Замороженный мир

– Если у меня на канале не будет хотя бы дух подписчиков, я удалюсь! Мне больно прозябать в безвестности!

– Гоша! – крикнул Сашка. – Гоша! Это ты?

Гоша швырнул в мойку очередную партию тарелок. С посудой он не церемонился.

– Врать не надо! Каких двух? У тебя, не считая меня, подписчиков десять! – отозвался другой голос, и Сашка узнал кухонную Надю.

– Ага. «Пицца_в_каждый_дом», «Ваша_стоматология» и «Ремонт_квартир». Себе возьми таких подписчиков! – плаксиво разрешил Гоша.

Несколько раз окликнув Гошу и Надю, Сашка убедился, что они его не слышат. Решив, что все дело в заглушающих звуках кухни, он опять перевел кентавра в режим поиска, и ржавый голос Кузепыча, показавшийся самым замечательным и добрым голосом на земле, произнес отчетливо и близко:

– Бабка ежика! Это ж не мои ж пассатижи ж!

– Кузепыч, это я, Сашка! Помогите мне! Кузепыч!

Тишина. Позвякивают инструменты. Сашка определил, что Кузепыч возится со своей любимой одноглазой машиной. Он вечно ремонтировал ее, подлечивал – но без особого толка. Машина вела себя как старушка, которой снизили подскочившее давление. Ее можно было подлатать, но нельзя было уже починить. «Ну как, бабушка, тебе лучше?» – «Да не знаю я, доча!» – «Как же ты можешь не знать?» – «Да вот не знаю!»

– Кузепыыч! Кузепыч! Пожалуйста! – сорвался Сашка.

Инструменты позвякивают, Кузепыч сопит – и больше ничего. Окончательно убедившись, что его не слышат, Сашка заставил себя отключить кентавра, пока тот не разрядился окончательно. Если кентавр сядет, он не сумеет воспользоваться им после, если что-то изменится и его смогут услышать. Отключать кентавра Сашке было очень страшно. Хотелось слушать, слушать и слушать. Пусть даже пыхтенье Кузепыча, или цоканье копыт, или звуки столовой – все что угодно. На секунду Сашке показалось, что он уже умер и из загробного мира жадно слушает звуки земли, которым раньше не придавал никакого значения и которые теперь заветны, прекрасны и недосягаемы – будь то даже гудки машин, хлопанье крышки мусоропровода или струнный гул натянутых тросов лифта.

Голова закружилась. Ноги стали ватными. Сашка был вынужден присесть на корточки и упереться ладонями в пол. Он даже крикнул один раз на пробу, но голос был слабым, жалким и сразу потерялся в земной толще. Хотелось, чтобы кто-то там наверху увидел его и этот ужас прекратился бы так, как это бывает во сне, когда, столкнувшись с кошмаром, кричишь, протестуешь – и вдруг твой страх рассеивается, трескается как яичная скорлупа, и тебя выпускают из сна.

Не в силах дольше выносить сосущего подземного мрака, Сашка решил воспользоваться сирином и телепортироваться. Он потянулся к нерпи, но что-то больно кольнуло его в нежную кожу на запястье. Сашка вскрикнул и нащупал в темноте вертящуюся у него на пульсе золотую пчелу. Пчела была очень сердитой и к сирину его не подпускала.

«Предупреждает! – сообразил Сашка. – Нельзя. Застряну в толще».

И тут его вдруг ударила по носу сорвавшаяся со свода тяжелая капля. Он машинально попытался смахнуть ее, и капля вдруг сама собой оказалась у него в ладони. Странная подвижная капля вертелась на месте и распространяла ровное зеленоватое свечение.

Сашка увидел, что это крохотный светлячок. Он почему-то ходил на задних лапках, а в передних держал зеленый фонарик. И еще почему-то был в шапочке! В первую секунду Сашка даже решил, что тронулся умом. Но все же этот светлячок с фонариком и горящий от укуса золотой пчелы пульс были единственным реальным здесь, в кромешной темноте.

– Это Фиа тебя послала? Ну показывай, куда идти! – велел Сашка светлячку, открывая ладонь.

Светлячок заработал крыльями и полетел по коридору, разливая свет. Чудо этого света состояло в том, что секунду или две он сохранялся даже там, где самого светлячка уже не было. Словно по синей мокрой акварели проводили кистью с белилами. Сашка старался не отстать. Они долго петляли, пока тоннель не завершился завалом. Светлячок опустился на пол и полез под ветки, подсвечивая одновременно щитками спинки и фонариком.

– Чтоб я еще раз связался с этой Фиа! – пробормотал Сашка и, опустившись на живот, начал торопливо протискиваться. Удивительно, но он сумел это сделать, даже не ободрав сильно спину.

Оказавшись с другой стороны завала, светлячок отряхнулся, поправил шапочку, а потом вдруг оттолкнулся и полетел. Сашка побежал за ним. Светлячок летел впереди. Изредка его брюшко касалось воды, почти повсюду тонкой пленкой покрывавшей пол, и тогда воду заливал свет, а с крыльев и брюшка, разбрызгиваясь, летели крошечные подсвеченные фонариком капли.

Когда Сашка ощущал, что устает, то останавливался. Светлячок улетал вперед, становясь крошечной точкой, почти искрой. Искра зависала, возвращалась, и вот уже светлячок сердито висел перед ним в воздухе и тряс своим фонариком.

