Жестокая гвардия неба

– Как?

– Не знаю.

– Вы верите в это? Больше похоже на обычное запугивание.

– Может быть. Я и так боюсь, неужели вы не понимаете?

– Но по-прежнему называете его мужем, – задумчиво протянул Пензел.

– Называю. И буду называть дальше. Вот только если бы не его одержимость…

– Знаете что? Вы многое уже пережили, раз вам довелось увидеть настолько невероятные вещи. И сделать еще один шаг для вас должно быть не так страшно. Попробуйте. Уверен, супруг точно так же называет вас женой. А значит, не сделает ничего плохого. Я не говорю, что это сработает, но вы хотя бы попробуйте.

* * *

Она попробовала. Вот уже месяц никаких поводов для беспокойства. Капошвар – тихое место. Свое бегство она привыкла считать разводом. Тибор поймет, убеждала себя Ева, должен понять.

На всякий случай, уходя из дома, она даже оставила записку, прямо на зеркале в прихожей. Он вернется и прочтет. Юрист, к которому она обратилась по рекомендациям того самого врача, что снимал кардиограмму мужа, обещал поговорить с Тибором. Хотя и было видно, как его испугал рассказ о сверхъестественных способностях. Видеозаписи Пензел просматривал в присутствии Евы, после чего стал бояться еще больше. Но все-таки обещал поговорить, разъяснить… В конце концов, Тибор не убийца! Не сумасшедший. Он просто…

Тут Ева почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Это происходило всякий раз, стоило ей подумать о супруге. Она старалась заглушить эти мысли. Ведь нужно думать о будущем. Сходить с багровых облаков на твердую почву.

* * *

– Маркош! Ты где? Что насчет мороженого?

Повертев головой, она наконец-то увидела сына. Тот стоял неподвижно, запрокинув голову, всматриваясь в небо.

Она положила руку на грудь, потому что часто забилось сердце. Потом тихо ойкнула и села прямо на асфальт.

Там, в облаках, колыхался величественный мираж. Белоснежный кораблик плясал посреди огромных океанских волн. Вот очередной вал заставил капитана положить руль на борт. И даже отсюда, за несколько тысяч километров от Тихого океана, она смогла разглядеть название.

«Тесефон». Исследовательское судно ООН.

Корабль Тибора.

Глава 5

Три Иуды. Кенсингтон

«Почти 18 тысяч ударов молнии зафиксировано в Дании во время грозы. Главный удар обрушился на остров Зеландия. Из-за разрядов молний сгорели несколько домов…»

    (2011 год)

Еще пару дней назад Лафардж ощущал себя едва ли не спасителем мира. По крайней мере, пророком, вещающим о путях спасения. Вчера все изменилось.

Ответственный за атмосферное моделирование наспех созданной Контрольной группы ООН, профессор Лафардж получил доступ ко всем секретным данным, добытым за последние годы. Это были данные с исследовательских станций как наземного, так и орбитального базирования. Теперь предстоял долгий процесс обобщения, чтобы черствая корка научной терминологии превратилась для остальных участников группы в хлебный мякиш понятной и весьма убедительной речи. Иначе не проглотить.

Терминология метеорологов специфична. Фронты окклюзии, отвечающие за образование облаков и осадков. Высокоатмосферные эльфы, не те, что в фильмах, с ушами и стрелами, а совсем другие, являющиеся разновидностью высотных атмосферных разрядов. К ним – рентгеновская составляющая грозы, и много всякого прочего.

Из всех претендентов на должность научного консультанта Лафардж был выбран именно за умение превращать любую работу в творческий поиск, а все сложное делать простым.

Его сжатые комментарии, составляемые для Кьюзака и Томпсона, представителей от Экономического и социального совета ООН, были подобны великолепной шпаргалке, обладая которой можно не заботиться о придирчивости любых экзаменаторов. И Кьюзак, и Томпсон признавали – Лафардж просто незаменим в своем деле. К их изумлению, вместо чопорного буквоеда, или же другой противоположности – неисправимого романтика, обитающего на дальней, забытой богом метеостанции, Контрольная группа получила высокорослого, подвижного, при необходимости терпеливого помощника. Неутомимого по части перевода научной тарабарщины на доступный французский, английский или испанский, на выбор, а также отличного организатора встреч с учеными всех рангов и всех смежных областей науки. Высокий лоб, легкомысленные бакенбарды, густая шапка вьющихся волос – все это придавало открытости и добродушия круглому лицу с живыми серыми глазами над внушительным носом. Он чем-то напоминал Пьера Ришара. Такой же взгляд, столько же шарма в движениях и речи.

