Дневник БОМЖА
– Сталин – тот каждого наркома, каждого высокопоставленного чиновника на крючке держал.
Чтоб всякий делал свое дело на совесть, боясь своевольничать.
И жен ихних по лагерям загнал не от злобы, как дермократы в книгах преподносят, а о пользе народной думая, чтоб ни один чиновник не замышлял чего против советской власти. Чиновник за бугор слиняет, так жену его к стенке поставят.
Суровые были времена, но правильные.
Путин – тот столь круто заворачивать боится.
А что американцы скажут? Как в Европе аукнется?
Но у него тоже неплохая метода выработана. С учетом особенностей сегодняшнего дня.
Где в России мужика найти, чтоб не воровал? Чиновники – они тоже люди.
Путин поглядывает, как они воруют.
Особо не мешает, но требует, чтобы сильно не заворовывались и дело свое делали как им велено!
Случись, кто проштрафится или поперек дороги встанет, Путин – дерг за удочку:
«А как это вы, господин хороший, умудрялись фешенебельные особняки по ценам развалюх приобретать? А с чего бы это твой отпрыск в один год миллионером стал?»
А у чиновников руки чешутся. Не воровать не могут. Каждый на свой крючок добровольно нанизывается, да еще и других локтями отпихивает.
А Путин, как кадровый разведчик, все знает, все фиксирует.
Удочка подрагивает.
Случись неповиновение – мигом подсечет!
Ночь с 6 на 7 октября
Она играла на рояле.
Я не видел ее. Звуки проникали в сад сквозь приоткрытую форточку гостиной.
Тяжелые бархатные портьеры на окнах были задернуты.
Но кроме нее никого в доме не было.
Я, было, немного закимарил, ожидая появления Бригитты в окне спальни.
И тут – то ли сон, то ли явь – эта музыка!
Она подступила незаметно тихими печальными нотками и, постепенно набирая силу, овладела всеми клеточками тела так, что я, очнувшись от дремы, уже и не различал границу между собой и музыкой.
Звуки касались пожелтевшей листвы деревьев, и листва что-то шептала в ответ.
Они поднимались вверх, к звездам, и звезды с тихим перезвоном то вспыхивали ярче, то умеряли свой блеск!
Все вокруг вибрировало в унисон с музыкой.
Все вокруг было преисполнено гармонии.
И не было ни бедности, ни богатства – ничего земного, что могло бы разделить меня, музыку и эту неземную женщину.
Звуки стихли.
Я очнулся и заметил, что по моим щекам текут слезы.
Я плакал и был счастлив тем, что плачу.
И улыбался, смахивая слезы.
7 октября (5 часов утра)
Перечитал записи в тетради.
И чиновники, и Путинская удочка, и размеры курятников – все мелко, преходяще, несущественно…
Сердце человека – вот что главное!
Тот, кто живет сердцем, – всегда прав. Он может быть тысячу раз преступником в глазах общества, но, если не нарушает своих внутренних законов, – прав.
А если вместо сердца человеком управляют холодные расчеты или пагубная страсть? Если отсутствие бражки или падение котировок акций ввергают его в ступор? Олигарх он, президент или бомж – все равно не прав, потому как перестает быть человеком.
Его можно пожалеть, погладить по головке. Потому как ничто внешнее не представляет для сердца ценности. Ремни, удочки и прочие средства воспитания – от лукавого, а не от Бога. Бог, Он не снаружи где-то, а в сердце человека живет. Коль грешен человек, то Он говорит с ним голосом совести, а коль чист – голосом любви.
Николенька спит вдрызг пьяный.
Вчера он вычитал у какого-то святого, что нетрезвый человек находится во власти дьявола.
Не новость для него, но все равно расстроился, бедолага.
И… напился.
9 октября
Николенька подал начальству заявление об увольнении и утром в понедельник думает отправиться с котомкой за плечами в монастырь.
Жаль. Он, в сущности, неплохой мужик.
Я перед ним в долгу: и жил два месяца на его средства, и крышу над головой благодаря ему имел.
Сейчас я, вроде как, на ноги встаю. С работой наметки появились. Насобирали бы вместе денег, вылечились бы от алкоголизма…
Но ему этот монастырь как мечта детства.
Я говорю:
– Не поймет тебя тамошний игумен, коль обитель «божьим ремнем» назовешь.
А он:
– Смиренным буду. Мне главное – в молитве и трудах тишину обрести.
