Коммунизм против капитализма. Третий раунд

Земледельческие племена продуктами своего производства обменивались с племенами скотоводческими, что положило начало торговле и превращению продукта труда в товары. Эквивалентом обмена служили разного рода товары, например, домашний скот. Но постепенно один из товаров начал выделяться в качестве всеобщего эквивалента обмена. И этим товаром стала медь, а затем драгоценные металлы: сначала серебро, позже – золото. Так появились деньги.

«Первое крупное общественное разделение труда, – продолжает далее Энгельс – вместе с увеличением производительности труда, а следовательно и богатства, и с расширением сферы производительной деятельности, при тогдашних исторических условиях, взятых в совокупности, с необходимостью влекло за собой рабство. Из первого крупного общественного разделения труда возникло и первое крупное разделение общества на два класса – господ и рабов, эксплуататоров и эксплуатируемых» (стр. 353–354). Равенство людей, взятое по отношению к средствам производства (простейшим орудиям труда и земле, которые были собственностью всего племени) и его продуктам, имевшее место в племени, когда ещё не возникло государство, а власть вождя основывалась не на насилии, а на непререкаемом авторитете, уступило место неравенству. Возникли класс рабовладельцев и класс рабов, основные классы рабовладельческой общественно-экономической формации. Если раньше, во время войн между племенами за территорию, например, или с целью грабежа более богатого племени, пленных просто убивали, а ранее даже жарили и поедали («Анти-Дюринг», стр. 182), отмечает Энгельс, то в этом для самих пленных рабство было прогрессом, так как их, по крайней мере, оставляли живыми.

Вторым крупным общественным разделением труда явилось отделение ремесла от земледелия. «С разделением производства на две крупные основные отрасли, земледелие и ремесло, возникает производство непосредственно для обмена, – товарное производство, а вместе с ним и торговля…» отмечает Энгельс («Происхождение семьи…», стр. 355–356).

Как правило, излишняя продукция накапливалась у родовой знати, что приводило к имущественному расслоению. «Имущественные различия между отдельными главами семей взрывают старую коммунистическую домашнюю общину везде, где она ещё сохранилась; вместе с ней исчезает и совместная обработка земли средствами этой общины. Пахотная земля предоставляется в пользование отдельным семьям – сначала на время, потом раз навсегда, переход её в полную частную собственность совершается постепенно…», поясняет Энгельс (стр. 356).

Отделение ремесла от земледелия, обострение противоположности между городом и деревней, развитие торговли приводит к третьему разделению труда «решающего значения, – пишет Энгельс – создаёт класс, который занимается уже не производством, а только обменом продуктов, а именно купцов… впервые появляется класс, который, не принимая никакого участия в производстве, захватывает в общем и целом руководство производством и экономически подчиняет себе производителей, становится неустранимым посредником между каждыми двумя производителями и эксплуатирует их обоих. Под предлогом избавления производителей от труда и риска, связанных с обменом, расширения сбыта их продуктов вплоть до самых отдалённых рынков и создания тем самым якобы наиболее полезного класса населения образуется класс паразитов, класс настоящих общественных тунеядцев, который в вознаграждение за свои в действительности весьма незначительные услуги снимает сливки как с отечественного, так и с иностранного производства, быстро приобретает громадные богатства и соответствующее им влияние в обществе и именно поэтому в период цивилизации захватывает всё более почётное положение и всё более подчиняет себе производство, пока, наконец, сам не создаёт свой собственный продукт – периодические торговые кризисы» (стр. 358).

Энгельс поясняет, что рабство явилось прогрессивным шагом в истории развития человечества, по сравнению с первобытнообщинным строем. Громадные массы рабов производили большое количество дополнительной продукции, что явилось экономической основой существования класса рабовладельцев, захвативших в свои руки средства производства, главным из которых была земля. Именно деление общества на классы – эксплуататоров и эксплуатируемых, неминуемо привело к образованию государства, о чём мы говорили выше. «Родовой строй отжил свой век. Он был взорван разделением труда и его последствием – расколом общества на классы. Он был заменён государством», делает вывод Энгельс (стр. 361).

