Там, где цветет саксаул

– Дед Ханджар нужен, он всё знает.

Два брата-молдаванина, близнецы Тимур и Никита, служившие в роте Погодина, понравились ему с первого дня знакомства: абсолютно одинаковые, различавшиеся только лычками (6) на погонах, они схватывали всё на лету, были исполнительными и вежливыми.

Все называли их только по именам, что нестандартно для армейского коллектива, называть их по фамилии было просто бесполезно, они тут же одновременно отзывались и вносили путаницу.

Тимур был на минуту старше брата, он был командиром отделения взвода специальных машин, но у Романа возникало ощущение, что ему специально присвоили звание младшего сержанта, чтобы как-то отличать их друг от друга. Они этой осенью увольнялись в запас и уже успели пригласить Погодина на свои свадьбы.

– Отец, когда мы родились, закопал бочку вина под вишней, а когда мы уходили в армию, сказал, откопаю на ваши свадьбы, когда вернётесь, – гордо рассказывал Тимур.

– А что, и у тебя невеста есть? – спросил Роман Никиту, стоящего рядом со своим братом.

– Конечно, – ответил за брата Тимур, – у него Дана, а у меня Лена, они нас два года ждали, все глаза выплакали, – делая серьёзное лицо, добавил он.

– Поживём – увидим, – смеясь, ответил тогда Роман.

Услышав команду сержанта, бойцы пошли в сторону автотэчи. Погодин тоже направился за ними. Он ещё не успел познакомиться со всеми работниками автопарка.

Возглавляемые Тимуром солдаты прошли через центральные ворота ремонтного бокса и, завернув налево, открыли дверь небольшого помещения.

На деревянном полу к ним спиной сидел человек в выгоревшей добела техничке (7), бывшей когда-то песочного цвета, и что-то делал, ловко орудуя топором. Услышав, что открылась дверь, он крутнулся на корточках и легко встал с пола без всякой опоры, в руках он держал топор и небольшой деревянный, уже сформированный под какую-то фигурку чурбачок.

Это и был Ханджар. На вид ему было за шестьдесят, глубокие морщины прорезали его загорелое лицо, седые волосы виднелись из-под лихо надвинутой на затылок тюбетейки, открывающей высокий лоб на приветливом, умном лице, из-под седых бровей на окружающих смотрели цепкие, тёмно-карие глаза, немного расплющенный нос и выразительные губы завершали его портрет. Рассматривая вошедших, он что-то жевал.

Он был невысокого роста и худощавого телосложения, что и объясняло лёгкий подъём с разворотом уже немолодого человека.

Ханджар, узнав Тимура, расплылся в улыбке, обнажив ровный ряд темноватых, но ровных зубов:

– Что тебе, Тимурка? – спросил он с сильным акцентом.

– Дедушка Ханджар, скажи, где у нас колодки, нам технику скоро грузить, – ответил младший сержант.

– На заднем дворике найдёте, – подсказал ему туркмен, он работал плотником и заведовал всем деревянным материалом в автопарке.

Солдаты ушли, а Погодин, зная, что они сами разберутся лучше него, что делать, остался, с интересом рассматривая чурбачок в руках старого туркмена.

– Что это будет? – спросил лейтенант, показывая рукой на деревяшку.

– Ложка, кушать, – ответил Ханджар.

– Покажи, как ты это делаешь, – попросил Погодин.

Романа это здорово заинтересовало. Его отец по специальности был столяром и тоже неплохо управлялся с топором, он видел как отец часто что-то мастерит, почти вся мебель в дедовом доме была сделана его руками, но такой ловкости работы топором в его руках он никогда не видел. Конечно, между столяром и плотником большая разница, плотник рубит дома, а столяр делает мебель, но профессии, казалось, схожие.

Ханджар молча уселся на корточки и начал дальше обрабатывать чурбачок, придавая ему форму ложки.

Увидев, что Роман внимательно наблюдает за ним, он что-то сначала сказал на туркменском, а потом с перерывами в работе проговорил на русском:

– Ложки надо строгать из корневища берёзы, в ней самая крепость и мягкость одновременно, меня русский учил, большой был человек.

Он вырезал бесспорно остро отточенным, но тяжёлым топором из деревяшки ложку так, как будто работал удобным специальным кривым ножом. Погодин внимательно наблюдал за ним.

Через десять минут, так же легко поднявшись с корточек, Ханджар протянул ему готовую деревянную ложку, аккуратно без заусенцев и зазубрин обработанную.

– Держи, командир, – сказал плотник, не переставая жевать.

Рома почувствовал от него слабый запах какой-то серы и спросил:

– Что ты жуёшь?

– Насвай (8), – просто ответил тот.

– Допинг, – улыбаясь сказал Рома, он уже знал, что насвай – это лёгкий незапрещённый в Средней Азии наркотик, который жуют в основном старики.

Узнав вошедшего к нему человека и наконец-то до конца убедившись, что это не бабай с мешком, он слабо поприветствовал его:

– Привет, Ханджар, – и протянул руку в сторону тумбочки, на которой лежала деревянная ложка, так умело вырезанная старым плотником.

Ханджар, убедившись, что Роман сидит на койке уверенно, взял с тумбочки ложку и налил в неё жидкость из чёрного кувшина.

– Выпей командир, – сказал он, поднося ложку ко рту больного.

Роман послушно глотнул содержимое ложки, почувствовав горечь.

– Что это? – спросил он.

– Янтак (9), верблюжья колючка, настой, – ответил плотник, – надо ещё, стакан есть?

Погодин, почувствовав небольшое облегчение, самостоятельно встал, открыл тумбочку и достал кружку, в которую Ханджар налил немного жидкости.

Роман залпом выпил горькую настойку, вздрогнув и покорчившись как от боли.

Он стоял и прислушивался к своему организму. В голове светлело, нескончаемое бурление в животе уменьшалось.

– Кувшин оставлю, пей, пей, не переставая, много пей, закончится, верблюжью колючку найдёшь, завари кипятком и опять пей, – услышал он голос стоящего рядом Ханджара.

– Спасибо, что помог, а то я уже подумал, кончаюсь, – пободревшим голосом сказал Погодин.

– От этого не умирают, организм привыкает, пойду я, командир, – ответил Ханджар, поворачиваясь к двери.

Они вместе вышли на улицу, и Роман, ещё слабый, покачиваясь, вдыхал и вдыхал вечерний прохладный воздух.

– Спасибо ещё раз, дедушка Ханджар, – крикнул он вслед уходящему старику.

Он был ему необыкновенно благодарен за то, что пришёл и так легко вылечил, поднял больного с кровати, прикоснувшись рукой и налив какой-то горечи.

Всё воскресенье он пропил янтак, заваривая его в трёхлитровой банке, кипяча воду прямо в ней самодельным кипятильником, сделанным из двух лезвий для бритья.

На четвёртый день, как раз в понедельник, Роман полностью выздоровел, он уже с обеда воскресенья кушал в лётно-технической столовой без последствий и после завтрака с удовольствием принял участие в чаепитии, устроенном женщинами бухгалтерии автослужбы.