– Совершенствоваться будешь?
– Душа человека Богом создана, а потому и так совершенна. Отмою ее от всего, что налипло, стану жить своей жизнью, а не в рабстве у зависимостей.
– А по мне: что монастырь, что тюрьма.
– Тебя любовь очищает. Тот, кто любит одного человека, тот своей любовью всего мира касается и через сие чувство к Богу приходит.
– Мудрено рассуждаешь.
– Чего ж тут мудреного? Разве не ты у нее под окнами слушал голоса звезд, музыку ветра, не различая, где ты, где она? Ты не ощущал себя, тебя не было, но ты через любовь свою был всем, основой всего мира. О чем ты думал в тот момент?
– Ни о чем. И кто тебе сказал, что я люблю ее? Я просто был…
– Любить и означает просто быть. Жить сердцем, не оглядываясь на прошлое, не заботясь о будущем, без корысти.
10 октября
Вчера днем отец Бригитты уехал по своим делам в Америку.
Под утро, ни свет ни заря, я срезал с кустов в соседском саду последние осенние розы, перевязал стебли лентой от новогоднего серпантина и положил огромный букет на ступени ее крыльца.
Кавказец обнюхал цветы и, что-то недовольно проворчав, отошел в сторону.
Ее реакция была изумительной.
Укрывшись опавшей листвой, я наблюдал из своего старого лежбища под кустом, как она вышла из дома, заперла за собой дверь, повернулась, чтобы спуститься с крыльца на дорожку, и тут увидела розы. Она ахнула, сделала шаг назад, потом наклонилась, подняла букет, оглянулась по сторонам…
Кавказец прыгал вокруг нее, норовя лизнуть в щечку, как будто розы – это его работа.
Я прижался к земле, пытаясь слиться с травой и листьями.
Она тихо рассмеялась, позволив кавказцу дотянуться языком до ее щечки. Потом отстранила пса рукой и погрузила лицо в аромат цветов.
Я был счастлив, а она, разбросав веером воздушные поцелуи, вернулась с розами в дом.
Наверное, мне следовало в ответ на поцелуи подняться из своего укрытия и с достоинством поклониться.
Но на мне не было фрака.
15 октября
Итак, я остался один.
Николенька вчера получил расчет и отправился автобусом в свой монастырь.
Деньги, несмотря на мои протесты, он разделил поровну: «Когда еще свои заработаешь, а жить на что-то надо».
Подарил запасной ключ от плотницкой. Наказал, чтобы вел себя тихо – не ровен час, узнает начальство. «Выгонят – где спать будешь?»
Сегодня суббота. С утра сходил в баню и парикмахерскую.
Деньги жгут карман: три часа курсировал от «Напитков» к калитке ее дома и обратно.
Вспотев и обессилев, присел на холодную скамейку парка.
Ветер кружил по аллее листья, перемешивал в лужах их цветные паруса с белыми кудряшками облаков и громко стучал мокрыми фалами о металлические тела флагштоков возле здания городской администрации.
Прошла насупленная, погруженная в свои проблемы женщина, толкая перед собой низкую детскую коляску.
Проехал малыш на трехколесном велосипеде.
Один, без родителей. Куда, зачем?..
Редкие, на удивление трезвые прохожие сурово и сосредоточено проплывали мимо и исчезали.
Сумятица мыслей, чувств понемногу улеглась, и в какой-то миг я заметил, что в глубине сердца тихо, но отчетливо и чисто звучит так часто снившийся мне когда-то ноктюрн для флейты и рояля с оркестром.
Вот закончили свою партию скрипки, и в тишине космоса зазвучала флейта. Ее нежный, пронзительно одинокий голос звал за собой, обещая покой и даря надежду на существование высокого сакрального смысла жизни. Откликаясь на зов, уронил три нотки рояль. Тембр флейты изменился, подстраиваясь к роялю. Два инструмента в унисон запели о далеком и прекрасном мире единства. Это звучал ее рояль. Тот самый, который подарил мне под ее окнами радость слез. Спустя миг снова зазвучали скрипки, за ними вступили виолончель, фагот. Все вокруг наполнилось чарующими звуками ноктюрна.
Неожиданно мозг пронзила боль воспоминания:
– Господи! Моя флейта!
Я вскочил со скамейки и сквозь дождь кружащихся над аллеей листьев полетел к ломбарду.
