14.300

Денис, отодвинув в сторону уголок шторы и прижав нос к выцветшей москитной сетке, пытался услышать, о чём говорят две фигуры под яблоней. У сетки был едва ощутимый запах, напоминавший не то горелую резину, не то машинное масло; похожий запах стоял у дедушки в гараже, когда он возился со своим «Москвичом». Мальчик глубоко вздохнул. Ему хотелось не видеть того, что он видел, хотелось уйти и заниматься своими делами, так, чтобы всем (и ему самому) было ясно: это его не интересует, не касается, он сам по себе. Но никак он не мог оторваться от окна, и лишь когда две фигуры направились к дому, испугавшись, бросился в свою комнату.

Выйти всё же пришлось: мама позвала обедать, а есть хотелось, поскольку завтрак был уже демонстративно пропущен. Денис устроился у холодильника. Здесь всегда сидел дедушка, и мальчик считал своим долгом оборонять это место.

– Дениска, я тебе подарок привёз, – дядя Володя достал из-за спины толстую книгу в тёмно-синем переплёте с тиснением под золото. – «Три мушкетёра»!

Мальчик хмуро посмотрел на высокого человека, на его мясистую волосатую руку. Он старательно пытался воспроизвести взгляд дедушки, когда тот бывал недоволен поведением мамы. Высокий человек, почувствовав (к удовольствию Дениса) заминку, повернулся к маме:

– Он ведь пятый закончил?

– С горем пополам, – вздохнула мама. Сейчас она выглядела совсем не так, как только что под яблонями. Лицо её будто сделалось старше, а блеск в глазах сменился туманом усталости. – Деша, поблагодари дядю Вову. Видишь, как он заботится о тебе?

Мальчик продолжал безмолвно смотреть на руку, протягивающую ему книгу. Рука была похожа на шею страуса. «Он сам весь, как страус, – подумал Денис, – даже ходит, как страус. Стра-а-аус».

– Деша! Давай не будем опять начинать. Возьми подарок и сядем обедать.

Денис схватил книгу, быстро прошёл в комнату и швырнул её в угол, где громоздилась куча сумок с одеждой (швырнул, впрочем, целясь в тряпки, чтобы этого не было слышно из кухни). Как же он ненавидел это «Деша»! Только мама называла его так. Но ни разу Денис не сказал ей, что не любит этого обращения – частью из-за возраста, частью от того, что он вообще плохо умел объяснять свои чувства и желания словами. Однажды дедушка упрекнул маму, что, мол, не дело так называть мальчика, но ничего, разумеется, не изменилось.

На обед было картофельное пюре с зелёным горошком и сосисками. «Как в столовке пионерлагеря» – подумал Денис, вытаскивая картошку из-под сосисок. Страус хвалил еду, вызывая у мамы довольную улыбку. Денис представил, что сосиски в тарелке Страуса – это огромные африканские черви (ведь черви в Африке, несомненно, должны быть огромными!), и вот он откусывает от них большие куски, а кто-то снимает про это кино – как будут все смеяться!

Такие фантазии – превращение людей в животных – стали с недавнего времени особенной, тайной радостью мальчика. Он, сам того не заметив, доел обед, выпил чай и теперь думал, как бы уйти на улицу.

– Хочешь добавки? – спросила мама. Денис мотнул головой. Тут удача неожиданно повернулась к нему лицом:

– Можешь пойти поиграть в саду. Нам с дядей Вовой надо кое-что обсудить, – сказала мама тем самым голосом, который доносился чуть раньше из-под яблонь. Вот только Дениса эти интонации, которые казались Страусу милыми и ласковыми, обмануть не могли: он знал, что если мама останется чем-то недовольна, последовать может всё что угодно.

Свободный, он выскочил из-за стола, нырнул в занавеси, защищавшие вход от мух и комаров, и сбежал по ступеням крыльца. Для начала нужно было было проверить личинок комаров, живших в большой бочке на углу дома.

