Мент. Москва

– Но, если партия считает, что я нужен именно здесь, буду терпеть, Феликс Эдмундович. Скрипеть зубами, но терпеть.

– Не надо скрипеть зубами, – тихо сказал Дзержинский. – Я понимаю, что вы, товарищ Трепалов, справитесь с любым заданием партии, даже с этим. Но что если я предложу вам вернуться к тому, с чего вы начинали?

– Предлагаете опять возглавить МУР? – удивился Александр Михайлович.

– Тепло, но ещё не горячо, товарищ Трепалов. Милиция и уголовный розыск многое делают, чтобы искоренить преступность в стране. Мы уже можем говорить о некоторых успехах в этом непростом деле. Это, конечно, хорошо, однако почивать на лаврах ещё рано. Да, ловить обычных преступников потихоньку научились, как и громить целые банды. Но, к сожалению, опыта и профессионализма у наших с вами товарищей бывает недостаточно, особенно для случаев, которые мы называем нерядовыми. Мы не можем себе позволить такую роскошь – оставить преступление без наказания. Это не по-нашему, не по-советски. Поэтому я принял решение: создать при Наркомате внутренних дел особую летучую оперативно-розыскную бригаду, которая будет заниматься теми самыми нетривиальными преступлениями. Задача этой бригады – помогать и направлять товарищей на местах, которые в силу определённых обстоятельств не справляются с раскрытием. Почему не справляются? – задал вопрос Дзержинский и сам же ответил на него:

– Где-то по причине нехватки опыта. Где-то – и я не исключаю, что таких случаев до сих пор будет много, – из-за явного саботажа. Работа будет интересной, работы будет много, причём не только в Москве, а по всей России. Подчиняется эта бригада непосредственно наркому внутренних дел. Вам, товарищ Быстров, я предлагаю стать оперативным сотрудником бригады. А вас, товарищ Трепалов, прошу (именно прошу, а не приказываю) возглавить её. Времени на раздумья нет, товарищи. Прошу ответить прямо сейчас.

– Я готов, – непроизвольно вырвалось у меня.

Дзержинский одобрительно кивнул, перевёл взгляд на Трепалова.

Тот весь подобрался, даже поправил узел галстука.

– Не имею права отказаться, товарищ народный комиссар внутренних дел. И не хочу, – весело добавил он.

– Я так и думал, – облегчённо выдохнул Дзержинский.

– Только у меня вопрос, – заговорил Трепалов.

– Уверен, что не один, – усмехнулся Феликс Эдмундович. – Задавайте, конечно, товарищ Трепалов.

– В бригаде будут всего двое: я и товарищ Быстров?

Дзержинский отрицательно покачал головой.

– Мы в комиссариате внутренних дел не настолько наивны, чтобы предполагать, что столь малочисленная бригада будет способна справиться с теми задачами, что на неё возлагают. Предлагаю вам, товарищ Трепалов, подумать над будущим штатным расписанием. Вы сами определите будущую численность бригады. Но кое о ком мы заранее подумали. Завтра из Петрограда прибудет товарищ Бодунов. Уверен, он окажется ценным сотрудником.

– Иван Васильевич? – радостно вскинулся я.

Феликс Эдмундович взглянул на меня с удивлением:

– Да, Иван Васильевич Бодунов. Вы с ним знакомы, товарищ Быстров?

– Знаком, – подтвердил я. – Довелось не так давно пересечься. Вместе брали одного субчика.

– Взяли?

– Так точно, взяли, – улыбнулся я, вспомнив, как расследовал загадочное убийство, в котором обвинили мужа моей сестры.

Тогда волей обстоятельств я познакомился с прототипом главного героя книги и одноимённого многосерийного фильма «Рождённая революцией» Сергеем Кондратьевым и его сослуживцем Иваном Бодуновым. Так получилось, что вместе с этими парнями я участвовал в задержании преступника Сеньки Борща.

– Ну и как он вам показался? – спросил Трепалов.

– Толковый оперативник, – заверил я. – Один из лучших в петроградском угрозыске.

– Понятно. Надеюсь, петроградские товарищи не будут в обиде, что мы обескровили их уголовный розыск? – сказал Трепалов.

– Скажу по секрету: было не просто, – признался Феликс Эдмундович. – Как и товарищ Быстров, Иван Васильевич Бодунов – один из лучших и ценных кадров. Таких отрывать от сердца никто не любит.