Ломбардщик закрывал двери своего заведения, когда я, запыхавшись, протянул ему пять с половиной тысяч рублей – все, что осталось у меня от Николенькиных денег.
Он поворчал для порядка, но вернулся и минут через пять вынес на прилавок мою флейту.
Как мог я на такой долгий срок расстаться с ней?
Я поднес ее к губам и, осторожно вдыхая воздух в ее истомившееся без человеческого тепла тело, пробежался пальцами по клапанам. Она тихо и жалобно отозвалась.
Я сказал ей:
– Не надо слез. Я больше никогда не променяю тебя ни на водку, ни на пустые забавы. – И осторожно прикоснулся губами к мундштуку.
Она ответила густым томным «до».
– Вот это другое дело! Я буду с тобой таким нежным всегда. Буду холить тебя, а вечером представлю роялю. Ты ведь хочешь познакомиться с большим белым роялем, стоящим в гостиной ее дома?
Еще бы! Я знаю, как ты страдаешь от одиночества! Мы очаруем ее звуками того старого ноктюрна, который когда-то вызывал овации в зале консерватории. Помнишь? Мы стояли на сцене почти в центре, левее виолончелистов, и на нас были направлены огни софитов…
Ах, о чем я спрашиваю! Ведь именно твой голос пробудил меня сегодня к жизни. И тот рояль тебе тоже знаком – никакой другой не смог бы так чутко и бережно принять от тебя эстафету и передать оркестру.
Ты не знакома только с Бригиттой, потому что ее не было с нами рядом. Она была в другом мире. Она была на Земле.
Мы перенесем музыку ноктюрна на Землю. Бригитта услышит нас и, отзываясь на признание в любви, тронет клавиши рояля. В тишине земного вечера зазвучит бархатный голос твоего белого кавалера.
В финале к нам обязательно присоединятся скрипки, соединяя воедино мир земной и мир небесный – и Василия, и Николеньку, и Бригитту, и звезды, и Бога…
В мастерской пахнет стружками и лаком. Мне хорошо здесь. Впрочем, когда знаешь, что где-то на Земле есть она, то плохо не может быть нигде.
Часть вторая
15 ноября 2019
Прошло чуть больше года, как я выкупил у ломбардщика флейту и вечером следующего дня перелез с ней через забор в сад Бригитты. Я жил тогда мечтой, что, притаившись под окнами гостиной, вновь услышу звуки ее рояля и, поднеся к губам флейту, подхвачу мелодию, открою себя в ней, поведу за собой, объяснюсь музыкой в любви. Произошло нечто другое, не менее светлое, но печальное. Бригитта оказалась в доме не одна. Бархатные портьеры на окнах гостиной были задернуты, о происходящем внутри я мог догадываться лишь по звукам, проникавшим в сад через открытую форточку. Вначале я услышал некое движение, как бы соприкосновение двух тел, а потом, дрожащий баритон приглушенно с нотками сожаления на вдохе, видимо отвечая на ранее заданный вопрос, произнес:
– Нет, нет… Тот букет не от меня. Ты же знаешь, я вот только сейчас, даже не заглянув к своим, прямо с поезда – к тебе. И потом, с чего бы я стал таиться в глубинах твоего сада? Я жил ожиданием встречи, мне снились твои губы. Я целый месяц с ума сходил от одиночества в толпе людей.
Баритон смолк, вновь что-то зашуршало, вздох Бригитты, минута тишины и наконец, ее голос с придыханием:
– Мне никто раньше не дарил таких огромных букетов.
Звук шагов по направлению к входным дверям, что-то мягкое падает на пол и тут же вновь взволнованный голос мужчины:
– Через полчаса я вернусь с букетом вдвое большим этого!
Звуки капающей воды, голос Бригитты:
– Не уходи! Я сейчас выброшу этот злосчастный букет в окно!
– Это глупо!
– Тогда останься!
Снова шаги, но уже от дверей. Тишина и снова баритон:
– Никто тебя не любит так, как я!
Тихий голос Бригитты:
– У меня кроме тебя никого нет, не было и не будет.
– Тогда будем считать, что букет подарили ангелы. Ибо дарить, не требуя взамен даже благодарных слов, и никак не выказывая себя – свойство небожителей.
– Я люблю тебя.
Снова легкие шорохи в тишине и минуту спустя, снова голос Бригитты:
– У меня такое чувство, что эти небожители сейчас где-то рядом, и мне их до слез жалко.