Следует отметить, что экономические условия рабовладельческого общества, в котором практически весь физический труд был возложен на рабов, а рабовладельцы имели свободное от физического труда время, привело к очередному крупному разделению труда – отделению умственного труда от физического, способствовало быстрому развитию науки, искусства, культуры, предоставило возможность классу рабовладельцев заниматься управлением и руководством государством и созданным им аппаратом принуждения и насилия («Анти-Дюринг», стр. 182).

Итак, как мы видим, товарное производство возникло вследствие разделения труда и образования классов, т. е. при формировании рабовладельческого общества, рабовладельческого способа производства.

Анализируя товарное производство, Маркс пришёл к выводу, что товар обладает двумя внутренне присущими ему свойствами: потребительной стоимостью и меновой стоимостью или, собственно, стоимостью.

Потребительная стоимость – это полезность вещи, полезность для тех, кто приобретает данный товар. Если продукт труда никому не нужен, то он товаром стать не может.

Меновая стоимость отражает присущее всем товарам общее свойство. И таким общим свойством является то, что товары являются продуктами человеческого труда, безотносительно от его характера, труда вообще, как затрат человеческой рабочей силы. Маркс называет такой труд трудом абстрактным. Стоимость товара есть овеществлённый в товаре человеческий труд. «Все товары как стоимости, представляют собой овеществлённый человеческий труд», пишет Маркс («Капитал», т. 1. стр. 104). А «деньги как мера стоимости есть необходимая форма проявления имманентной товарам меры стоимости – рабочего времени», продолжает Маркс. В то же время потребительная стоимость создаётся конкретным трудом. Например, столяр делает табуретку, швея шьёт платье, хлебороб выращивает хлеб (точнее, зерно, из которого затем пекарь печёт хлеб), и т. д. и т. п.

Только потому, что товары обладают общим им свойством, стоимостью, они и могут обмениваться друг на друга. Величина стоимости каждого товара определяется количеством общественно необходимого труда, затраченного на его производство. В свою очередь, стоимость, выраженная в деньгах – это цена товара.

Маркс выводит функции денег, которые являются мерой стоимости товара, средством обращения, средством образования сокровищ, средством платежа и мировыми деньгами.

Отличие капиталистического способа производства от предшествовавших ему рабовладельческого и феодального заключается в том, что при капитализме товаром становится рабочая сила человека, т. е. способность человека к труду. Таким образом, человек (его способность к труду) сам становится товаром. И это обусловлено тем, что средства производства сосредотачиваются у эксплуататорского меньшинства – буржуазии, а большинство трудящихся лишается и средств производства, и жизненных средств (которые, опять-таки, сосредоточены у буржуазии) и превращается в неимущих пролетариев, единственной собственностью которых и есть их рабочая сила. Вот они и вынуждены идти в наём к капиталистам, т. е. продавать свою рабочую силу (единственный товар, которым пролетарии обладают), чтобы иметь возможность работать, получать заработную плату и содержать себя и свою семью.

Становление капиталистического способа производства заняло несколько столетий и завершилось примерно к середине XIX века. Сформировались два основных класса капиталистического общества: буржуа и пролетарии.

При этом важно отметить существенное отличие пролетария от раба и крепостного крестьянина. Раб был собственностью рабовладельца, «говорящим орудием труда», которое рабовладелец мог продать, обменять, убить и т. п.; раб не имел возможности ни создать семью, ни обладать собственным жилищем; единственной его обязанностью была обязанность трудиться на своего хозяина за весьма умеренную плату – еду и кое-какую одежду.

Крепостной крестьянин уже имел клочок земли, свой дом, свою семью. Но он был также собственностью феодала (помещика), его также могли продать или подарить его дочь, его жену соседнему феодалу… Крепостной крестьянин трудился на своём клочке земли вместе со своей семьёй, чтобы обеспечить семью едой; одежду и т. п. крестьянская семья производила как правило, сама, т. е. велось натуральное хозяйство. В то же время крестьянин был обязан отработать барщину на помещика-феодала. Как правило, большую часть недели крестьянин отрабатывал барщину и лишь небольшое оставшееся время работал на себя. Впоследствии, при разложении феодального строя, барщина была заменена оброком, сначала натуральным, а потом – денежным. Крепостной крестьянин уже не был рабом, не был «говорящим орудием труда», но, также как и раб, находился в личной зависимости от феодала.

