Каста Неприкасаемых

Все так рядом, я не могу даже пошевелиться, а вокруг девушек уже два мужских тела. Рельефные, словно вышедшие из-под резца скульптора мышцы, мягкие вкрадчивые движения. Ильсана, оставив подругу, подставляет лицо под мужские губы. Ладони скользят по ее телу…

Я не могу оторвать взгляда, больше всего на свете мне хотелось бы сейчас очутится там рядом с ней, но вдруг шуршание, и маленький камушек из-под моей ноги, предательски скользнув, булькнул в воду.

Восемь пар глаз, обернувшись, всматриваются в темноту.

– Кто здесь?! – Голос Ильсаны наполнен скорее гневом, чем страхом.

Не знаю кто сейчас более неподвижен, холодная бронза или я. Влипаю в жесткий металл, и к счастью для меня, в этот самый момент, темное облако наползает на луну, накрывая меня и статую пеленой мрака.

– Там никого нет, показалось! – Мужская рука вновь притягивает к себе девушку, но в этот раз все не так гладко. Ильсана, уперев ладонь в накаченную грудь, грубо отталкивает ее.

– Не хочу, надоело!

Слышу всплеск воды и через пару секунд голова Ильсаны уже всплывает на середине бассейна. Пользуясь моментом тихонечко отползаю назад. Что-что, а двигаться бесшумно жизнь меня научила. Еще пара шагов, и кажется, можно перевести дух – раскидистая акация полностью закрыла меня от бассейна.

«Вот черт, ведро, – с тоской понимаю, что в этот раз мне взбучки не избежать. Работа не выполнена, ведро с песком и ветошь оставлены у бассейна. – Выпорют, как пить дать выпорют!»

Взгрустнув было, я вдруг улыбнулся, – да и черт с ними, не впервой! В моей памяти всплыло видение обнаженной Ильсаны, спускающейся по ступеням, – оно того стоило! Шагаю к своему сараю в какой-то прострации и не пойму в чем дело. Чувство безнадежной потери и отчаянного желания просто рвет меня изнутри, а губы словно бы сами повторяют и повторяют.

– Я хочу ее! О, боги!..

Никогда еще в жизни я ничего так не хотел, как эту женщину. Да я вообще немногого и хотел, может нажраться хоть раз до отвала, так чтобы не лезло больше. Вот такое бывало, но чтобы женщину – никогда. В нашем поселке кусок хлеба всегда ценился выше. Мужчины у неприкасаемых долго не живут, а баб хватает – только руку протяни. Я спал с женщиной и не раз, но сейчас совсем другое. Видение у ночного бассейна стоит перед глазами, и беспросветная тоска сжимает сердце ледяной хваткой. Никогда, никогда я не смогу даже встать рядом с ней!

Шагаю, не видя дороги перед собой, и вслед за отчаянием, как последний рубеж обороны, всплывает злость на самого себя.

«Выбрось эту блажь из головы! Она дочь вельможи, а ты – никто, грязь, даже если бы на твоем лбу не светилась каста неприкасаемых, то и тогда тебе было бы легче дотянуться до луны, чем до нее. Забудь ее или сдохнешь! Собаками затравят за одну только мысль о ней!»

Ноги сами несут меня по знакомой тропе, и может быть, я бы так и бежал от себя, пока не воткнулся бы головой в дверь, но вдруг…

Хрясь! В глазах темнота и затылок словно раскололся на части. Лечу на землю как мешок, прямо лицом встречая жесткую колючую траву.

Не шевелясь, медленно приоткрываю один глаз. Это правило выбито на моей шкуре самой жизнью – если уж тебя сбили на землю, не вставай и не шевелись, целее будешь. Из-под ресниц вижу стоящие вокруг носки грубых сапог. Считаю, раз, два… Пятеро! И тут же меня пробивает, – как же так, почему меня сбили, куда же эта чертово Сияние Тьмы смотрело?

В чем я успел уже убедится, так это в том, что сила, поселившаяся во мне, любит конкретные вопросы. Вот и сейчас, стоило задать прямой вопрос и в голове тут же возник знакомый издевательский голос.

В твою забитую гормонами и глупостью башку невозможно было достучаться.

Вроде бы ни о чем, одно издевательство, а меня вдруг как озарило, вот что требуется. Очистить разум, отбросить все мысли, желания. Черт, он же мне об этом сразу говорил – откройся, впусти Сияние Тьмы, а я идиот! Надо было дождаться пока голову разобьют, чтобы понять такую простую вещь.

Тяжелый носок сапога ткнул меня в ребра.

– Очухался?

В другое время я бы зубы стиснул, но вида не показал, что пришел в сознание, а тут, видать, думал не о том, дернулся, и тут же сверху раздалось злобное шипение.

– Притворяется, ублюдок!