Личинки висели у поверхности. Денис помахал руками над водой, и они моментально бросились в глубь. «Живы; даже, кажется, подросли, – подумал мальчик, – жаль, негде почитать, что же они там едят. Не воду ведь!» Если бы дедушка был рядом, он бы всё объяснил. Но интерес к насекомым возник у Дениса только этим летом… Мальчик на секунду нахмурился, затем вздохнул и побежал к грядкам салата.

В отличие от цветов, которым уделялось большое внимание, огородное хозяйство участка под номером «18» пребывало теперь в бедственном положении: грядки, обыкновенно занятые картошкой, морковью, свёклой, были завалены скошенной травой; клубника поросла усами. Мама ограничивалась двумя длинными грядками салата и редиса и разбросанными по чуть перекопанной земле семенами тыквы: «На удачу. Авось что-то вырастет».

Салат привлекал медведок. По крайней мере, так говорила, вздыхая, мама. Медведка – насекомое удивительное: не то саранча, не то сверчок с панцирем и кротовыми лапами спереди. Медведки вырастали здесь сантиметров до семи длиной и считались главной угрозой дачным огородам. Для Дениса это была сейчас самая желанная добыча, чем крупнее, тем лучше: будет что показать ребятам.

Общение со сверстниками не ладилось, ни на даче, ни в школе. Дениса нельзя было назвать замкнутым, но постоянный контроль со стороны матери и дедушкина опека приводили к тому, что он пропускал большие отрезки той самостоятельной жизни, которой жили уже мальчишки, и «своим» в их компании никак стать не мог. На двадцать третьем участке жил Колька, единственный близкий друг Дениса. Втроём – он, Колька и дедушка – ходили они на рыбалку, вместе строили шалаш на берегу торфяного болота, собирали воздушных змеев… Как назло, на июнь его отправили в деревню, и теперь везде был Денис один. Выходить за калитку не хотелось, а звать его никто не звал. Оставалось ждать июля.

В банке было пусто. Медведок иногда находили на дороге или в огородах, но лучшим способом «охоты» считались ловушки – прикопанные стеклянные банки с приманкой, выбраться из которых медведки не могли. Денис присел на корточки, достал из банки изюмину. «Странно. Артём говорил, что своих ловит на сладкое. Что если конфету положить? Или кусок сосиски? Может быть, именно на сосиску приползёт самая длинная. Медведковый король!» – мальчик положил изюмину обратно в банку. Медведковый король – это огромная медведка, размером с ладонь; у неё золотистый панцирь и она красиво поёт по ночам. Никто из детей, живших на участках, лично его не видел, но существование короля под сомнение не ставилось, поскольку было подтверждено бабушкой из углового дома.

Раздумывая о правильной приманке для короля, Денис дошёл до сарая, взял нож, сделанный из ножовочного полотна, сел на ступеньку и принялся строгать рогатку. Делал он это без особого энтузиазма: непонятно было, где теперь доставать резину.

Из сада донеслись голоса:

– Я бы вообще беседку поставила. Представляешь: беседка, рядом прудик, цветы.

– Беседка – это не сложно.

– Думаешь? Прямо этим летом сделаем?

– А чего тянуть, если хочется?

Оба противно засмеялись. Тихие голоса различались с трудом, зато смех долетел до мальчика полным, насыщенным, и всё звучал и звучал вокруг, не желая пропадать.

– Что всё-таки это такое?

– Что? А, это папины эксперименты, какая-то проволока. Надо слазить на крышу, убрать. С другой стороны ещё одна.

Услышав это, Денис вскочил и побежал в сторону голосов.

– Это антенна! Нельзя её трогать, – мальчик, полный желания защитить то, что построил дедушка, посмотрел на взрослых. Мама, сразу изменившись в лице, но сохраняя прежнюю кошачью интонацию, схватила его за руку:

– Так, пойдём со мной.

Они поднялись в дом, захлопнулась входная дверь.

– Это что такое?! – мама выхватила нож из руки мальчика. Денис инстинктивно сжался, ожидая подзатыльника, но его не последовало.

– Я тебе сказала не играть с этим! Совсем с ума сошёл: бежит с ножом в руке!