И только пролетарий стал свободным человеком. Над ним не стоит надсмотрщик рабовладельца с плетью, над ним не висит обязанность отработать барщину на феодала. Но пролетарий и ничего не имеет, кроме своих рабочих рук и вынужден идти наниматься к капиталисту, продавать свою рабочую силу, чтобы заработать себе на кусок хлеба. На смену древнему рабству пришёл наёмный труд, наёмное рабство.

«В средневековом обществе, – пишет Энгельс в «Анти-Дюринге» – в особенности в первые столетия, производство было направлено, главным образом, на собственное потребление. Оно удовлетворяло по преимуществу только потребности самого производителя и его семьи. Там же, где, как в деревне, существовали отношения личной зависимости, производство удовлетворяло также потребности феодала. Следовательно, здесь не существовало никакого обмена, и продукты не принимали характер товаров. Крестьянская семья производила почти всё, в чём она нуждалась: орудия и одежду, также как и предметы питания. Производить на продажу она начала только тогда, когда стала производить излишек сверх собственного потребления и уплаты натуральных повинностей феодалу; этот излишек, пущенный в общественный обмен, предназначенный для продажи, становился товаром. Городские ремесленники должны были, конечно, уже с самого начала производить для обмена. Но и они добывали большую часть нужных для собственного потребления предметов своим личным трудом: они имели огороды и небольшие поля, пасли свой скот в общинном лесу, который, кроме того, доставлял им строительный материал и топливо; женщины пряли лён, шерсть и т. д. Производство с целью обмена, товарное производство, ещё только возникало. Отсюда – ограниченность обмена, ограниченность рынка, стабильность способа производства, местная замкнутость…» (стр. 276–277).

Т.е., как мы видим, и при феодализме товарное производство носило ограниченный характер.

И только с постепенным расширением товарного производства «и в особенности, с появлением капиталистического способа производства дремавшие ранее законы товарного производства, – показывает Энгельс – стали действовать более открыто и властно» (стр. 277).

Старые феодальные связи и отношения были разрушены и производители превратились в независимых товаропроизводителей, т. е. начали производить продукцию исключительно на рынок, для продажи.

Энгельс исключительно кратко и талантливо показывает процесс становления капиталистического способа производства; показывает, что в ходе конкурентной борьбы за выход на рынок и реализацию произведенной продукции капиталисты стремятся уменьшить затраты на производство своей продукции, выпустить её больше и дешевле по сравнению с конкурентом, а это стремление толкает их к постоянному наращиванию производительных сил, которые начинают стремительно развиваться. Производство на каждом отдельном капиталистическом предприятии становится всё более организованным.

В то же время, так как каждый товаропроизводитель выпускал продукцию и выходил на рынок самостоятельно, не зная, с какой продукцией выходит на рынок другой капиталист, его конкурент, то развивается и всё более обостряется анархия общественного производства.

«Противоречие между общественным производством и капиталистическим присвоением воспроизводится как противоположность между организацией производства на отдельных фабриках и анархией производства во всём обществе» (стр. 278).

«Движущая сила общественной анархии производства всё более и более превращает большинство человечества в пролетариев, а пролетарские массы, в свою очередь, уничтожат в конце концов анархию производства» – делает вывод Энгельс.

Энгельс показывает, что в результате конкуренции капиталисты вынуждены развивать производительные силы, вынуждены постоянно совершенствовать машины, применяемые в производстве. Необходимость постоянного совершенствования машин становится принудительным законом для каждого капиталиста, иначе он погибнет в конкурентной борьбе. Применение же машин повышает производительность труда и приводит к вытеснению человека из производства. Масса незанятых рабочих образует промышленную резервную армию, т. е. возникает относительное перенаселение, безработица.

Происходит процесс концентрации капитала; рост богатства на одной стороне и, одновременно с ним, рост нищеты и бедности – на другой. Энгельс цитирует Маркса, первый том «Капитала»: «… накопление богатства на одном полюсе есть в то же время накопление нищеты, муки труда, рабства, невежества, огрубения и моральной деградации на противоположном полюсе, т. е. на стороне класса, который производит свой собственный продукт как капитал» (Энгельс, «Анти-Дюринг», стр. 279; Маркс, Капитал», т. 1, стр. 660).

