Архонт

Чудовище приближалось, а за ним, как бешеные псы, дёргаясь и, словно бы кривляясь, шли люди. Теперь на их уродливых лицах была только злоба.

«… Это неправда! Этого не может быть! Я сплю, сплю, сплю! – мысленно вопила Агата. – Проснись, проснись, сука!» Неожиданно для самой себя, она нарисовала в воображении Викинга, который, не церемонясь, впечатал здоровенный кулак ей в лицо.

И она очнулась.

Её выбросило в реальность, как шторм выбрасывает на берег обломки корабля. Агата и чувствовала себя поломанной, заражённой какой-то скверной, словно случайно вынесла из кошмара нечто гадкое, то от чего теперь предстоит долго избавляться.

Ничего больше не скрежетало, не стонало. Лишь ветер завывал в дряхлых перекрытиях здания. От головной боли остались только ноющая тяжесть в области затылка и покалывание в висках. Агата, дрожа от холода, приподнялась на локтях, вгляделась в темноту, а потом услышала:

– Вот чёрт!

Глеб. Это был его голос.

– Эй! – сипло позвала она.

– Агата?

Что-то зашуршало, звякнуло стекло. Глеб снова чертыхнулся, а через мгновение фонарь в его руке загорелся, осветив стену помещения.

– Не сломан. Слава Богу.

Он направил луч на Агату, тут же подошёл и помог ей подняться.

– Ты как?

Агата тряхнула головой, пытаясь избавиться от мерзкого осадка, который остался после кошмара.

– Пока… не знаю, – промямлила она болезненно. – Я словно в аду побывала. Я что-то видела.

– Не ты одна.

– Что это вообще было?

Глеб прошёлся лучом по помещению.

– Если бы я знал, Агата… А где очкарик?

В помещении Павла точно не было. Глеб даже на всякий случай посветил на потолок, словно третий участник «шабаша» мог оказать там.

– Смылся? – предположила Агата.

Если так, она не стала бы его осуждать. Любой человек, если он в здравом уме, дал бы дёру, когда тут началась вся эта фантасмагория.

– Э-эй! – выкрикнул Глеб. – Павел!

Шум ветра снаружи, скрип балок и… смех? Тихое хихиканье. Звук доносился из тёмного дверного проёма, рядом с которым чудом сохранилась табличка с надписью «Приёмное отделение».

Агата с Глебом переглянулись и несмело двинулись к дверному проёму.

Павла они обнаружили у дальней стены приёмного отделения. Он стоял, уткнувшись лбом в закопчённую кирпичную кладку.

– Павел, – позвала его Агата.

У неё возникла жуткая мысль, что кошмар не прекратился. Что вот сейчас из темноты появятся изуродованные люди и чудовище с вибрирующей головой.

– Эй, парень! – приглушённо выкрикнул Глеб.

Павел не реагировал. Его руки безвольно свисали, пальто было перепачкано кирпичной пылью, тело тихонько сотрясалось то ли теперь от беззвучного смеха, то ли от каких-то спазмов.

Помимо воли Агата представила, что Павел отстраняется от стены, медленно поворачивается и вместо человеческого лица у него смазанное пятно, на котором прорезается вертикальная пасть с акульими зубами. Проклятое воображение! Сейчас Агата ненавидела свою бесконтрольную богатую фантазию, которая как будто задалась целью свести хозяйку с ума.

Глеб, с явным внутренним протестом, опасливо подошёл к Павлу, положил ладонь на его плечо и тихонько встряхнул.

«Он сейчас повернётся! – с нарастающей паникой думала Агата. – Повернётся и… Он больше не человек! Он чудовище, чудовище! В его пасти акульи зубы!..»

Павел встрепенулся, как-то натужно отстранился от стены, а потом медленно, с напряжением, словно у него затекли все мышцы, повернулся. Он улыбался, но радости в этой пародии на улыбку было меньше, чем в надгробной плите. На лбу отпечаталась сажа, глаза за стёклами очков выглядели абсолютно безучастными. Они глядели как будто бы в никуда.

– Мне нравится, – произнёс он с какой-то безумной эйфорией в голосе. – Мне очень нравится. Кролик больше не вернётся.

Глеб светил ему в лицо фонарём, но Павел, казалось, не замечал ничего вокруг, его суженные зрачки на свет не реагировали.

– Кролик сдохнет и больше не воскреснет…

– Ну всё, с меня хватит! – не выдержала Агата. Её нервы едва не лопались. Страх породил гнев. Она подбежала к Павлу и принялась трясти его. – Эй, урод очкастый, приди в себя! – влепила ему пощёчину. – Очнись, очнись!..

– Полегче, – осёк её Глеб.

Но трясти и бить Павла, больше не было надобности. Уголки его губ поникли, взгляд стал осмысленным. Он вздрогнул, часто-часто заморгал, а потом принялся озираться, не понимая, как тут оказался.

– Очухался? – настороженно спросил Глеб.

Павел уставился на него так, будто видел впервые.

– Что?

– Пришёл в себя? Ты напугал нас до чёртиков.

– Я… я, кажется, сознание потерял? – после небольшой паузы произнёс Павел. – Отключился? Я отключился, да?.. Я ничего не помню.

– Но сейчас с тобой всё нормально?

– Да всё с ним нормально! – взорвалась Агата. – Жив, да и ладно! Потом разберёмся, что да как. А сейчас давайте сваливать отсюда к чертям собачьим, или у меня крыша совсем съедет от всей этой хрени!

* * *

Снаружи бесновалась метель. Агата накинула на голову капюшон пуховика и торопливо спустилась по ступеням, оставив за спиной ненавистное здание. У неё вызывала тревогу такая перемена погоды: когда шли сюда, было тихо, безветренно, а сейчас – настоящая снежная буря.

– Невезуха, – прокомментировал Глеб. – Интересно, сколько мы были в отключке?