Санитарка Лидия Михайловна, посмотрела на больного, вздохнула вышла из палаты. Я вышел следом. Необходимо было завести историю болезни, сделать назначения, составить план обследования. А ещё, мне предстояло найти контакты детей Константина Григорьевича и сообщить им о случившемся.
Лидия Михайловна сидела в холле больницы с грустным, задумчивым лицом.
– У меня Иван так помирал, – начала говорить она, – его так же парализовало, пролежал пять дней и умер.
Я ничего не сказал в ответ, взял чистый бланк истории болезни, посмотрел на часы и начал заполнять строки, уже набившие мне оскомину. Когда закончил писать, время было 05:10. Идти домой не было никакого смысла. Не хотелось будить жену, во-вторых у меня тяжёлый парализованный больной в коме, который вот-вот отдаст Богу душу, и мне все равно снова придется вылезать из постели и идти сюда, а в-третьих до начала работы оставалось три часа.
«Нет, домой не пойду, – решил я. – Пойду в свой кабинет, попробую вздремнуть».
– Я у себя в кабинете, – сказал я и добавил, – если что…
Пока шёл по тихому ночному коридору больницы мысли мои окончательно перемешались. На фоне усталости они отодвинулись на второй план, я сел за стол, положил голову на руки.
«Спать… спать… спать…»
…
«Чёрт! Что с шеей? Почему так больно? Продуло что ли?»
– Дзинь! – прозвенел телефон.
Звонок был неожиданный, резкий, тревожный. Я открыл глаза и поднял голову. Шея, от неудобного положения, затекла и отозвалась такой болью, что я схватился за неё рукой.
– Дзин-дзинь! – снова звякнул телефон.
Я уставился на него так, как будто видел его впервые.
«Что происходит? Где я?… – я не мог никак понять, что происходит. – Та-а-ак…, я у себя в кабинете. В своем скучном кабинете с белыми стенами, коричневым лакированным столом и стульями вдоль стены».
– Дзин-дзинь!
«Да чтоб тебя!» – подумал я и взял трубку.
– Березин, – сказал я не своим от сна голосом.
– Ты где пропал? – на том конце провода была жена. – Я проснулась, а тебя нет. Ты же ещё в час ночи ушел на вызов.
И тут, ко мне, что называется, вернулась память. Я вспомнил, что деда Костю парализовало, вспомнил его теплую, дрожащую руку, зимнюю дорогу, судороги в машине. Вспомнил Лидию Михайловну, с её высказыванием о скорой смерти больного. Мне стало тоскливо.
– Деда Костю из «Ильича» парализовало. Он в коме, у нас, в восьмой палате, – ответил я и продолжил. – Не волнуйся, со мной все нормально. На обед приду, наверное.
Я положил трубку. Шея болела. На часах было 6:53. В кабинет постучались.
– Дмитрий Леонидович, можно? – это была медсестра Ольга Юрьевна. – Я услышала, что телефон звонил. Доброе утро! Вы…
– Как он? – перебил я её, всё ещё держась за шею. – Жив?
– Да. – ответила медсестра. – Он проснулся, его Лидия Михайловна накормить хочет…
– Зачем!? – я вскочил и быстрым шагом пошел по больничному коридору. – Это опасно!
В палате, рядом с кроватью больного сидела санитарка Лидия Михайловна и маленькими-маленькими порциями манной каши пыталась кормить больного. Он пытался жевать, шевелил губами, но проглотить не мог. Каша вытекала у него изо рта и стекала по щеке. Лидия Михайловна вытирала кашу с его щеки полотенцем и, снова и снова, подобно терпеливой маме, кормящей непослушного малыша, давала ему кашу. Когда я зашёл в палату и появился в его поле зрения, он улыбнулся уголком рта и посмотрел на меня таким взглядом полным отчаянья, что я не забуду его никогда. В его взгляде я увидел, что он прекрасно понимает, что жить ему осталось совсем немного, а я его забрал из родного дома. И вот сейчас, его пытается накормить чужая женщина, а родная его спутница – бабушка Лизавета, с которой он прожил уже двадцать с лишним лет, далеко в деревне, одна. Дети где-то в городе и ещё не знают о том, что отец умирает.
– Будем кормить через зонд. Принесите, – коротко сказал я медсестре.
Я установил деду назогастральный зонд, показал, как надо кормить больного и вышел из палаты.
– Леонидыч, пойдем, – сказал мне проходящий мимо больной, – покурим?
– Курить вредно! – ответил я, но все же пошел следом.
– Дмитрий Леонидович! – окликнула меня медсестра, когда я выходил на лестничную площадку.
Я резко повернул голову, в шее что-то щелкнуло, я испытал такую боль, что вскрикнул и схватился за шею.
– Что? – ответил я, корчась от боли.
Медсестра, увидев, что стала причиной моей боли, несколько растерялась.
– Я хотела спросить…, вы завтракать будете?
– Буду, – ответил я.
– Может быть вам диклофенак уколоть? – предложила она. – Всё полегче будет…
– Ольга Юрьевна, ну кто же диклофенак на голодный желудок колет? – пытался пошутить я. – Сейчас позавтракаю, а там посмотрим!
В курилке несколько мужиков уже обсуждали тяжёлое состояние деда Кости. Я подошёл к ним и молча закурил. Мужики притихли, ожидая от меня какого-то объяснения сложившейся ситуации, но я молчал, выпуская сигаретный дым в открытую форточку.
– Зимой светает поздно… – начал было один мужик. – Время восемь утра, а вон как темно…
– Метель будет… – продолжил другой. – Ноги у меня всю ночь крутило. Всегда перед непогодой крутит…
– Помрёт? – наконец спросил меня третий.
Я пожал плечами, потушил сигарету и пошёл завтракать. Мужики, оставшиеся в курилке, продолжили свои обсуждения:
– Сейчас Людка за ним на вертолёте прилетит…
Я остановился:
– За кем?
– За дядей Костей, – ответили мне.
– Какая Людка? – спросил я.
– Дочь его, Людка. Она же у него директором банка в городе работает.