Таня Гроттер и пенсне Ноя

Поняв, что его искра лишь зацепила Ваньку, Гурий раздраженно встряхнул рукой с кольцом и, пригнувшись к метле, кинулся к нему.

– Chuma-del-Tort! – выругался он.

– Джон Вайлялька ранен! Дуэль надо прекратить! – размахивая руками, поспешно закричал по-английски Прун, сообразивший, что теперь выстрел придется принимать Пупперу.

– Нет, за мной еще моя искра! – сказал Ванька, когда Гурий перевел ему слова секунданта.

– Но ты ранен! Дуэль откладывается! – заспорил Прун.

– Возвращайся на место, Гурий! Или не смей больше подходить к Тане! – кусая от боли губы, сказал Ванька.

– Это ты не смей! Таня есть моя! Я не уступить ее такой чурбан! – заклокотал Гурий.

– К барьеру!

– Ты глюп, Джон! Глюп, тюп и нельеп! Ты есть бесхарактерный тюфяк! Скоро ты становиться алкоголик, как твои родители! Надо быть ваш русский девушка, чтобы полюбить такой, как ты! – заявил Пуппер.

Он пожал плечами и, вернувшись на прежнее место, стал ожидать выстрела.

Ванька поднял руку с перстнем. Все перестало существовать для него, кроме маленькой фигурки Пуппера. От боли магфордский нападающий, точно перечеркнутый длинным древком метлы, двоился у него в глазах. Это мешало целиться. Странная нерешительность овладела Ванькой. Он и презирал Гурия, и одновременно жалел его.

– Стреляй, Джон Вайлялька! Таня моя! Если ты промахнешься, ты будешь нести ее фата на нашей свадьбе! – использовав усиливающее заклинание, задиристо крикнул Пуппер.

Это было уже лишнее. Ванька вспыхнул, как порох. Он мог снести многое, но только не это! Таню он не отдал бы никому.

– Искрис фронтис форте!

Кольцо накалилось и выплюнуло искру. Пульсирующая боль в ноге и мысль, что Таня может достаться Пупперу, придали Ваньке решимости. Зеленая искра стремительной пунктирной линией прочертила небо. Пуппер мог еще увернуться, но, как и его противник, предпочел остаться на месте. Но не исключено, что он просто растерялся, не ожидая у Ваньки такой магической мощи.

Миг растянулся в вечность, а затем искра ужалила метлу. Метла вспыхнула, как хворост. На лице Гурия мелькнул ужас. Он взмахнул руками, точно стараясь удержаться за воздух, и без единого крика стал падать. Короткий огрызок обугленной палки, которую он продолжал сжимать, никак не мог уже удержать его в воздухе. Несколько мгновений Гурий еще как-то ухитрялся замедлять падение, но лишь пока огонь не охватил метлу целиком и не перекинулся на его плащ.

– Не-е-ет! – крикнул Ванька, поняв, что натворил. – Не-ет! Держись, Гурий!

Вся его злость, вся ненависть к Пупперу исчезли, едва он увидел, как вспыхнула метла. Теперь у него была одна мысль и одно желание: спасти Гурия от неминуемой смерти. Ванька рванул к нему, но его подраненный пылесос не летел, а тащился. К тому времени, как он преодолел несколько метров, Пуппер исчез в ватных разрывах облаков. Его кувыркающееся тело, лишенное магической опоры, стремительно набирало скорость.

Когда замешкавшиеся Прун и Гуня Гломов промчались сквозь тучи, Пуппер уже исчез. Океан, покрытый молочной утренней дымкой, был спокоен. Стоило бросить на него один взгляд, чтобы понять, что искать в нем кого-либо бесполезно. Похоже было, что этим водам нет никакого дела до судьбы несчастного Гурия.

«Пуппером больше, Пуппером меньше – какая разница? Я же живу вечно. Что за дело мне до этих магов? Сколько их каждую минуту появляется на свет и сколько гибнет в моей пучине», – точно говорил он.

Но все равно Гуня, Прун и подоспевший Ванька искали Гурия, пока не закончилась русалочья чешуя в пылесосах. Искали до тех пор, пока Прун не выудил из волн обгоревшее древко метлы. А, как известно, палки от метел, да еще с клеймом фан-клуба Гурия Пуппера, не относятся к распространенной флоре и фауне Мирового океана.

Сомнений не было: Пуппер погиб. Дальнейшие поиски становились бессмысленными, тем более что немного в стороне, там где рассвет окрашивал океан в розовый цвет, Прун увидел мелькнувший плавник акулы.

Гурий Пуппер был погребен именно так, как сам желал…

Захватив с собой метлу в качестве вещественного доказательства, рыдающий Прун помчался сдаваться тетям. На лету он сам себя щипал и хлестал по щекам.

«Я жалкий несчастный пигмей! И почему я не погиб вместо него! Мадам, умоляю о снисхождении! Я ребенок из многодетной семьи», – репетировал он.

Гуня Гломов уставился на Ваньку и долго шевелил пальцами.

– Блин! Блин! Блин! Ну ты и влип! Ты хоть понимаешь, кого ты ухлопал? – сказал он наконец.

– Все я понимаю! И без тебя тошно! – огрызнулся Ванька.

