Митя поерзал, скрипя пружинами.
– А вот и нэправильно, – продолжал Арсен, – еще у нас говорят: на шесть категорическое нэт есть одно категорическое да! Так что идешь и приглашаешь еще. Но дэвушек надо тасовать. А то, кто знает, где окажется пиковая дама. Да знаю я, что ты не веришь в это. Понял?
Митя уже изрядно провалился в сон и вместо ответа неясно пробормотал. Веки слегка подергивались, а озябшие ноги согревались. В полудреме он представлял ее. Стройную в летнем сарафане. Она идет навстречу, развевая локоны волос. Ее кожа смуглая от жаркого солнца, а волосы золотистые. Пестрый платок на шее трепыхается, как воздушный змей на ветру. Она подходит и берет его за руки, а он поднимает их и целует. Но сказка незаметно ускользнула, перед глазами замельтешили бумажные листы с печатями и искривленным почерком.
2
– Митя! – сказал Арсен и толкнул в бок, – что с тобой?
– Что? – Митя отмахнулся.
– Да ты стонешь бэз умолку.
С этими словами половину челюсти свело от боли. Митя откинул плед на пол, прижал щеку ладонью и мучительно простонал. Он рассеяно смотрел на друга. Боль застала врасплох. С ранних лет Митю приучили следить за зубами. «Смотри! – говорила его мать, – и у тебя будет так же, если не будешь следить за зубами!» – и Митя смотрел в рот отцу. Смотрел на прогнившие пеньки, которые торчали на расслоившейся блекло-розовой почве. Черные пораженные острым кариесом зубы пахли разложением.
– Таблэтку съешь? – сказал Арсен.
Митя затряс головой в знак согласия.
– Сейчас, погоди, – Арсен вышел из комнаты.
Минуты тянулись в ожидании друга. Митя старался отвлечься от судороги в левой половине рта. Губы подергивались, словно в них пускали электрический разряд. В темной и прохладной комнате общежития, которую Митя делил с Арсеном, предвиделся отрезок жизни. Митя видел молодого и амбициозного студента, который заканчивал юридический факультет, и временную работу, чтобы набить опыт – это сейчас. Прошлое не интересовало. А что потом? Та же работа только постоянная, та же комната только в одиночестве. Митя видел не себя, он видел отца – покинутого и безнадежного.
Митя зажмурился и тряхнул головой, как бы вышвыривая мысли. Он вылечит зубы. Сойдет с натоптанной тропы отца.
Вошел Арсен и мягко притворил дверь.
– Как оно? – сказал он.
– Болит.
– Таблетки нэт, но есть капли, сосед одолжил, – Арсен открутил пластиковую крышку на флаконе и промочил клочок ваты. – Приложи.
От ваты пахло валерианой. Митя пропихнул клочок вглубь рта и прикусил. На язык разлилась морозящая жидкость. Митя представил, как розовый шероховатый язык покрылся инеем. Боль медленно притупилась. Митя накинул на себя остывший плед. Глаза завернулись за веки.
3
– Вата! Везде Вата! – кричал перьевая ручка и тыкал острием пальца в кипу бумаг на столе.
– Вата? – как бы переспрашивал Митя. Он переминался с ноги на ногу. Ступни вдавливались и проминались, будто уходили сквозь красный узорчатый ковер на полу.
– Убери это и переделай!
– Вата, – сказал Митя, взял кипу и виновато понес к себе.
Стопка бумаги увеличивалась на ходу и закрывала голову. Руки слабели. Митя пошатывался, идя по коридору. С верхушки слетали листы и медленно приземлялись на дощатый пол. Было безразлично на протоколы и деловые письма, которые оказались под ногами. Хотелось скорее дойти и освободить онемевшие руки.
– Как это возможно?! – крикнула изящная мисс ножнички из-за угла. – Это недопустимо!
Важный мистер дырокол провожал Митю презрительным взглядом и неодобрительно хмыкал.