– Почему?
– Не знаю.
На моих глазах тоже навернулись слезы. В груди и голове творилось нечто невообразимое. Радость за обретшую счастье Бригитту, и всеобъемлющий минор – мне, названному небожителем, никогда не суждено быть ее возлюбленным. Я поднялся во весь рост и, ни от кого более не таясь, медленно, в сопровождении лижущего мне руку кавказца, побрел через сад в неизвестность.
Всю ночь я бродил по городу, а потом, уже днем отсыпался в каком-то подвале. Вечером в понедельник попробовал пробраться в плотницкую, но неудачно – хозяева поменяли на дверях замок.
С неделю мыкался по подвалам и подъездам. Потом понял, что если сейчас же не возьму себя в руки, то пропаду не только как музыкант, но и как способный воспринимать и творить красоту человек; превращусь в некое бесполезное растительное существо.
Четыре дня игры на флейте в подземном переходе возле железнодорожного вокзала позволили собрать деньги на билет до Москвы.
В первопрестольной меня принял к себе в качестве постояльца Юра Бережной, товарищ по консерватории, и пристроил к коллективу музыкантов, игравших популярную музыку в вестибюле станции метро Курская. Он же помог мне получить разрешение на сольную игру в одном из подземных переходов и подарил свою старую скрипку для расширения репертуара.
– Одной флейтой трудно прокормиться, а будешь чередовать со скрипкой и тебе легче, и публике больше понравится.
В переходе я сам выбираю репертуар, предпочитая классику. Она не пользуется популярностью у большинства спешащих мимо горожан и туристов, но зато у меня появился небольшой круг постоянных слушателей. С одним из них, Никитой Димиденко – доморощенным философом и непризнанным писателем, у меня завязались дружеские отношения. Два дня назад, с согласия его супруги Ангелины, я переехал жить к ним в Замоскворечье, что позволило значительно сократить время на переезды от дома до мест работы (у Юры квартира была в Бескудниково, вдали от станций метро). И вот сегодня, желая запечатлеть на бумаге отдельные мысли и события, дабы в будущем было над чем поразмышлять и что вспомнить, решил возобновить ведение дневника.
16 ноября
Ангелина и Никита удивительная пара. У них нет детей, но это не мешает им сохранять юношескую влюбленность.
Ангелина очень набожна, по субботам и воскресеньям регулярно ходит в церковь. В углу спальной комнаты у нее размещен целый иконостас с лампадкой под иконой распятого Христа.
Никита в церковь не ходит. Но это несовпадение во взглядах нисколько не умаляет их взаимного притяжения. Сидя за общим столом, подолгу смотрят друг другу в глаза, как будто не могут наглядеться, улыбаются. Проходя мимо Никиты, Ангелина непременно, как бы ненароком касается руки мужа. Никита часто без всяких причин дарит жене букетики цветов.
Они понимают друг друга без слов, испытывая молчаливую радость от присутствия друг друга. И это все несмотря на десятилетний стаж супружеской жизни!
17 ноября
Кажется, я вчера слишком идеализировал Никиту. Глубоко внутри у него вызревает целый букет претензий к своей ангельской второй половинке. Прошлое воскресенье утром, когда Ангелина ходила на причастие и мы оставались в квартире одни, его прорвало. Началось все с невинного разговора о роли веры в жизни человека. Я сказал, что вера – это главное в нас, без веры жить нельзя. Он согласился:
– Все общество держится на вере. Водитель едет по левой стороне и верит, что встречные водители тоже соблюдают правила. Если бы они не верили друг другу, то движение на всех магистралях замерло. И так во всем. – Немного помолчал и рубанул о наболевшем: – Но вера вере рознь! Что это за Бог такой, которого каждый день надо умолять, чтобы не вводил во искушение?
– Искушает не Бог, а сатана, – поправил я его.
– Нет, позволь, они к Богу обращаются: «И не введи нас во искушение». Каждый день просят об одном и том же тысячу лет, а он вводит и вводит, искушает их и искушает. О чем это говорит? Ты задумывался?
Я промолчал.