Но одно он знал точно – Таню Пупперу он не отдал, и уже одно это стоило всех жертв.

* * *

Новость о гибели Пуппера разнеслась по Тибидохсу со скоростью гриппозного вируса. Метла Гурия вспыхнула примерно в половине шестого, Прун прилетел к тетям никак не раньше девяти, а уже одиннадцатичасовой выпуск магвостей был полностью посвящен гибели ведущего нападающего Магфорда.

Гурия Пуппера называли безвременно закатившимся солнцем, а Ваньку Валялкина – циничным убийцей и психопатом. Грызиана, малость поднапрягшая извилины и соскоблившая с них остатки образования, сравнивала Пуппера с Пушкиным и Лермонтовым, а Ваньку – с Дантесом и Мартыновым.

Толпы фанатов рыдали. Многие порывались мчаться хоть на край света и, обыскав океанские глубины, найти Пуппера живого или мертвого. Мелькавшие на экране принц Омлет, Шейх Спиря, О-Фея-Ли-Я, Бэд-Фэт-Рэт и Кэрилин Курло были облачены в траур. Тетя Настурция ревела в полный голос так, что ее слышали даже те, в чьих зудильниках сроду не работал звук. Другую тетю – ту, чья доброта не знает границ, – не показывали вообще. Корреспонденты зудильников не могли набраться мужества, чтобы приблизиться к ней.

Несколько тысяч самых горячих фанатов порывались линчевать Джона Вайляльку и не могли сделать это лишь по той причине, что Сарданапал предусмотрительно блокировал Грааль Гардарику.

Прун, стремясь максимально обелиться, представил дуэль таким образом, что все окончательно запуталось. Он утверждал, что Ванька блокировал боевую искру запрещенным заклинанием и сразу после этого выпустил свою, не дав Пупперу времени приготовиться.

«Это было жестокое преднамеренное убийство!» – заявил Прун в одновременном интервью Пи-Пи-Си, Ку-Ку-Эн и Врейтеру.

Что касается Гуни Гломова, то, говоря по правде, менее подходящего секунданта Ванька просто выбрать не мог. Мало того, что у Гломова была дурная репутация, он еще и ничего не мог толком объяснить.

– А чо? Ну врубили Пупперу искрой, он и кувыркнулся! Утоп, короче. Сами виноваты, что у вас метлы как спички горят, – грубо отвечал он всем корреспондентам.

– Мистер Гломофф, еще вопрос: верно ли, что Джон Вайлялька блокировал искру?

– А Чума его знает! Я лично не видел. Может, блокировал, а может, и нет. А чего, надо было, чтоб ваш Пуппер ему искрой голову оторвал? А теперь валите, пока я вам вломусом не влепил! – заявлял он.

Неудивительно, что общественное мнение, направляемое журналистами, моментально отвернулось от Ваньки и стало делать из Пуппера героя и мученика. Издательство на Лысой Горе воспользовалось случаем и немедленно скинуло весь запас календариков. Причем в нагрузку к Пупперу продавались залежавшиеся календарики с Графином Калиостровым, Фролом Слепым и даже с Древниром, которые в издательском прайсе почему-то значились как лучшие друзья покойного.

Таня, любившая отоспаться в выходной, ни о чем не подозревала и видела приятные утренние сны, когда ее растолкала Гробыня. Вернувшаяся Склепова успела уже вселиться в прежнюю комнату. Паж, когда увидел ее, подпрыгнул на полтора метра и едва не рассыпался от счастья. Правда, Пипа из комнаты так и не выселилась – Медузия велела ей ждать до конца года, пока пятикурсники не покинут Тибидохс и на Жилом Этаже не появятся свободные комнаты.

– А пока я могу только поселить тебя в кладовку Жилого Этажа. Но хочу сразу предупредить: там часто появляется инвалидная коляска и жутко пахнет нежитью. К тому же лет триста назад там повесился маг вуду, что крайне негативно влияет на микроклимат, – сказала доцент Горгонова.

Разумеется, услышав такое, Пипа предпочла остаться с Таней и Гробыней, хотя ей и пришлось основательно потесниться со своими чемоданами. Сосланная в район шкафа, Пипа буянила и атаковала Черные Шторы интуитивной магией. Верка Попугаева, сплетница номер один Тибидохса, называла их комнату обиталищем кобры, дикой свиньи и пумы. Кобре она уподобляла Гробыню, пуме – Гроттершу, Пипе же, видно, была отведена третья, не самая лестная роль.

– Вставай, Гроттерша! – сказала Гробыня, бесцеремонно запуская в Таню запуком.

– Отстань! Чего тебе?

– Как отстань? Ты это мне, своей лучшей подруге?.. Мы с тобой овдовели. Похоже, мне теперь придется более серьезно рассмотреть кандидатуру Шейха Спири… Кстати, не помнишь, на Лысой Горе дают напрокат траурные платья или мне придется украсть у кого-нибудь свадебное и перекрасить его чернилами?

– Почему это мы овдовели? – зевая, спросила Таня.

– А, подруга, да ты же ничего не знаешь! Твой Ванька ухлопал Пуппера, – поведала Склепова.

– Мой Ванька? Как ухлопал? – не понимая, спросила Таня. С утра у нее было неважно с чувством юмора.