– Это инструмент… – тихо ответил Денис. Голос мамы звучал сейчас сухо, опасно, и лучше было бы вовсе ничего не отвечать. Но взбучки Денис на этот раз сумел избежать: его спасло присутствие во дворе дяди Володи.

– Ещё раз увижу – пеняй на себя. Я пойду с дядей Вовой к нему на участок. Сиди дома. На улицу – только до туалета и обратно. Я буду следить!

Дверь, захлопываясь, прикусила занавеси и теперь никак не открывалась. Мама, шумно выдохнув, дёрнула её со всей силой, и Денис снова вжал голову и зажмурился. Дверь хлопнула, босоножки застучали по ступенькам, из сада снова донёсся ласковый голос:

– Всё в порядке, не обращай внимания. Пойдём?

Глава 2. Радиостанция

Дядя Володя купил соседний участок этой весной, ещё в марте, когда на дачах было безлюдно и полно снега. С тех пор его чёрная «Волга» появлялась здесь каждые выходные. В дом, построенный дедушкой, он тоже входил теперь, словно хозяин, и хозяйским взглядом всё рассматривал. Единственным местом, куда и мама, и дядя Вова заглядывать избегали, был чердак.

Денис схватился за аккуратно обмотанные жёлтой изолентой стальные перила, поднялся по крутой лестнице, перебрался через бортик люка. Чердак, убежище дедушки, а теперь – денискино. Небольшой верстачок у окна, выходящего в сад, стеллаж с инструментами. У дальнего окна, смотрящего на улицу, – широкий стол, уставленный приборами. Всё накрыто серой материей, всё как при дедушке.

Он умер прямо здесь, да, вот здесь.

Денис первым увидел дедушку, лежащего неподвижно на полу из морёных строганых досок. Попытался разбудить. Но дедушка не двигался, не дышал… После были долгие минуты ожидания. Приехали незнакомые люди. Они поднимались, спускались, и во всей этой суете не было места Денису: на чердак его не пускали. А ему нужно было туда: следить, чтобы никто не уронил, не задел начатых дедушкой новых вещей, чтобы всё было укрыто от пыли серой материей, так, как дедушка учил его.

Всё закончилось, стихло; прошли дни и недели. Денис, никого не спрашивая, лазил на чердак, когда ему хотелось. Он сам подметал пол, открывал окна утром и закрывал вечером. Мама иногда ругалась, но никогда не останавливала, и мальчик понял, что место наверху – особое: по какой-то причине власть мамы сюда не распространялась.

Новое лето – и снова он здесь. «Дедушка, это я» – произнёс он без звука, лишь немного шевеля губами. Пахло опилками, фанерой, олифой. Где-то на самом верху, над потолком, жужжала оса. Денис подошёл к верстаку, взял в руки детали катамарана, который он хотел закончить и испытать этим летом. Схема, найденная в одном из журналов, была простой и понятной ровно до момента установки мачты. Кроме того нужен был новый клей. «Кто же знал, что белый клей портится в мороз» – подумал Денис и вздохнул. Желание заниматься столяркой, похоже, в нём пропало, и это изменение пугало мальчика.

Столярка.

Так дедушка называл любую работу с деревом. Ещё он учил никогда не говорить «деревяшка», объясняя, что это будет неуважением к материалу: «Деревяшки – они вон, в печке. А у нас дерево!» И Денис любил столярку, любил гораздо больше непонятного ему электричества, хотя радиоделу дедушка его тоже учил (и, пожалуй, даже с большим усердием). Из дерева получались полезные предметы, которые помогали Денису сразу, здесь и сейчас: пистолетик, чтобы играть в войнушку, бумажный змей, кораблики, маленькая ветряная мельница и ещё тысяча мелочей. А радио – радио требовало времени, пугало тёмным бездонным озером знаний, в которое нужно было нырять, чтобы запоминать, запоминать, запоминать… Денис неуверенно посмотрел в другой конец чердака, на стол с аппаратурой. Сможет ли он всё включить, чтобы просто послушать? Если получится, то можно будет сказать маме, что антенна нужна ему для занятий физикой. Точно! Это ведь касается учёбы в школе – его шанс защитить дедушкины постройки от взрослых.