Анархия производства, невозможность трудящихся масс из-за безработицы, низкой зарплаты приобретать произведенные ими же продукты труда приводит к кризисам перепроизводства. Первый такой кризис возник, отмечает Энгельс, в 1825 г. и с тех пор он повторяется с неизбежностью примерно каждые десять лет.

«В кризисах с неудержимой силой прорывается наружу противоречие между общественным производством и капиталистическим присвоением. Обращение товаров на время прекращается; средство обращения – деньги – становятся тормозом обращения; все законы производства и обращения товаров действуют навыворот… способ производства восстаёт против способа обмена, производительные силы восстают против способа производства, который они переросли» (стр. 280).

Энгельс обращает внимание на то, что капиталисты вынуждены признавать общественный характер существующих производительных сил, вынуждены обращаться с ними как с силами общественными. Раздутые кредиты во время промышленной горячки, крахи, разрушающие производство в периоды кризисов, заставляют капиталистов всё более обобщать производство, приводят к возникновению акционерных обществ. В то же время такие крупные сферы производства как железные дороги, почта, телеграф государство вынуждено брать в свою собственность, становясь, тем самым, совокупным капиталистом. Всё это осуществляется с целью минимизировать потери, обусловленные кризисами.

Кризисы, пишет Энгельс, показали неспособность буржуазии управлять современными производительными силами. Переход же крупных предприятий в руки акционерных обществ и в государственную собственность доказывают ненужность буржуазии для управления производством, так как этим занимаются наёмные служащие. «Для капиталиста не осталось другой общественной деятельности, – отмечает Энгельс, – кроме загребания доходов, стрижки купонов и игры на бирже, где различные капиталисты отнимают друг у друга капиталы. Если раньше капиталистический способ производства вытеснял рабочих, то теперь он вытесняет и капиталистов, правда, пока ещё не в промышленную резервную армию, а только в разряд излишнего населения» (стр. 282).

И Энгельс показывает, что «Современное государство, какова бы ни была его форма, есть по самой своей сути капиталистическая машина, государство капиталистов, идеальный совокупный капиталист (выделено мною, Д. И.). Чем больше производительных сил возьмёт оно в свою собственность, тем полнее будет его превращение в совокупного капиталиста и тем большее число граждан будет оно эксплуатировать» (стр. 283).

Рабочий остаётся рабочим, капиталист – капиталистом, продолжает Энгельс. Капиталистические отношения не уничтожаются, но доводятся до крайности. И на этой крайней, высшей точке происходит переворот.

«Пролетариат берёт государственную власть и превращает средства производства прежде всего в государственную собственность» (стр. 284).

Но это уже будет не капиталистическая государственная собственность, а социалистическая, так как средства производства в лице социалистического государства будут принадлежать всему трудовому народу. Взяв средства производства в общественную собственность, пролетариат перестаёт быть неимущим угнетённым классом, и из пролетариата, не владеющего ничем, кроме своей собственной рабочей силы, он превращается в господствующий класс, в рабочий класс, т. е. уничтожает самого себя как пролетариат, делает вывод Энгельс. «Тем самым он уничтожает все классовые различия и классовые противоположности, а вместе с тем и государство как государство» (стр. 284). Понятно, что это целый исторический процесс, который займёт не один год и не одно десятилетие. Причём Энгельс ведёт речь о высокоразвитом капиталистическом государстве, в котором сельскохозяйственное производство также полностью втянуто в капиталистические отношения, т. е. и в этой отрасли применяется наёмный труд, труд наёмных сельскохозяйственных рабочих.

В обществе, в котором будут уничтожены классовые различия, уже будет подавлять некого. «Вмешательство государственной власти в общественные отношения становится тогда в одной области за другой излишним и само за собой засыпает. На место управления лицами становится управление вещами и руководство производственными процессами. Государство не «отменяется», оно отмирает» (стр. 285).

Средства производства начинают принадлежать всему обществу, т. е. частная собственность на средства производства заменяется общественной. Капиталистический способ присвоения продуктов производства заменяется теперь их прямым общественным присвоением в качестве средств для поддержания и расширения производства и прямым индивидуальным присвоением в качестве средств к жизни и наслаждению – отмечает Энгельс (стр. 284).

