– Ты не впишешься на парковку.
– Ничего. Я кого-нибудь снесу. У нас народ понимающий.
В дверях, ведущих на кухню, обозначилось оживление. Млада и Влада принесли кофе.
– Вы не боитесь, Дионисий? Чашки-то одинаковые, – поинтересовался Долбушин.
– Тьфу-тьфу-тьфу! На что вы намекаете? Для вас нет ничего святого! Я вас просто ненавижу, циничный вы человек! – всполошился Белдо.
Одновременно он сурово посмотрел на Владу, на лбу которой появилась озабоченная морщинка. Бедная Влада лихорадочно пыталась вспомнить, должна была она травить Долбушина или нет. Кажется, нет? Или да?
Глава финансового форта посмотрел на часы.
– Я опаздываю. На три тридцать намечена встреча моего форта. А сейчас уже без пятнадцати три.
– Без восемнадцати! И ехать нам где-то сорок минут без учета пробок, – сказала Лиана Григорьева, любящая точность.
Гай усмехнулся.
– Предусмотрительно, Альберт, – произнес он с мягким укором. – Пришли на встречу, а камень припрятали за пазуху! Если вы не явитесь, все решат, что вас убили. И не кто-нибудь, а я! Не так ли?
Долбушин сухо поклонился и встал.
– Я предпочитаю ясность.
– Но мы же отныне друзья, не правда ли? Все недоразумения в прошлом? – вкрадчиво продолжал Гай.
– Безусловно! Но позвольте откланяться! Мне пора, – опасаясь, что впечатлительный Дионисий Тигранович полезет обниматься, Долбушин тревожно покосился на Белдо.
Однако тому лень было вставать с диванчика, на котором он так уютно устроился. Старичок лишь помахал Долбушину ложечкой, а потом прикоснулся к своему сердцу и подул на ладошку, чтобы любовь его сердца долетела до Долбушина.
Отвечая любезностью на любезность, Долбушин тоже прикоснулся к своему зонту и подул в сторону Дионосия Тиграновича. Белдо поморщился, как вежливый человек, вынужденный иметь дело с грубияном.
Долбушин с Лианой ушли. Ступая легко, как кот, Арно проводил их до машины.
– До свиданья, Альберт Федорович! – сказал он.
Долбушин, сажавший Лиану в автомобиль, остановился и обернулся.
– Лучше уж прощай! Для обоих лучше. Ты на меня не обиделся?
– Нет! Я никогда ни на кого не обижаюсь, – грустно поведал Арно.
– А вот это напрасно. Я и правда бы тебя повесил!
Арно улыбнулся еще мягче, еще печальнее и смахнул с долбушинского плеча севшую снежинку.
– Знаю, Альберт Федорович! Желаю вам не опоздать на встречу! Такая суровая зима, едва успевают разгребать снег!
Усаживаясь в машину, Долбушин увидел свое отражение в зеркале заднего вида. Лицо было уставшее, немного обрюзгшее, под глазами сетка морщин. Долбушин подумал, что за последние месяцы он сильно сдал. Обычно подтянутый, он начинал быстро лысеть и отращивать животик, который на худощавом теле выглядел нелепо.
Раньше эльб заботился о нем, теперь же тело Долбушина стало обычным заложником прожитых лет, спеша догнать свой реальный возраст. «Уж лучше так, чем быть живым консервом», – подумал Долбушин, вспоминая вечно молодое лицо Гая. Альберт не жалел, что убил эльба. Единственное, что его волновало, – возможное возмездие. Эльбы мстят всегда, хотя иногда и откладывают месть. Ну ничего, пока что он нужен эльбам, а дальше… Дальше видно будет.
Когда Арно вернулся, Тилль рвал курицу руками и ел, а Белдо, шевеля пальчиками, заставлял ее кости маршировать по столу. Млада и Влада охали и умилялись. Гай скучал.
– Уехал? – спросил он у Арно.
