он наконец-то растаял. Что стоит неудачный поход в сравнении с искренней любовью самого близкого на земле существа? Тем более, самого нежного и обольстительного…

Но главные беды были только впереди…

Алиенора уговорила мужа сделать крюк – коль они на юге, так почему бы не побывать в родной Аквитании? И потом, есть повод показать всей Франции, что не ради одной Тулузы они собрались в дальнюю дорогу. Так королевская чета и поступила. Часть армии, обремененная артиллерией и обозом, пошла на север, к дорогам, ведущим на Париж, а другая, мобильная, в рыцарских седлах, поспешила на запад…

Короля и королеву встречали в Бордо сердечно. Тут искренне любили подобную молнии дочку Гильома Десятого. Она полностью соответствовала темпераменту страны, ее вскормившей. И, конечно, отвечала своим землякам любовью на любовь.

Пиры следовали один за другим, трубадуры посвящали сбежавшей от них Донне все новые канцоны. Людовику Седьмому, которому подобного добра хватало и в Париже, радушный прием быстро надоел, и он приказал собираться. И тут его супруга не стала перечить, только попросила взять с собой родную сестренку Петрониллу. К тому времени это уже был совсем не ребенок, но девушка шестнадцати лет. К тому же, беря пример со старшей сестры, искавшая приключений – и не важно, на чью голову. Лишь бы жизнь была веселой и увлекательной.

Вскоре Петрониллу в компании менестрелей привезли в Париж. Она была горда: ее сестра – королева! Девушка мечтала о выгодном замужестве и большой любви. И в мечтах представляла себе прекрасного юного принца-северянина, например, одного из подрастающих братьев короля. А их, как она слышала, было четверо! Как и старшая сестра, Петронилла была очень красива и уверена в себе.

Но планам ее относительно принца-ровесника не суждено было сбыться. Ее увидел мужественный рыцарь – сорокалетний Рауль де Вермандуа, великий сенешаль двора.

А она увидела его…

Эта встреча оказалась роковой. Роковой уже потому, что Рауль был женат, и не на ком-нибудь – на родной племяннице могущественного Тибо, графа Шампани и Блуа. Юная Петронилла сама не помнила, как после одного из пиров оказалась в объятиях опытного и привлекательного мужчины. Несколько встреч, и они оба решили, что принадлежат друг другу.

Людовик, едва оправившийся после чудовищного позора, все еще приходил в себя. Заботливая жена дарила ему не только свою любовь – по приезде она преподнесла мужу в качестве искупления своих грехов хрустальную чашу на золотой ножке и с резным золотым ободком, в который были вправлены жемчуг и драгоценные камни. Эту чашу, фамильную реликвию, она специально, тайком, везла из Бордо, чтобы подарить ее здесь, в Париже. Людовик был растроган до глубины души.

Но его сердечному спокойствию, возвращавшемуся с таким трудом, продолжаться суждено было недолго…

Петронилла, влюбившись по уши в Рауля де Вермандуа, бросилась в ноги к сестре.

– Алиенора, – отчаянно рыдала она у нее на коленях, – я люблю его! Люблю! Что мне делать? Я утоплюсь, если мы не будем вместе! Сброшусь с моста в вашу холодную и гадкую Сену! – Она поднимала прекрасные зареванные глаза на свою сестру и в кровь кусала губы. – Или выброшусь из башни! – И опять с глухими рыданиями утыкалась ей в колени.

Алиенора тоже кусала губы – ей искренне хотелось помочь сестре. Ведь у нее совсем не осталось родных. Был еще их дядя на Святой земле, князь Антиохии, Раймунд, дорогой для Алиеноры человек, но он казался почти мифическим героем. И она уже была неуверенна, существует ли он на самом деле. А милая Петронилла, ее кровиночка, находилась под боком.

Но что она могла для нее сделать?

А Рауль де Вермандуа, потерявший покой в том возрасте, когда его следует потихонечку приобретать, кусал ногти и не мог дать королю ни одного толкового совета по внешнему управлению государством. И это при том, что мудрого Сугерия по-прежнему не приглашали на Королевский совет. Людовик только хмурился, по своему обыкновению, и недоумевал: не заболел ли его советник?

В один из этих трагических дней, когда разбивались сердца и страдали души сиятельных особ, Алиенора напрямую сообщила о романе великого сенешаля и ее сестры. Что им делать? – спросила она у мужа. Любовь подняла их на своих крыльях, но если это чувство будет убито, то падение любого из них может закончиться смертью.

По крайней мере, теперь Людовик знал, почему его вельможа ходил все это время как в воду опущенный.

– Но у него есть жена, племянница Тибо Шампанского, – сказал он, стоя в ночной рубашке на медвежьей шкуре, грея руки у камина. – Церковь благословила их брак. Что ты хочешь от меня?

