Под чужим именем

* * *

К полудню жара стала просто невыносимой – некоторые из землекопов начали валиться с ног. Я серьезно забеспокоился, не схвачу ли тут тепловой удар, когда вдруг раздались частые удары в рельс.

Те, кто мог самостоятельно передвигаться, принялись выползать из траншеи. Я немного замешкался, и «торпеда», уже, кстати, другой, остановил меня и еще троих, ткнув пальцем в траншею и что-то сказав на местном наречии.

– Вот этих витаскивай, – добавил он для меня.

С одним мужиком мы взяли на руки и за ноги валяющегося на дне траншеи в обмороке. Я заметил, что тот только прикидывался, и намеренно стукнул его головой о край траншеи.

– Дерьмо собачье, – тихо выругался симулянт.

Ого! Не понимающие по-русски так ругаться не умеют – в крайнем случае они знают только русский мат.

– Не дрыгайся, – так же негромко сказал я, – думая, что мне наконец повезло. – Я поговорить с тобой хочу.

Тот приоткрыл один глаз, который у него оказался пронзительного голубого цвета. Видимо, парень русский, У аборигенов голубые глаза – редкость.

– Надо – поговорим, – пробормотал он, пока его укладывали на землю. В этот момент «торпеда» подтащил ведро воды и вылил его на обоих лежащих. Те сразу же стали плеваться и фыркать, после чего, кряхтя, встали… Притворщик подошел ко мне и мы, чуть приотстав от остальных, двинулись в сторону бараков.

– Ты новенький? – спросил меня голубоглазый.

Я кивнул… Черт с ним, отвечу на его вопросы, потом сам буду задавать.

– Где тебя взяли?

– Торговал соляркой, – лаконично ответил я.

– Не понял. Они же торгашей не хватают… Или ты накосячил?

Я вкратце рассказал свою историю, при этом сохраняя инкогнито.

– Неплохо накосячил, – сказал мой собеседник. – У меня похожая беда…

Тем временем мы вошли в общий барак. Внутри такая же температура, но хоть не жарит сверху.

– Меня зовут Анатолий, – сказал этот парень. – Можно Толя. Я летчик. Возил для них кое-что, кое-кого и кое-куда. И по независящим от меня причинам привез одного деятеля не в то место. А он исчез. Теперь его ищут, и уже целый месяц. Я очень надеюсь на то, что его не найдут…

– Почему?

У Толи глаза полезли на лоб.

– Как почему? Да как только его найдут, меня – куик! – Толя изобразил характерный жест. – И то же будет с тобой, когда они найдут твой вагон.

У меня свело в животе и чуть ниже.

– А пока мы здесь вместе с этими. – Толя обвел рукой сидящих на нарах аборигенов. – Этих они просто крадут.

– Смыться не пытался?

– Куда и на чем? – вопросом на вопрос ответил Толя. – Бежать невозможно. Единственная дорога из долины простреливается. А без дороги – это лезть через ущелья. Слишком утомительный способ самоубийства. Мы замолчали. Снаружи донесся странный шум, и сидящие в бараке рабы начали суетиться.

– Ага! – сказал Толя. – Обед тащат. Сейчас нас будут кормить. Как свиней. Из корыта. Хрю-хрю-хрю.

Я недоверчиво усмехнулся, но вскоре убедился, что Толя прав. Нам действительно пришлось жрать, как свиньям, с той лишь разницей, что мы все-таки могли помогать себе руками.

* * *

Вдвоем, оказывается, значительно легче переносить тяготы каторжной жизни. На следующий день после изнурительной работы в траншее и скудного ужина мы с Толей забились в угол барака, выклянчили у одного охранника, что был подобрее, сигарету и начали перебирать возможные способы побега. Мы решили, что вдвоем можно попробовать рискнуть.

Неожиданно в барак ввалились двое «торпед», и один из них рявкнул:

– Шигапов, виходи!

Никто не шевельнулся. «Торпеда» рявкнул вторично, и тут мне вспомнилось, что Шигапов – это я. Черт возьми, если я буду так часто менять фамилии, то плохо кончу.

Я встал, подошел к «торпедам», не ожидая ничего хорошего. Они подтолкнули меня к выходу, и я увидел недалеко от барака два автомобиля. Знакомая «тойота» стояла рядом с дверью, ведущей в мою одиночку. Доктор с Партизаном были тут же. Чуть поодаль виднелась еще одна тачка белого цвета, кажется, «мицубиси-паджеро». В ней кто-то сидел, но из-за бьющего в глаза заходившего солнца я не смог хорошо его разглядеть. Бандиты махнули мне, и мы вместе направились в «офис».

Обстановка внутри была весьма спартанской, но получше, чем в бараках. «Торпеды» на этот раз остались снаружи, а мы уселись на табуреты, расставленные вокруг старого хромого стола.

– Ну, Рифат, тебе опять не повезло, – сказал Доктор. – Мы нашли эти вагоны, и в них совсем не то, что нам нужно. Объясни ситуацию.

Я плохо себе представлял, что им нужно. Мне явно надо было пошевелить мозговой извилиной, а это было для меня сейчас непосильной задачей.

– Попробую сообразить, – сказал я.

– Попробуй, попробуй, – закивал Партизан. – Только недолго.

Я прокрутил в голове всю свою вагонную эпопею, но светлые мысли у меня так и не появились.

– Дело в том, что на разъезде я вскрывал все вагоны, и в каждом, кроме мешков с каустиком, ничего не было, – сказал я, надеясь протянуть еще немного времени.

– Тогда какого хера ты врал, что сода находится в вагоне?! – закричал Партизан.

– Я не врал, – сказал я. – Сода была во всех вагонах…

– Ты чего нам тут мули пихаешь? – Теперь уже и Доктор начал по-настоящему злиться. – Ни в одном вагоне не было соды!

– Как так? – Я по-прежнему ничего не понимал. Здорово, видать, я здесь отупел.

– А вот так! Во всех вагонах, – заговорил Партизан, размахивая рукой перед моим носом, – кроме каустика, ничего не было!

– Правильно, – сказал я. – Во всех вагонах был каустик, он же – каустическая сода. Он же – гранкаустик, он же – едкий натр, он же – гидрооксид натрия, он же…

Партизан изо всех сил треснул меня по лицу. Я чуть было не свалился со стула.

– Ублюдок! – зарычал он.

– Успокойся, ты! – сказал Доктор Партизану. – Вот и все. Теперь я все понял.