Сапог взлетел в замахе, вновь целя мне в ребра. Тело сжалось, глаза закрыты и в голове пустота – ничего кроме страха и ожидания боли. И вдруг, прозрачная чернота ночи словно посерела, как будто в одно мгновение ночь сменилась на туманное сумрачное утро или поздний непогожий вечер. Серая взвесь в воздухе стала почти ощутима на ощупь, липкая и противная как сажа, а вокруг меня все вроде бы тоже самое, но какое-то другое. И тут до меня доходит – все замерло. Носок сапога, секунду назад неотвратимо летевший в мое тело, теперь еле движется. Поднимаю голову. Застывшие оскаленные морды, вскинутый для удара кол опускается так, словно протискивается сквозь плотное серое желе. Все тела вокруг светятся серовато-белым светом будто вымазаны фосфорной краской, а лица размытые и нечеткие. С трудом, но я все-таки узнаю троих из пяти – это мои вчерашние знакомцы.

«Что, втроем не справились, подмогу привели?!» – Аккуратно отодвигаюсь от медленно надвигающегося сапога и встаю так, чтобы не удариться головой о кол и пройти под выброшенным в ударе кулаком. Ощущение, потрясающее! На миг задумываюсь, а что будет если я сейчас ткну одного из них. Осторожно вытягиваю руку и в тот же миг реальный мир обрушивается на меня как смерч. Я словно вывалился из несущейся колесницы. Все кувырком, ветер бьет по лицу, рев и крики!

– Ах, ты ублюдок!

– Держи!

– Бей!

Удар кулаком в лицо сбивает на землю, пять пар ног, мешая друг другу, начинают катать меня по траве. Одно мгновение, и вдруг как провал в яму, все вокруг вновь посерело. Сгрудившиеся вокруг мужики почти застыли в идиотских позах. Выбираюсь, стараясь не задеть чужие руки и ноги, и пытаюсь вообще ни о чем не думать. Болят сломанные ребра, ноет челюсть, но я из всех сил гоню боль и любые мысли. Никаких эмоций, целиком сосредотачиваюсь на сером тумане и только. Осторожно поднимаюсь, пытаюсь сделать шаг, и успеваю лишь выругаться. Серый туман раздергивается как ярмарочный занавес и прямо в лицо летит бешеный крик.

– Вот же прыткая дрянь!

– Держи его!

На спину обрушивается тяжесть здоровенного тела, в ушах дикий звон и по глазам лупят лучи предрассветного солнца.

«Да что же это такое! – Сбитый с ног падаю на колени, над затылком яростно хрипит чья-то озверелая рожа. Захлестывает ожесточенное отчаяние. – Ну почему! Почему все так!»

Удары сыпятся со всех сторон. Сжимаюсь, закрывая голову руками и готовясь к самому худшему.

И вдруг, вновь тишина. Серая могильная тишина. Уже ничего не пытаюсь удержать, ни пустоту в голове, ни сумрачный туман, просто выползаю из еле шевелящейся кучи малы. Встаю над барахтающимися в серой жиже телами и не знаю, что делать. Любой шаг, любое движение, любая мысль выбрасывает меня обратно.

– Ааа, черт! – С воплем разворачиваюсь и бегу в сторону сарая, потому что Сумрак стремительно исчезает. У меня в запасе только пара мгновений форы и надо использовать их по максимуму. Голова еще смотрит назад, а ноги уже набирают скорость. Лечу, и вдруг, бац, словно на гору наткнулся. Отлетаю как горох от стены и приземляюсь на задницу, а откуда-то сверху звучит насмешливый голос.

– Для такого прыткого мальца удивительно, что он не заметил тебя, Грэм.

Поднимаю голову и вижу над собой настоящего великана. Огромный мужичище в стальном панцире криво усмехается на шутку стоящего рядом комита Парса, а тот нагибается, и его холодный, пронизывающий взгляд вонзается мне в лицо.

– Занятный ты мальчонка!

Тонкие губы растягиваются в злой усмешке.

– Пятеро битюгов битый час валтузят одного доходягу и толком даже попасть не могут. Очень занятный.

Он еще раз проходится по мне внимательным взглядом, останавливается на левом запястье и тут же морщится, словно говоря самому себе – да нет, этого быть не может. Еще один быстрый взгляд на меня и выражение жесткого лица вдруг меняется, будто он принял неожиданное решение.

– Как зовут?

Вопрос прозвучал отрывистой командой, и я, вздрогнув от неожиданности, смог произнести только совсем несуразное:

– Кого?

– Встань, идиот, когда говоришь с господином.

В глазах Парса вспыхнул холодный огонь, и вскочив, я согнулся в глубоком поклоне.

– Юни, мой господин.

– Юни неприкасаемый. – Повторил за мной комит, глядя на мой лоб, и опять поморщившись, обернулся к громиле.