Внезапно Сашка увидел стену, сложенную из крупных камней и преграждающую ему дорогу. Сашка шагнул к стене, но ему бросилась в глаза дважды перечеркнутая стрелка. На языке шныров это означало «Стой! Дальше идти нельзя!». Рядом прочитывался еще один знак, полустертый известковыми подтеками. «Осторожно! Впереди опасность!» – вспомнил Сашка его значение – и тут же увидел обломки глиняных человечков, которых посылала Фиа.

Он стал озираться, отыскивая оттиснутую в стене нерпь. Ага, вот она! Сколько же здесь налипло глины! Прежде чем прикладывать свою нерпь, Сашка порылся в карманах и отыскал несколько скомканных салфеток. Привычкой таскать с собой разный мусор, пока не найдется куда его выбросить, Сашка был обязан Рине. До знакомства с Риной он засовывал мусор во все возможные щели, даже в поручни автобусов, а однажды попытался пропихнуть пальцем бумажку от мороженого в пустотелый столбик ограды, в котором, как оказалось, жили осы, – и поплатился за это.

Сашка одну за другой протирал фигурки, помогая себе длинной щепкой. Глина была влажной и выскребалась легко. Сашка легко узнал сирина, кентавра, русалку… Но что это? Щепка выскочила у него из пальцев. Выждав, пока пальцы перестанут дрожать, Сашка торопливо поднял щепку, заработал ею. Последние куски глины убрал салфеткой. Светлячок взлетел и завис напротив углубления.

Череп со стрелой в зубах насмешливо скалился на Сашку с каменной стены.

Сашка втянул носом воздух. Получается, никакая другая нерпь здесь не подошла бы? Знала ли об этом Фиа? Сашка заспешил. Поднял руку с нерпью и коснулся стены, заставляя фигурки и их оттиски соприкоснуться. Первым вспыхнул кентавр, за ним русалка, сирин и лев. Подошли они не идеально: на каждой нерпи фигурки эти расположены где-то чуть выше, где-то чуть ниже. Но, видимо, идеальное соприкосновение было и необязательным. Первошныровская защита ждала чего-то другого, более значимого для нее.

И дождалась. На Сашкиной нерпи вспыхнул странствующий уникум – череп. Мертвенное сияние черепа устремилось в углубление. Своды тоннеля дрогнули. Из верхних сводов посыпался песок. Сашка попытался оторвать руку, но нерпь словно приросла к стене. Стена тряслась, на глазах покрываясь трещинами. Вначале осыпался один предупреждающий знак, затем другой. Лишь потом Сашка сумел оторвать от нее нерпь.

Череп вспыхнул, оскалившись крупными зубами, и погас.

В этот момент Сашку кто-то окликнул. Он увидел Фиа. Перед лицом Фиа метались две светящиеся бабочки. Еще три бабочки, разливая сияние, носились над ее головой. Локти и колени у Фиа были в глине, но в целом она испачкалась куда меньше Сашки.

Сашка испытал искреннюю радость, увидев здесь Фиа. Радость эта отразилась и на его лице, потому что Фиа благодарно ткнулась лбом ему в плечо и погладила его по руке:

– Прости, что я так долго! Едва смогла оторваться! Чернава, Лиа и еще одна ведьма спустились в Подземье. С ними Дионисий Тигранович! И берсерки. Целая толпа. Тебе срочно надо уходить!

Сашка оглянулся на покрытую трещинами стену.

– Да, но мы даже не посмотрели, что там! – начал он.

– Нет времени! Через несколько минут они будут здесь! – Фиа схватила Сашку за рукав и потащила за собой, выбирая какие-то новые ходы. Спешила. Часто останавливалась и прислушивалась. Сашка только и видел что узкую спину Фиа и две выбеленные магическим светом стены справа и слева.

Бабочки Фиа погасли, и ей пришлось выдумывать новых. На сей раз она не стала представлять крупных бабочек, а наполнила коридор целым потоком мелких – светящихся, разноцветных.

– Красиво! – сказал Сашка.

Фиа хмыкнула:

– Нравится? Ну я рада! Смотри, лестница!

– Та же самая?

– Разве не видишь, что нет? Я не ошиблась: отсюда был другой проход.

Ступеней через двести они уперлись в металлическую дверь, которую после непродолжительной возни удалось одолеть. Дверь эта была чем-то вроде перехода из мира первошныровского в мир тоннелей метрополитена. Временами где-то близко слышался гул. Он заполнял коридор, начинавший мелко дрожать, потом ослабевал, и все звуки исчезали. Фиа показала Сашке, куда идти:

– Здесь до «Новокузнецкой» рукой подать. Только не бодай по дороге поезда. Они тяжелее.

– Почему до «Новокузнецкой»? Разве не до «Китай-города»?

– Здрасьте! А ты не заметил, что мы под рекой прошли? На «Китай-город» сегодня соваться опасно!

– Пойдем со мной! – предложил Сашка.

Фиа грустно улыбнулась. Несколько бабочек из ее свиты погасли.

– Если б я могла! Спасибо тебе огромное! И… прости меня за все! – Фиа легко коснулась Сашкиного затылка и унеслась. Вокруг нее метались уцелевшие светящиеся бабочки.

Сашка был такой грязный, что не представлял, как поднимется в город. Он пошел по тоннелю и по мере того, как возбуждение проходило, все больше убеждался, что сделал глупость, сняв первошныровскую защиту. Слишком уж странно, что у стены оказался тот единственный, чья нерпь могла подойти.

Глава четвертая

Старичок, который бродит по ночам