Необъявленная война. Россия в огненном кольце

– Ну мы так и так будем задержаны, – вполне логично указал юноша. – Лучше здесь посидим.

Весело улыбаясь, подростки начали делать селфи на фоне стоящих внизу омоновцев.

– Молодые люди, немедленно выполняйте законное требование сотрудников полиции! – не выдержав, закричал один из стражей порядка прямо через закрытое забрало шлема. Подростки пару секунд посовещались, а затем выдвинули встречное предложение:

– А давайте мы слезем, но вы нас не задержите?

– Мы не торгуемся, ребята, – веско произнес омоновец. – Мы предупреждаем.

– Мы тут тоже не торгуемся, – крикнул кто-то из толпы, и все начали скандировать: “Не слезай!” Один из полицейских вскарабкался на фонарь и полминуты что-то объяснял парням, потом спрыгнул на землю. Активисты восприняли это как поражение полиции и снова стали кричать “Позор!”, после чего шеренга полицейских начала выдавливать их в подземный переход»[14 - http://www.kommersant.ru/doc/3253994.].

В этом диалоге достаточно наглядно отразилась позиция отдельных участников акции – двум подросткам важны были не столько требования «борьбы с коррупцией», сколько «движ», работа на широкую публику, эпатаж.

Молодежный характер акции отметило большинство наблюдателей и экспертов, а фотографии старшеклассников и студентов различных учебных заведений стали визитной карточкой мартовских митингов. Отметим, что часть материалов такого рода была заимствована оппозиционерами с просторов Интернета, поэтому на фото появлялись то латиноамериканские полицейские, то странные участники «шествия».

С точки зрения мотивации участия в несанкционированных акциях представителей соответствующих возрастных групп явно преобладали не политические требования, а естественное подростковое желание выделиться среди сверстников, показать свою «бунтарность». Сыграл роль и основной инструмент социальной мобилизации – интернет-ресурсы и социальные сети. Мы уже говорили выше о феномене привнесения в политику молодежной моды на протестность. Очень ярко он был использован в ходе событий «арабской весны» и Евромайдана.

И разумеется, флешмоб как модель социального действия 26 марта проявил себя в полной мере – участники разного рода монстраций, проводившихся годами в отдельных областных центрах, явно чувствовали себя в знакомой атмосфере. Чему способствовали многочисленные плакаты с провокационным содержанием, желтые детские «утки» в самых разных формах и видах, кричалки и т. д.

Среди лозунгов часто фигурировали следующие призывы: «Коррупция ворует будущее», «Не забудем, не простим», «Жалкий трусливый вор», «Медведев, отчитайся!», «Это наша страна», «Не врать», «Не кради», «Россия – это мы». В ряде городов протестанты запустили кричалку «Кто не скачет, тот Медвед». Использование «майданной» практики в данном случае нисколько не смущало координаторов протестных акций, что, конечно, можно и нужно рассматривать как симптом.

Но вообще, конечно, символом несанкционированных митингов стали не лозунги против коррупции, а именно желтые утки.

Эта технология – визуальный символизм – практически полностью повторяет белую ленту (и ей подобные символы), которую использовали представители несистемной оппозиции в 2011–2012 годах. Тем не менее зачем через пять лет от прежнего символа «болотных процессов» отказались в пользу именно желтой утки. Почему?