В то же время морщины, залегшие над переносицей, приоткрывали правду об его истинном возрасте, и мало кто ошибался, принимая Лафарджа за мальчишку от науки. Не так давно он провел пару сезонов на Антарктической станции, и его руки привыкли и к долгому порханию над клавиатурой компьютера, и к грубой полевой работе. Эти руки могли быть неподвижно сложены на груди, когда ему приходилось выслушивать других, либо находиться в беспрерывной жестикуляции, когда другие нуждались в том, чтоб их убеждали. В общем, и Кьюзак, и Томпсон считали, что им повезло с Лафарджем, а профессор считал, что ему повезло с работой. Открывшиеся перспективы соединить в себе знания английских, австралийских, французских, русских, американских, японских, норвежских и любых других исследователей заставляли трепетать научного консультанта группы. Эти же возможности и перспективы заглушали обиду за несправедливость мира, выраженную для Лафарджа в том, что ему так и не позволили вести исследовательский проект во Французской Гвиане. В министерстве ему заявили открыто и прямо: никаких исследований, никаких мечтаний о нобелевских открытиях и прочей ерунде. Разве что вам выпадет шанс руководить метеоцентром. Но занять место руководителя Лафарджу не позволили кое-какие интриги, в которых он оказался менее удачлив, чем другой претендент. Их расставание, Лафарджа и того, другого, вышло скверным, дерганым и более чем сухим. Проще сказать, они избавились друг от друга. Жан Лорак, так звали конкурента, покинул Париж, отправившись за океан, во Французскую Гвиану, а Лафарджа ждал перевод в Кенсингтон, южный округ Лондона, где располагался офис Контрольной группы.

Изменение климата стало едва ли не основной темой текущих заседаний Экономического и социального совета. Потому что, так или иначе, промышленность, сельское хозяйство, сама жизнь человечества – все зависит от климата. А вот с ним происходило неладное. Невидимый ветер уже взвился за горизонтом, готовый унести кое-что на свалку цивилизаций. «Король-солнце», Людовик XIV, не иначе был провидцем, ведь он сказал кратко и точно, что будет после нас.

Последний шокирующий вывод, последняя климатическая модель, рассчитанная на компьютерах, предрекали, что к 2100 году температура в мире повысится более чем на два градуса Цельсия. И это еще один из самых осторожных выводов, были другие модели, о которых лучше не заикаться! Но даже такая, мягкая модель не спасала.

За последние десять тысяч лет не было еще таких грандиозных изменений. Два градуса в глобальном масштабе означали рост количества климатических аномалий, затопление обширных территорий, увеличение числа наводнений и ураганов, увеличение количества жертв и разрушение того равновесия в природной экосистеме, что складывалось на протяжении веков.

Обо всем этом Лафардж знал лучше других. Его поражала позиция чиновников, ведь такой вывод был официально обозначен, как «запланированное изменение»! Будто все под контролем. Мы произвели снижение на столько-то процентов, получили рост температуры на полтора градуса. Блохи заметили, что после каждого их укуса лиса собирается прыгнуть в озеро с клочком шерсти в зубах. Они кусают, она прыгает. Но если кусать реже и слабее, проделает это чуть позже. Насколько позже – никому не известно.

Если не решающее, то значимое слово на предстоящей ассамблее должно было прозвучать со стороны Контрольной группы. Кьюзак и Томпсон уже знали, как преподнесут те или иные цифры, а вот Лафардж… На этот раз сделать сложное простым у него не получилось.

* * *

– Скажи на милость, почему ты так нервничал во время встречи?

Вопрос, заданный Кьюзаком посреди болтовни о прошедшем ночном перелете, прозвучал будто вскользь.

Вот только Лафардж, до сих пор хранивший молчание, подчиняясь внезапному порыву, отреагировал чересчур бурно. Он просто смел со стола три чашки. Кувыркаясь вместе с блюдцами, оставляя вдоль траектории полета кофейную дорожку, чашки разбились о стену. Все три. Кьюзак и Томпсон мгновенно отпрянули от Лафарджа, словно от чумного. Такой реакции они не ожидали.

Чашки разбились, издав фарфоровый вскрик. По счастью, других посетителей не было. Часы недавно отсчитали шесть утра. По этой же причине зевающий бармен, подавший кофе, удалился в помещение позади стойки.

– Если что будет нужно, вот звонок…

Профессиональная привычка реагировать на звуки бьющейся посуды подняла его лучше всякого звонка.

– Еще кофе для джентльменов? – с невозмутимостью истинного кокни поинтересовался он, ничуть не сомневаясь, что произошедшее – только случайность.

Увы, случайностью это не было. Теперь мысли Лафарджа догнали необузданный порыв, и он готов был повторить номер на бис, представься прямо сейчас такая возможность.

– Я до сих пор ощущаю себя шлюхой, которую решили попользовать на всякий лад. А вы, значит, называете это встречей?

– Лафардж! К чему такие слова? – с наигранным удивлением произнес Кьюзак.

Он уже отошел от первого шока. Его взгляд из испытующе любопытного стал жестким, резко контрастируя с тоном сказанного.

В то время как Томпсон отправился к бармену, расплачиваться за разбитую посуду, Кьюзак осуждающе качал головой.

– У нас и прежде бывали подобные встречи. И вам как-то удавалось сначала разобраться во всем, а потом уже делать выводы.

Томпсон, красный как вареный рак, вернулся к столику, потирая лоб платком.

– Ну и напугали вы меня. Надо хотя бы предупреждать…

– Предупреждать? А не этого же самого ждут от нас на ближайшей ассамблее? – Лафардж развернулся на стуле, ткнув пальцем в сторону Кьюзака: – У нас. Никогда. Не было. Подобных. Встреч! – раздельно и весомо сказал он, будто рубил фразу ножом.