– Разорви брак Рауля Вермандуа с нелюбимой женой, – сидя на кровати, поджав ноги, просто ответила Алиенора.

– Разорвать брак?! – Людовик не верил своим ушам. – Я что, папа римский? – Он даже рассмеялся ее просьбе, как остроумной шутке. – Разорвать брак!

– У меня одна-единственная сестра, и я не хочу потерять ее! – грозно откликнулась с постели Алиенора.

– Милая, но это не в моей власти…

– Ты – король! А значит, тебе решать, с кем жить твоим вассалам, кем бы они ни были! Графами Шампани, Вермандуа или Аквитании! Это если мы с тобой, не приведи Господи, решим развестись, – при этих словах Людовик заметно побледнел, – нам придется обращаться к папе. Но развести Рауля Вермандуа и племянницу графа Шампани сможет и пара епископов. Разве не так?

– А повод?

– Повод всегда можно найти. Спроси у своего старого лиса Сугерия, он умен – вмиг подскажет, что делать.

– Я так и поступлю, – холодно откликнулся Людовик.

На следующий день, избегая встречаться с великим сенешалем, Людовик приказал седлать лошадей и вскоре с небольшим отрядом выехал в Сен-Дени.

В аббатстве вовсю шло строительство нового храма. Сугерий, которого отодвинули от политической и административной деятельности, решил заняться переустройством монастыря. К чему тратить впустую время? Когда он будет нужен – его пригласят. А пока он устремил сердце Господу, а очи, опыт и мастерство – архитектуре родного аббатства. Тем более что Людовик, чувствуя неизгладимую вину перед учителем за ничем не обоснованную отставку, делал огромные пожертвования некогда любимому аббатству.

Давно избегавший проезжать мимо Сен-Дени, где он провел столько лет в служении Господу, Людовик был бесконечно удивлен. Впервые во Франции появились стрельчатые арки – они дарили легкость и полет всему сооружению. Было в этом что-то новое, великое, открытое миру. Пронзительно-точное. К небу возносилось необыкновенное и восхитительное здание – все его каменное естество словно устремлялось к вершинам неба, к Богу…

Короля под серым февральским небом смиренно встретил Сугерий. Поклонился своему государю. Людовик ловко спрыгнул с лошади. Когда-то он побаивался седла – причина смерти старшего брата навсегда осталась в памяти. Но последние годы сделали из него заправского наездника – куда тут денешься: походы, войны, марши и демарши. Он давно уже обзавелся огромной конюшней отменных скакунов.

Людовик тепло обнял наставника, и тот сразу понял: пришло время, и он понадобился. Сердце аббата Сен-Дени радостно забилось.

– Прекрасный храм, Сугерий, – тепло сказал молодой король. – Ты всегда был на десять шагов впереди других…

– Рад, что вам нравится, государь, – скромно проговорил священник. – Я пригласил самых талантливых мастеров, в сердцах которых почувствовал движение к великому. Мне сразу понравилась их задумка. Да и вам будет приятно знать, что деньги казны идут не в пустую. Все во славу Господа и для душ наших прихожан.

Король кивал. Вместе они вошли под своды старого храма. Сугерий понимал: это присказка, скоро будет сказка. Людовик перекрестился, пламенно прочитал молитву и, не теряя времени даром, стал рассказывать настоятелю монастыря о новой своей заботе. По мере продолжения его рассказа настоятель аббатства Сен-Дени становился все мрачнее.

И когда от него потребовался ответ, Сугерий не стал юлить.

– Вы даже не понимаете, государь, на что толкает вас супруга, юная королева, – он был очень серьезен, этот полуопальный советник. – Сколько я приложил усилий еще при вашем отце, да хранит Господь его душу, чтобы помирить графов Шампани и Вермандуа. Их распря длилась десятилетиями, поймите это! Граф Шампани – один из самых влиятельных ваших вассалов! У него огромные земли, за ним – большая сила. Если вы своей волей устроите этот развод, он немедленно повлечет за собой разрыв между вами и Тибо Шампанским. И церковь, Людовик, церковь будет целиком на стороне графа.

– Значит, святой отец, вы не видите выхода из этой ситуации?

– Выход только один – убедить королеву не ходатайствовать за сестру и усмирить пыл влюбленных. А еще лучше – отдайте юную Петрониллу за одного из ваших братьев. И вразумите великого сенешаля. Не дайте сделать себя жертвой его похоти. Это было бы неразумно, Людовик. – Он немного помолчал. – Ваш отец одним ударом разрубил бы этот узел.

– Мой отец! – горько усмехнулся молодой король. – Я – не он. И я смотрю на мир своими глазами. А если они и впрямь влюблены? И не могут жить друг без друга? Если Раулю опостылела его жена? Разве не для того у меня королевская власть, чтобы делать людей счастливыми? Близких мне людей. И почему бы Тибо Шампанскому не принять мою волю?