Метро 2035

– Много нужно. Туда знаешь, сколько ехать надо? На вездеходах, наверное… Полгода! По поверхности. По лесам, по болотам. По дорогам разрушенным.

– Ну и что? Я доеду!

– Не, я тебя с собой не возьму, наверное. Поеду только с другими бойцами Ордена.

– Это почему, а?!

– Мать говорит, ты не ешь ничего. Такой хлюп нам не нужен с собой в экипаже вездехода. Одна обуза. А путь непростой. Препятствия всякие. Чудовища на каждом шагу. Приключений придется тьму пережить. А как ты их переживешь, если ты не жрешь ничего? В первом же приключении и загнешься! Нет, нашему Ордену бойцы нужны, а не дистрофики.

– Я эти грибы видеть не могу больше, Тем! Бээээ…

– А овощи? Мамка тебе овощи вон достала. Помидор видел? Этот помидор к тебе с Севастопольской ехал через все метро.

– Фу.

– Точно такой же помидор, между прочим, как те помидоры, которые в этих Полярных Зорях на улицах в садах растут. На-ка, попробуй. В нем витаминов целая тонна.

– Ладно, помидор уж съем. Если там такие же растут.

– Сейчас давай хряпай его. При мне.

– А ты тогда рассказывай пока еще про эти зори и про купол как стакан.

Кирюхина мать, Наталья, стояла снаружи, через брезент слушала все, каждое слово. Через лицо у нее бегали тени, пальцы обнимались меж собой.

– Заставил его съесть помидор, – улыбнулся ей Артем.

– Зачем ты ему про эту ерунду свою? Он же меня изведет теперь ей, – Наталья не стала отвечать на улыбку.

– Почему ерунда сразу? Может, и есть эти Полярные Зори. Пусть воображает.

– Вчера доктор был. С Ганзы приехал.

Артем забыл, какое слово хотел выговорить следующим. Побоялся угадывать, что сейчас Наталья ему сообщит, и просто ничего не думал. Старался ничего не думать, чтобы не сглазить.

– Месяца три ему осталось. Все. Полярные Зори твои.

Рот у Натальи съехал, и Артем понял, что это у нее в глазах было все время, пока они говорили.

– И что, совсем ничего?..

Пленка. Высохшие слезы.

– Маааам! Меня Артем с собой на вездеходе на Север возьмет! Ты отпустишь?

* * *

Он думал, Аня спит уже; или притворяется, что спит – как обычно, только бы избежать его. Но она сидела на постели, подтянув под себя по-турецки голые ноги, и обеими руками, будто боялась, что отнимут, держала полулитровую пластиковую бутылку с чем-то мутным. Несло спиртом.

– На, – протянула она ему. – Глотни.

Артем послушался, ожегся сивухой, задержал дыхание, проморгался. Чуть повело, чуть согрело. Теперь что?

– Сядь, – Аня похлопала по одеялу рядом с собой. – Сядь, пожалуйста.

Он опустился там, где она показала ему.

Вполоборота глянул на нее.

Майка простая с бретельками.

На руках пух поднялся дыбом – от холода?

Такая же, как два года назад. Волосы черные острижены коротко, под мальчика. Губы тонкие, бледные. Нос чуть великоват для этого тонкого лица, с горбинкой, но без нее было бы и пресно, и скучно. Руки все сплетены из жгутов, как у анатомической модели, никакой девичьей мягкости в них; и плечи – в мускулах, как в погонах. Шея долгая, артерия бьется быстро, и позвонок ее этот вот… Ключицы выпирают; раньше ее за эти ключицы хотелось и любить, и жалеть, и терзать до иссушения. Острые соски сквозь ткань белую. Почему лампочка сначала горит, а потом перегорает?

– Обними меня.

Артем протянул руку, пристроил ее неловко Ане на плечо: не то по-братски, не то как ребенка приобнял. Она подалась к нему, как если бы хотела прильнуть; но все жгуты в ней остались натянуты, скручены. И Артем тоже не мог раздеревенеть; сделал еще глоток в надежде.

И сказать он ничего правильного не умел: отвык.

Аня прикоснулась к нему. Потом провела губами по щеке.

– Колючий.

Артем взболтал муть в пластиковой бутылке, проглотил сразу много. В голове крутились север и вездеход.

– Давай… Давай попробуем, Артем. Давай еще раз попробуем. Мы должны. Еще раз. Все заново.

Она пустила пальцы – холодные, жесткие – ему за ремень. Ловко расцепила пряжку.

– Поцелуй. Ну. Поцелуй.

– Да. Я…

– Иди ко мне.

– Подожди… Сейчас.

– Ну что ты? Сними… Сними с меня… Тесно. Да. И это сними. Хочу, чтобы ты меня раздел. Ты.

– Аня.

– Ну? Вот… Сссс… Холодно.

– Да. Я…

– Иди сюда. Вот… И ты тоже… Давай… Давай… Эту рубашку мерзкую…