– Плевать он хотел на их молитвы. Десять лет Ангелина умоляет Всевышнего, чтобы ниспослал ей беременность: поклоны бьет, свечки ставит, по святым местам ездит, а Всевышний нос воротит. Я предлагал ей сходить к знакомому экстрасенсу, тот специалист по части этих проблем. Меня посмотрел, говорит: «У тебя все в порядке, веди жену». А она – ни в какую. Вера, говорит, не позволяет по экстрасенсам ходить. Что это за Бог такой, если и сам не помогает и к специалистам запрещает обращаться?
– Я полагаю, что лучшие специалисты по «этим проблемам» не экстрасенсы, а дипломированные врачи.
– Ходила она к врачам два раза – ничего не нашли. В поликлиниках же все по схемам, а тут индивидуальный подход нужен.
– Может и так, но на веру ты зря нападаешь. У каждого человека должно быть что-то святое, чему невозможно изменить. И чем выше, чем необъятнее это «что-то», тем больше в нас человеческого. Ангелина в этом плане выше нас с тобой, а потому надо стремиться не ее на свой уровень опускать, а самим к ней подтягиваться.
– Пробовал я с ней в церковь ходить. Несколько раз пробовал. Там священником мой одноклассник Генка Кульнев. Разгильдяем был еще тем, за воровство год отсидел в колонии для несовершеннолетних, а теперь учит других, как надо жить, ручку свою дает для целования.
– Кто, кем был – дело прошлое.
– Согласен. Но если человек создан по образу и подобию Божьему, то никто не вправе его поучать, даже священники. Тот, кто говорит, следуй церковным канонам и правилам, иначе не спасешься – идолопоклонник, ибо ничто внешнее не может быть выше голоса совести и сердца.
– А как ты эти голоса отличаешь один от другого?
– Неважно. Дело не в названии. Суть в том, что не только ум, выискивая выгоду, говорит в нас, но и нечто другое, более тонкое. Согласен?
– И что дальше?
– Дальше много чего. Задумайся, например, как это священники говорят, что Бог всех нас любит, а случись что, грозят карой Божьей? Выходит, Бог и любит, и карает! Как же можно нам, людям, любить по принуждению, любить карателя, того, перед кем в страхе трепетать надлежит? Мазохизм какой-то.
– Мешанина у тебя в голове.
– Может и мешанина, но моя, не взятая напрокат.
18 ноября
Сегодня днем в переходе напротив меня остановился седовласый мужчина средних лет с короткими щетинистыми усиками над верхней губой. Я играл по памяти небольшой отрывок из легендарной 40-ой симфонии Моцарта. Минут десять он внимательно слушал, потом поаплодировал и спросил:
– А что-нибудь из пьес Студницкого знаешь?
– Джазовых?
– Разумеется.
Я немного сымпровизировал.
– А из репертуара Beatles или Queen?
Я начал играть Yesterday, он остановил меня:
– Достаточно. – Подошел вплотную, протянул визитку. – Если надумаешь в начале января приехать во Владивосток, гарантирую постоянную работу в моем оркестре и комнатку в общежитии. Заработков больших не обещаю, а в остальном как сложится. Подробности обо мне и оркестре найдешь в интернете. Извини, надо бежать – я здесь всего на пару дней.
Я принял визитку.
– Обязательно напиши или по WhatsApp позвони, – произнес он, удаляясь, потом оглянулся, снова подошел, сунул мне в нагрудный кармашек купюру 5000 рублей: – Это тебе на дорожные расходы, а билет, если договоримся, на e-mail пришлю, – развернулся и смешался с толпой.
Я взглянул на визитку – передо мной только что стоял главный дирижер Первого Тихоокеанского симфонического оркестра. Похоже, фортуна поворачивается ко мне лицом.
19 ноября
Ночью мне снился Тихий океан. Я качался на громадных волнах, соединявших небо и Землю, и со всех сторон гремела музыка – что-то моцартовское, но еще более мощное и одновременно удивительно нежное. Потом среди волн появилась женщина. Мы устремились друг к другу, слились воедино и… я проснулся. Долго не мог снова заснуть.
Да, это ненормально жить одному. Каждому мужчине нужна женщина, а женщине – мужчина. Бригитта… Или такая, как Ангелина – кроткая, нежная… Я представил рядом с собой Ангелину. Мы обнимаемся, ласкаем друг друга… Потом резко отсекая крамольные помыслы, молнией пронеслось: не возжелай жены ближнего! Да, это было бы предательством по отношению к Никите и изменой чему-то светлому, доброму, что есть в каждом из нас.
