– Подлость в Тартаре? Это же нормально! – легкомысленно сказала Ирка.
Мамзелькина посмотрела на младшего менагера с укором:
– Это нормально для мрака, но ненормально для Арея! Все-таки он был его учителем, а Джаф – одним из самых способных его учеников! Кроме того, хотя поначалу Джаф бился мечом, недавно он обзавелся невидимым оружием. Ран оно, понимаешь, не оставляет!
– Это как – не оставляет? – удивилась Ирка.
– А так. Выходит кто с Джафом на бой, а потом – раз! – и готово. Не поймешь, как Джаф его ухлопал.
– Даже вы не знаете?
– Даже я. А уж мне завсегда известно, кто от чего лыжи отбросил. Работенка у меня такая – за другими травку подкашивать.
– А по движениям-то можно понять, чем он атакует? На какой дистанции наносится завершающий удар? – быстро спросила Ирка.
Аида Плаховна кокетливо замахала на нее ручками:
– Чур меня, чур! Ты, милая, меня вумными словами не пугай! Труп – он, милая, мертвец и есть, тело недвижимое!
– И что я должна сделать? Вызвать Джафа?
– Нет, мышка, не примет он твой вызов! Где это видано: младшему менагеру некроотдела со стражами биться? У меня другой интерес! Надоело мне за Джафом собачкой бегать и глазеть, как он не пойми как стражей ухлопывает! У меня ж тоже профессиональная гордость! Давай так: как следующая дуэль у него, ты сама туда прибудешь и, кого Джаф убьет, приберешь!
Ирка проглотила слюну:
– Значит, сделка? Я соглашаюсь забрать того, кого ухлопает Джаф, а вы за это устраиваете так, что разнарядка на Бабаню становится недействительной?
– Недействительная и есть! Я уж, солнце мое, знаю, как бумажку Лигулу подсунуть, чтобы протест наш до конца века разбирался! По рукам?..
– Нет, погодите! А еще я перестаю быть младшим менагером, а копье Таамаг возвращается к Брунгильде! – выпалила Ирка, холодея от собственной наглости.
Она была уверена, что Мамзелькина откажет, но та вдруг хлопнула ее по плечу:
– Не хочешь, значит, смертью быть? Ну шут с тобой, девка! По рукам! Одного забери, и довольно с меня!
– Так вы согласны? – не поверила Ирка, торопливо протягивая старушке руку.
– Эйдосом клянешься? Бессмертием своим, что заберешь?
Последнюю фразу Мамзелькина произнесла, когда Иркина рука была уже в цепкой ее ладошке. Ирка дернулась было, но сдалась, обмякла.
– Клянусь! – выпалила она, не позволяя себе усомниться. Тяжелая театральная люстра качнулась, зазвенела мутным хрусталем – и Ирка, холодея сердцем, поняла, что ее клятва зафиксирована там, где ни одно слово не может быть стерто.
– Зачем вам это? – спросила она.
– Да так вот! Надоело смотреть, как ты вихляешь. Уж коли взялся за косу – так коси. Так, по-моему! – заявила старушка и, чем-то очень довольная, убрала бинокль в рюкзачок. – Ну, милая, собирайся! Пора нам идтить, а то скоро давка в фойе будет!
– Как – давка? А спектакль? – растерялась Ирка.
– Ты что, и спехтаклю смотрела? Ну ты прямо Юлиус Цезарь! Тот тоже два дела сразу делал: орехи ел и в ухе ковырял. Не будет никакой спехтакли! – заявила Мамзелькина.
– Как так не будет? Еще же и до половины не дошло! – удивилась Ирка, хорошо знавшая чеховскую пьесу.
– Ды так! Работенка тут у меня. Я и так уж на пятнадцать минут затянула… – охладев глазами, Аида Плаховна неуловимо шевельнула своей ортопедической тростью, и роскошный дирижер – тот самый, кругленький, с длинными волосами – вдруг покачнулся и начал заваливаться, хрипя и хватаясь за ноты.
Труба издала длинный заблудившийся звук. Оркестр сломался, зашатавшись вразброд. Запоздало гукнули и стыдливо замолкли румяные тарелки. К дирижеру бежали, хватали его под руки. Одна из трех сестер, та, которая не была братом, спрыгнула со сцены прямо в оркестровую яму и громко, жалобно крикнула:
– «Скорую»! «Скорую» сюда!
Ирка, как в бреду, представила, как в зал въезжает «Скорая».
– Человеку плохо! Сделайте что-нибудь! Вы же им восхищались! – хватая ее за руки, крикнула она Мамзелькиной.
– Служба у нас такая! Разнарядка – она не платок, ей нос не вытрешь! – пропела старушка, подчеркивая не столько слово «разнарядка», сколько «у нас».
Ирка попыталась поймать ее, удержать – да где уж там. Аидушка уже пробиралась к выходу – неспешно, но на деле неуловимо быстро, как ящерка, прячущаяся в трещину в камне. В пространстве истаивал синий силуэт ее страшного сельскохозяйственного орудия, уже нисколько не напоминавшего ортопедическую палку.
Глава 5
Флейта и спата
Дайте человеку необходимое – и он захочет удобств. Обеспечьте его удобствами – он будет стремиться к роскоши. Осыпьте его роскошью – он начнет вздыхать по изысканному. Позвольте ему получать изысканное – и он возжаждет безумств. Одарите его всем, что он пожелает, – он будет жаловаться, что его обманули и что он получил совсем не то, что хотел.
Э. Хемингуэй
Путь к метро Мефодий привычно прокладывал от турника к турнику. Ему было известно, что в первый раз подтянуться он сможет на лазилке детского городка за общежитием. Второй подход сделает метров через триста на ржавой П-образной вешалке для белья. Дальше сразу два турника-близнеца установлены по обе стороны бульвара. И, наконец, в заключительный раз он подтянется на круглой железной трубе, которая соединяет два торговых павиольна у метро. Правда, там вечно курят продавцы, и надо еще угадать, чтобы никого не было рядом.
Пока Буслаев раз за разом взлетал к перекладине, выжимая из железа душу, Дафна терпеливо стояла рядом и пыталась отвлечь Депресняка от голубей:
– Ну птички и птички! Ты что, самоутверждаешься? Вон лучше смотри, какая собачка идет! Ой, она полицейская!.. Так что ты там говорил про птичек?
Видя, что Депресняк разрывается на части между голубями и полицейской собакой, Дафна торопливо упрятала кота в рюкзак и затянула шнурок. Рядом кто-то кротко вздохнул, наблюдая за ней. Даф повернулась и увидела огромного парня, ожидавшего, пока Мефодий освободит турник. Дафна улыбнулась ему, и ее улыбка сработала как открывашка. Душа парня распахнулась.
– Сейчас я вешу сто четыре. Но это я жирка поднабрал. А вообще-то я хочу весить сто одиннадцать! – сказал он густым басом.
– А что будет, когда ты будешь весить сто одиннадцать? – спросила Дафна.
– Сгоню до ста восьми!
Дафна внимательно посмотрела на него:
– М-м-м…
– Что такое? – подозрительно спросил парень.
– Ничего. Восхищаюсь. Приятно, когда у мужчины есть далеко идущие планы! – сказала Даф и прикусила язычок, опасаясь, что у нее потемнеют перья.
К счастью, парень иронии не понял. Мефодий спрыгнул с турника, и великан, заняв его место, принялся делать выходы силой. Рисуясь перед Дафной, он так пыхтел, что турник гнулся, а полицейская овчарка остановилась и посмотрела на парня, как волк смотрит на медведя.