– Ах, мистер дырокол! – говорила мисс ножнички, – сделайте же что-нибудь! Он затопчет все документы!
Важный мистер дырокол стал презрительнее всматриваться и громче хмыкать.
– Вот дает! – потешался антистеплер. – Так и надо, Митя!
Митя опустил кипу на стол – странная вялость и напряженность рук сохранилась. Он плюхнулся на стул, который всегда был жесткий, но теперь казался мягким, как кресло. «Вата», – подумал он и скривился от странного чувства во рту. Язык нащупал нечто бесформенное и шаткое. Он потрогал пальцем странную штуку, ухватился и вытащил изо рта. Большой белый зуб. Неприятно кольнуло в животе. Язык ощупал пустоту и гладкую десну. Митя посмотрел на ладонь и отстранился: теперь лежало два зуба. Он судорожно пересчитал зубы – еще одно пустое место. Он поперхнулся горечью, которая осела в глотке.
Митя рассматривал зубы. Они неестественно большие и не могли помещаться во рту. Митя сжал пальцами зуб, он оказался мягким и как бы пружинистым, а форма напоминала больше шар, чем форму зуба. Это похоже на…
– Вата! – доносился крик перьевой ручки. – Это все вата!
Глухо зазвенел будильник – Митя подскочил.
– Да тихо ты, – пробурчал Арсен, – сейчас выключу.
Щелчок – звон прекратился, еще щелчок – комната наполнилась желтой рябью. Митя закрыл лицо локтем и простонал.
– Слушай, сходи-ка еще раз к ней, – сказал Арсен. – Не ходи на работу. Скажу, что ты приболэл.
Митя нащупал во рту кусок ваты и выплюнул. Он пробежал языком по зубам и облегченно выдохнул.
4
Утром привычный солдатский завтрак: кофе и сигарета. Только без кофе.
Митя зашел в холодный и тусклый холл поликлиники. Пришел на следующий день после осмотра. Как бы объясниться? Кабинет номер «9», рядом табличка: «Стоматолог Шапкина Анна Марковна». Митя неспешно потянулся к двери, позади нервно кашлянули. Спину прожигали взгляды заспанных пациентов. Пробежал холодок от мыслей: придется говорить, что ему только спросить, или корчить лицо, изображая острую боль. Но дверь внезапно открылась и ударила по руке. Митя покраснел и прижал губы.
– Ой! – раздался голос за дверью пожилой медсестры в белом халате, – а вы что тут делаете?
Митя что-то пролепетал.
– Что? Зуб болит? – сказала медсестра, – а чего вчера молчали? Ах, этой ночью заболел. И сейчас болит? А, хотите, чтобы посмотрели, – она захлопнула дверь. – Горохин снова пришел, – слышался приглушенный голос за дверью, – говорит, зуб болит.
Дверь открылась. «Подожди, мы тебя пригласим», – сказала медсестра.
Испепеляющий взгляд пациентов смягчился, когда Митя Горохин покорно сел на лавку.
Утренняя суета отвлекла, но сейчас Митя уткнулся в ожидание. Вернулась ноющая боль в челюсти. Горохин вспомнил о флаконе с вонючей жидкостью и машинально похлопал по карманам. Оставил дома. Сколько придется ждать?
Левая часть рта пульсировала, словно биение сердца. Горохин постукивал передними зубами. Бам! Будто игла пронзила десну и внутри что-то разорвало. Плечо дернулось, а рука подпрыгнула и прижалась к щеке. Горохин жалобно простонал. Кто-то возмущенно вздохнул. Митя встал и подошел к двери. Хотелось попросить таблетку или что-нибудь в этом роде, но как-то стыдно.
Звук бормашины прекратился. Из двери вышел тучный мужчина. Он отирал салфеткой подбородок и губы. Высунулась медсестра и сказала:
– Горохин, заходите!
Он зашел – дверь захлопнулась. Ноги ели волочились к креслу, а глаза опустились в пол.