Почему в голове рождаются негативные мысли? Лезут без всякого приглашения…
Лезут, но цепляться за них или пропускать мимо выбираем мы сами, и цепляясь или отпуская сами изменяемся в ту или иную сторону…
Какой же я мерзкий тип…
21 ноября
Никита с утра решил поделиться со мной мыслями о библейской картине сотворения мира:
– Ну как современный человек может верить, что Бог сотворил мир за семь суток?
– Сутки у Бога, что у нас миллиард лет, – ответил я машинально где-то слышанной ранее фразой.
– Это выдумки богословов, в Библии такого нет. А как ты сможешь объяснить, что вначале он создал Землю и только потом свет, то есть Солнце?
– Ты путаешь Библию с учебником по астрономии. Библейский язык – язык метафор, мифов, а не науки.
– В средние века тех, кто так говорил, объявляли еретиками и сжигали на кострах. Библейская картина мира воспринималась непреложной научной истиной. И сейчас еще в мире существуют религии, в которых утверждается, что от сотворения мира до наших дней прошло не четырнадцать миллиардов, а около восьми тысяч лет. Извини, точную цифру не помню. Это сегодня, когда богословов припёрли фактами, они заговорили о мифологичности библейского мышления, а раньше все было по-другому.
– Почему тебя так волнуют эти вопросы? Твоя жена православная христианка, а в христианстве все это второстепенно.
– Но если основа второстепенна, то все, что возведено на второстепенной основе – вплоть до непорочного зачатия и вознесения Христа – третьестепенно, и верить в третьестепенное, как в реальные события, еще большее невежество. Разве не так?
– Вера и наука – разные слова и разные понятия. Наука познает материальный мир, а вера помогает познать мир духовный. Для веры важнее раскрыть в людях кладезь высоких чувств, а не кладезь знаний о материальном мире.
– Ты веришь в Бога?
– Верю.
– А какой ты веры?
– Просто верю, потому что ощущаю в себе, в других людях, в музыке и во многом другом нечто возвышенное… Его невозможно выразить словами, но оно более реально, чем весь наш изменчивый мир, потому что неизменно в своей чистоте и правде. Разве у тебя не бывает таких ощущений?
– Я ничего не ощущаю.
– Умствований в тебе много. Ты за что Ангелину любишь? За красивое лицо? За фигуру стройную? За то, что еще не старуха?
– Просто люблю и все.
– Вот также и вера, как любовь. На небесах они сливаются в одно.
Никита помолчал с минуту, потом робко поинтересовался:
– У тебя попа знакомого нет случайно, чтобы со знающим человеком по душам о вере поговорить?
– Да нет никого – я сам по себе.
– Сам по себе это плохо. Люди должны общаться, чтобы крепнуть и в вере, и в знаниях.
21 ноября (поздно вечером)
Если человек почитает Бога в чем-либо внешнем (в иконе, в статуе, в гуру, в первосвященнике…), а внутри своего сердца не замечает – он почитает не Бога, а идола.
Если человек почитает Бога в себе самом, а в других людях не видит – он почитает не Бога, а дьявола.
И только тогда, когда он находит Бога в каждом встречном и в себе – воистину он почитает Бога.
Вопрос один – как к этому прийти и не скатиться при первом испытании?
23 ноября
Никита весь в сомнениях. Он любит свою жену и хочет достичь единства с ней не только физического, но и духовного. Ангелина стойка в вере, и он тоже хотел бы такой стойкости, но не получается – мешают излишние умствования. Вчера ходил в церковь, дискутировал со священником, но не удовлетворился его ответами.
Сегодня утром приступил с вопросами ко мне.
– Вот вы с Ангелиной говорите, что Бог – это Любовь. Хороша Любовь, когда, случись какое неповиновение, – то Он целые города со стариками, детьми и младенцами невинными уничтожает, потоп на Землю насылает. Человеческие жертвоприношения тоже долгое время угодными Ему были – первенцы в израильских семьях считались принадлежащими Богу. Многие из израильтян откупались от принесения своих чад в жертву, но было и по-другому. В Библии есть рассказ об одном из судей, который в благодарность за дарованную Богом победу над аммонитянами пообещал принести Ему в жертву первое, что выйдет из ворот дома. Первой навстречу возвращавшемуся из похода отцу выбежала радостная дочь… Тот исполнил свой обет, и Господь принял эту благодарственную жертву, не отвел от девушки занесенный над нею отцом нож. Как тебе это?