Секретарь вежливо поклонился.
– Значит, мир с Долбушиным восстановлен? – Тилль брезгливо отдернул руку, чтобы ее не коснулись плящущие кости.
– В какой-то мере, – отозвался Гай. – Его мы трогать не будем. Он, к сожалению, действительно незаменим.
Тилль вздохнул. Ему по-прежнему хотелось получить зонт.
– Из-за особенностей форта? – уточнил он.
– Не только. Сейчас все размывается. Границы между фортами стираются. К нам приходит все больше людей, которые не являются ни магами, ни берсерками. Куда, например, поместить ту новую девицу, которая превращает все в шоколад?
Белдо перестал шевелить пальчиками. Куриные кости осыпались.
– Что? Вообще все? – удивился он.
– Все, до чего дотронется. Поэтому обниматься с ней не советую. Разумеется, она все время ходит в перчатках.
– Но откуда…
– Закладка случайной мечты. Месяц назад берсерки Ингвара подстерегли кого-то из средних шныров. Он как раз вышел из нырка и немного не угадал с высотой. А дальше берсерки сделали две глупости сразу. Первая: начали стрелять. Вторая: промазали. Болт пробил сумку. Закладка вылетела километрах в пятнадцати от Копытово, ну знаете, где дорога через дачи? И тут неизвестно откуда возникает голодная студентка зоотехникума Рая Великанова. Идет с электрички в свое Северное Чебутыкино и грезит шоколадом, – Гай замолчал и с досадой посмотрел на Тилля.
– У ребят не было шансов! – начал оправдываться тот. – Закладка свалилась ей на голову, и она схватила ее, чтобы с досады бросить в снег. Ну а дальше понятно! Пока ребята спускались, она уже превратила в молочный шоколад два дерева и детские качели. И ела, ела, ела как безумная! Стоит у дерева и отгрызает ветки! Увидела гиел и грохнулась в обморок. Мальчики поступили здраво. Не прикасаясь, обмотали ей ладони своими шарфами, закинули на седло и захватили с собой. Сейчас она у нас на базе. Кормит гиел.
– Как?! Вы скормили гиелам? Девушку с закладкой? – ужаснулся Белдо.
– Дионисий! Я же сказал: кормит гиел. Впрочем, толку от нее мало. Гиел боится смертельно, хоть и из ветеринарного техникума. Ей только хомяков лечить. Отошлю ее Долбушину.
– Нет-нет! Ни в коем случае! Отдайте ее мне! – запротестовал Белдо.
Тилль гоготнул.
– Зачем она вам, Дионисий? Признавайтесь! В ней магии как в пробке от ванной. Ну превращает девчонка все в шоколад – только и делов-то. Шоколад я и так себе куплю! Нет, чтобы пожелать… ну не знаю… хм… чтобы я меньше курил!
Старичок поморщился.
– Фух! Всего-то! А как же дерзновение мечты? Вы меня огорчаете, дорогой Ингвар Бориславович!
На самом деле речь шла не об огорчении. Тилля глава магического форта глубоко презирал, хотя презрение это внешне имело мягкие и абсолютно цивильные формы. Когда тетя в шляпке, дуя губки, говорит уборщице: «Клавочка, душечка, вы у меня под стульчиком, пожалуйста, больше тряпочкой не возюкайте! Там стоят мои туфельки, а вы капаете на них водичкой!», означает ли это, что они в прекрасных отношениях?
Тилля все это балетное кокетство трогало мало. Для него ссора начиналась с ругательств и заканчивалась выстрелом из тяжелого арбалета, а обида… хм… обида – это не получить обещанный псиос. А все эти старушечьи обижульки были для него что комариные укусы. Особенно сейчас, когда его раненый сын медленно, но верно шел на поправку. Врачи больше не прятали глаза, не отказывались от денег и все чаще пускались в абстрактные суждения, что говорило об их уверенности в завтрашнем дне.