– Выходит, нас уже трое, – прикинул Трепалов. – Немного, но работать можно.

– Чем могли, помогли, – сказал Феликс Эдмундович. – Может, у вас есть ещё какие-нибудь кандидатуры на примете?

– Товарищ Дзержинский, а что если… как говорится, в порядке бреда? Я знаю, что наш знаменитый шахматист Алёхин сейчас находится за границей, в Германии. Но можно ли поговорить с ним, как-то успокоить и вернуть в Россию? Он ведь несколько лет назад работал следователем Центророзыска… Думаю, человек с его аналитическим умом и фотографической памятью нам бы не помешал, – сказал я и тут же прикусил себе язык.

Надо сказать, что отношения гениального шахматиста с советской властью были, мягко говоря, непростыми: Алёхин успел и в тюрьме побывать, и пройти по обвинению в нескольких как уголовных, так и политических делах. Но при этом чувствовалось, что ему покровительствовали и неоднократно спасали высокопоставленные люди в органах власти.

Называлась фамилия Вячеслава Менжинского, ещё одного поляка в руководстве ЧК, а потом ГПУ, преемника Дзержинского. Не сомневаюсь, что и сам Феликс Эдмундович приложил руку к тому, чтобы вывести Алёхина из-под удара.

Но это были лишь предположения, а реальный расклад мог оказаться совсем другим.

Пока что все предполагали, будто шахматная гордость России ненадолго покинул страну, – никакой речи об эмиграции не шло. Потом, в тридцатые, Алёхин начнёт тосковать по родине, будет заливать горечь от ностальгии водкой. Будет неприятная история участия в матчах, организованных нацистами, международный шахматный бойкот…

Умрёт Алёхин в номере португальского отеля перед матчем с другим выдающимся шахматистом – Ботвинником, при довольно загадочных обстоятельствах. В его смерти будут подозревать спецслужбы.

Признаюсь, о многих вехах биографии я узнал из шикарного советского фильма «Белый снег России». Особенно меня впечатлила сцена шахматного матча вслепую с кучей немецких шахматистов. Если удастся вмешаться в ход реальной истории и изменить её, той игры может и не произойти.

Что если этот гений вернётся в страну? Как много пользы он сможет нам принести!

Дзержинский замолчал. Мы с Трепаловым старались не мешать ему думать.

– Знаете что, товарищ Быстров? – наконец произнёс Феликс Эдмундович. – Хоть истинное призвание уже не товарища, но ещё не господина Алёхина – шахматы, но… надо поговорить с товарищем Менжинским. Думаю, место Алёхина на родине, в России!

Глава 5

Разговор с Дзержинским закончился, мы с Трепаловым вышли из кабинета, где нас снова ждал один из чекистов, латыш Девинталь.

– Ну что, товарищи, поедем заселяться? Феликс Эдмундович поручил мне найти для вас жильё.

Всё тот же автомобиль доставил нас на Петровку, где в одном из бывших доходных домов «Товарищества Торговых линий в Москве» мне и Трепалову выделили по комнате в больших коммунальных квартирах, только этажи разные: у меня второй, аккурат над магазином, у моего начальника третий. В остальном всё примерно одинаково, включая количество квадратных метров.

В принципе, чего и следовало ожидать. Квартирный вопрос всегда стоял в Москве весьма остро, что было тонко подмечено Булгаковым. А в двадцатые годы прошлого века – вообще что-то с чем-то. Было наивно думать, что для меня расщедрятся на персональное жильё.

Из мебели в моей комнате оказалась только расстеленная на паркете газета.

– Вечером привезут кровать, стол и стулья, – извиняющимся тоном произнёс Девинталь.

– Буду надеяться, а то на газетке вряд ли выспишься!

Девинталь усмехнулся.

– Не переживайте. Проконтролируем.

Я устало махнул рукой. В целом жильё мне понравилось – не апартаменты, но по нынешним меркам довольно сносно.

Крыша над головой есть – с остальным как-нибудь наладится. Тем более комната большая, можно поставить посреди перегородку – получатся две. Места хватит и нам с Настей, и Степановне. Ни тесноты не будет, ни обиды, пусть и две женщины в семье, а это обычный источник напряжённости.