Дверь на двушку

– Да уж, титан! Да у него копейку кому-то дать рука не разожмется!

– На копейку не разожмется, а закладки отдает. А ведь за каждую закладку ведьмари бы его озолотили. А что кривится… Ну пусть себе кривится. Должен же он хоть какую-то компенсацию получить, чтобы всем было ясно, что он не в восторге!

– А Кирилл, Фреда, Лара? Они почему так себе ныряют? – сказал Ул.

– Лара себя жалеет и потому опасается далеко нырять, хотя могла бы. Ей еще не больно, а она уже пугается и назад поворачивает. А Кирилл слишком хитрый. Но ведь и он закладки приносит? А каждый раз, как мы через себя перешагиваем и делаем что-то для другого, мы делаемся на горошинку сильнее. Так что и он на верном пути.

– А Фреда?

Кавалерия куснула дужку очков. Улу показалось: для того, чтобы скрыть улыбку.

– Фреда похожа на меня в молодости. Я такая же была. Если Фреде скажут, что она в чем-то может быть неправа – она не поверит.

– А ныряет почему неважно? Вроде начинала неплохо, а теперь застопорилась.

– Я тоже, видишь, застопорилась… Фреда, как я понимаю ее проблему, не научилась пока никого слушать. А это очень стопорит. Иногда бывает: человек умный, а кашу руками ест. Ему говорят «да возьми ты ложку», а он не верит! – Кавалерия вернула очки на прежнее место и зорко всмотрелась в Ула. – Ну… Чего ты ерзаешь? Что ты хотел рассказать?

– Ничего.

– Неправда! Пошли!

Кавалерия подвела Ула к старой водонапорной башне, и он рассказал ей о ребенке и о летающем маке. Слушая Ула, Кавалерия гладила потрескавшуюся кору старой липы. Липа, разошедшаяся на три отдельных ствола, царствовала над всем маленьким парком.

– Ясно. Ну что вам сказать, папа и мама? Я советовала бы показать мальчика Лехуру, – произнесла Кавалерия, когда Ул перечислил, что ребенок беспокоен, вечно голоден, ест много, но плохо набирает вес.

– И про цветок ему рассказать?

Кавалерия взглянула на Ула с укором:

– А почему нет? Лехур понимает в медицине, в шнырах и в двушке. Можно найти кого-то, кто знает двушку и шныров. Можно кого-то, кто разбирается в медицине. Но на перекрестке этих качеств – только Лехур. Отправляйся-ка в ШНыр, садись на свою Азу и приведи мне пега! Нет, двух пегов: еще одного – для Яры! На свое усмотрение возьми кого-нибудь поспокойнее. Слетаем к Лехуру в Москву. Он, конечно, приехал бы и сам, но вряд ли он погрузит в свою машинку МРТ или рентген.

И Кавалерия достала телефон, собираясь звонить Лехуру.

– Погодите! – остановил ее Ул. – Яра не полетит с младенцем на пеге! Она даже на электричке его не возит! Ей повсюду микробы мерещатся! Максимум она согласится на такси – да и то замучает водителя вопросами, когда он в последний раз пылесосил салон.

Кавалерия усмехнулась:

– Не полетит, говоришь?

– Не полетит! Яра очень правильная мать! Окна не открывать, воду в ванночке градусником мерить! Да она со мной недавно даже на улицу не пошла! Сказала: ветер, ребенку холодно.

– А куда ты собирался? – вскользь поинтересовалась Кавалерия.

Ул потер лоб:

– Кажется, на строительный рынок… Думал, на детской коляске цемента чуток подвезти…

Кавалерия развернула его за плечи и подтолкнула в сторону дома:

– Иди давай за Ярой! Покупка цемента – чудная программа для прогулок! Неудивительно, что сразу поднимаются страшные холодные ветры! У меня, конечно, давно не было маленьких детей, но я запомнила, что если мать чего-то очень хочет, то и детям это тоже почему-то полезно. Я звоню Лехуру и начинаю собираться сама!

– Вы думаете, она согласится? – усомнился Ул.

– БЕГОМ!!!

Через пять минут Ул был уже дома. Яра в Москву лететь отказалась наотрез, заявив, что это бред, что ей малыша кормить, купать, укладывать, но при этом Ул обнаружил, что она почему-то быстро одевает ребенка и прикидывает, как всунуть его в «кенгуру».

– Это что такое? – спросил Ул ошарашенно.

– Где? Что? – всполошилась Яра.

– Руки твои что делают?

Яра посмотрела на свои руки и на короткое время убрала их за спину.

– Ничего! – произнесла она тоном БаКлы, перед которой кто-то сильно провинился. – Никуда я не полечу! Ты пегов привел?

– Нет пока.

– Так чего ты ждешь?! Что ребенок вспотеет?! Зачем же я его одевала?!

– А ветер? – сказал Ул, хотя это была явно материнская реплика.

– Какой ветер? Ну, я намажу малышу щеки кремом! И учти: если из-за тебя я простужу ребенка, я тебе этого никогда не прощу! – заявила Яра, немного помедлив.

Ул потрогал себе лоб. Следить за перескоками женского сознания ему было все сложнее и сложнее.

– Хорошо, – согласился он. – Ну ты, Яра, чудо былиин, зажигаешь!

В ШНыр Ул телепортировался, зная, что там легко подзарядит нерпь, и вскоре ехал через поле на Азе, ведя с собой в поводу Цезаря для Кавалерии и Миниха для Яры. Кавалерия и Яра, уже созвонившиеся и встретившиеся, поджидали его на окраине Копытово, чтобы никто из местных не увидел пегов. Впрочем, в Копытово к пегам начинали уже привыкать. Врач местной амбулатории как-то доверительно сообщил фельдшеру:

– Интересный факт, Григорий Иванович! Во всех подмосковных поселках стандартно ловят белочку, а у нас видят крылатых лошадок!

– А еще крылатого ослика и дядечек с секирами! – радостно произнес Григорий Иванович.

Врач вздохнул, задержал взгляд на красных крыльях носа своего фельдшера и, тронув его за рукав, добавил:

– И еще я хотел попросить вас, Григорий Иванович: верните мне, пожалуйста, ключ от шкафа с лекарствами! А то у закрытого спирта слишком высокая скорость самоиспарения!

Яра стояла с малышом и подпрыгивала. Женщины, надевающие «кенгуру», всегда подпрыгивают, иногда даже выше, чем это требуется в интересах укачивания. Видимо, следуя теории Станиславского, невольно входят в образ.

Увидев старину Миниха, Яра перестала подпрыгивать и опасно уставилась на Ула.

– Это что? – спросила она тоном гонщика, которому вручают ключи от «Запорожца».

– Но ты же просила кого-то поспокойнее?

Яра недовольно засопела и полезла на Миниха. Ножки ребенка задевали седло, но Яра их чуть расставила, и получилось, что малыш тоже сидит в седле. При этом он ухитрялся спать, как монгольский всадник во время долгих переходов.