И Энгельс делает следующий вывод:

«Раз общество возьмёт во владение средства производства, то будет устранено товарное производство, а вместе с тем и господство продукта над производителями. Анархия внутри общественного производства заменяется планомерной, сознательной организацией. Прекращается борьба за отдельное существование. Тем самым человек теперь – в известном смысле окончательно – выделяется из царства животных и из звериных условий существования переходит в условия действительно человеческие. Условия жизни, окружающие людей и до сих пор над ними господствовавшие, теперь подпадают под власть и контроль людей, которые впервые становятся действительными и сознательными повелителями природы, потому что они становятся господами своего собственного объединения в общество. Законы их собственных общественных действий, противостоявшие людям до сих пор как чуждые, господствующие над ними законы природы, будут применяться людьми с полным знанием дела и тем самым будут подчинены их господству… И только с этого момента люди начнут вполне сознательно сами творить свою историю, только тогда приводимые ими в движение общественные причины будут иметь в преобладающей и всё возрастающей мере и те следствия, которых они желают. Это есть скачок человечества из царства необходимости в царство свободы.

Совершить этот освобождающий мир подвиг – таково историческое призвание современного пролетариата. Исследовать исторические условия, а вместе с тем и самоё природу этого переворота и таким образом выяснить ныне угнетённому классу, призванному совершить этот подвиг, условия и природу его собственного дела – такова задача научного социализма, являющегося теоретическим выражением пролетарского движения (выделено мною, Д. И.)» (стр. 287–288).

Итак, можно сделать вывод, что в грядущем коммунистическом обществе не будет ни государства – оно отомрёт, так как подавлять больше будет некого, ни товарно-денежных отношений, ни товаров, ни денег. Они, в ходе строительства социализма постепенно будут заменены прямым общественным присвоением в качестве средств производства и жизненных средств. Именно этот процесс и осуществлялся в ходе строительства социализма в СССР под руководством Сталина.

Маркс и Энгельс считали, что пролетарская революция произойдёт приблизительно в одно и то же время в большинстве высокоразвитых капиталистических стран ввиду примерно равномерного характера их развития.

Но в условиях перерастания капитализма в свою высшую и последнюю стадию – империализм, неравномерность развития передовых стран капитала стала проявляться со всё большей силой, став закономерностью этой фазы капитализма.

Ввиду чего Ленин пришёл к выводу о том, что социалистическая революция на высшей империалистической стадии капитализма, первоначально произойдёт в немногих или даже в одной отдельно взятой стране, являющейся наиболее слабым звеном в цепи империализма.

Этот вывод Ленин сделал в таких своих работах, как «О лозунге Соединённых Штатов Европы» (ПСС, т. 26) и «Военная программа пролетарской революции» (ПСС, т. 30), написанных в разгар первой мировой войны, в 1915 и 1916 годах, соответственно.

В первой из вышеуказанных работ Ленин говорит: «Неравномерность экономического и политического развития есть безусловный закон капитализма. Отсюда следует, что возможна победа социализма первоначально в немногих или даже в одной, отдельно взятой, капиталистической стране. Победивший пролетариат этой страны, экспроприировав капиталистов и организовав у себя капиталистическое производство, встал бы против остального, капиталистического мира, привлекая к себе угнетённые классы других стран, поднимая в них восстание против капиталистов, выступая в случае необходимости даже с военной силой против эксплуататорских классов и их государств» (стр. 354–355).

В «Военной программе…» Ленин подтверждает вывод, сделанный в предыдущей работе: «Развитие капитализма совершается в высшей степени неравномерно в различных странах. Иначе и не может быть при товарном производстве. Отсюда непреложный вывод: социализм не может победить одновременно во всех странах. Он победит первоначально в одной или нескольких странах, а остальные в течение некоторого времени останутся буржуазными или добуржуазными» (стр. 133).

Говоря о социалистической революции, Ленин в «О лозунге…» пишет, что социалистическую революцию «нельзя рассматривать как один акт, а следует рассматривать как эпоху (выделено мною, Д. И.) бурных политических и экономических потрясений, самой обострённой классовой борьбы, гражданской войны, революций и контрреволюций» (стр. 352).

Глубокий анализ империализма Ленин сделал в своём выдающемся произведении «Империализм как высшая стадия капитализма», в котором показано, что империализм является кануном пролетарской революции, что между империализмом и капитализмом никаких промежуточных ступеней нет.