«Крайний» караул

– Ничего! Начкаром ездит сейчас, прошлую неделю разгружали караул их.

– А! Это в очках тот? Примерно твоих годов?

– Да, он и есть. Ладно! Разговоры нет времени вести. Давай проследи, что бы поели люди. Потом выставляй третью смену. Я пойду продол проверю. После начинай готовиться к обмену.

– Я понял начальник.

– Да! И еще. Отстаньте от Орлова! Парень он не плохой, со временем освоится. То, что он простак – это не недостаток его. Скорее наоборот! Сейчас таких мало. Посмеялись и хватит! Не забудь сказать ему, что это шутка!

– Все, понятно Андрюха! Не будем больше. И кстати, мы и не говорили что он плохой или еще что. Ребятам он тоже нравится, он, как бы сказать-то? Он свой! Вот.

– Вот, вот! Хватит подшучивать, лучше делу его учите.

– Все ясно. Я пошел? – поинтересовался Копченый.

– Да, иди. Начинайте ужинать, сейчас приду тоже.

– Начальник! Мы тебя ждем! – многозначительно ответил помощник, и офицер понял, что ребята приготовили сюрприз и ему.

****

В освещенном продоле вагонзака, витал запах застарелого табачного дыма. Курить во время пути следования уже давно было нельзя, согласно новому закону, но запах въедавшийся в железные стены годами, остался. Слева, на всем протяжении камерных помещений, ровной линией проходила надежно вмонтированная в пол и потолок мелкоячеистая решетка. Сами камеры разделялись железными перегородками, и имели раздвижные, решетчатые двери с открывающимися небольшими карманами посередине. Из глубины, запертых решеток, Андрея разглядывали осужденные. Кто с ненавистью, кто изучающе, а иные взгляды не выражали ничего кроме тоски и скуки. К взглядам «с той стороны» он уже давно привык, еще тогда, когда ездил в караулы в звании сержанта, и всегда отвечал на них безразличным взглядом. Капитан медленно подошел к часовому, кивнул головой и спросил:

– Как тут, Труба?

– Нормально все, начальник. Пассажиры спокойные в этот раз, – ответил молодой, крепкий, большого роста парнишка. Глубоко посаженные глаза лишь на секунду остановились на командире, и сразу продолжили наблюдение за камерами.

– А без шапки почему?

– Так зимняя же сейчас, шея устает и голова постоянно чешется, когда носишь долго.

– Ладно. На обменах не забывай одевать.

– Да, помню я. Все в порядке будет начальник, – смущенно ответил Труба, посмотрев Андрею в глаза.

– Старший! Старшииий! – раздалось в глубине одной из камер.

Начкар подошел к решетчатой перегородке отделяющей осужденных от обычного мира, и спросил глядя в полутьму камеры:

– Тебе чего?

– Когда в туалет выводить начнешь? И кипятка бы.

– Примерно часа через полтора. Терпите. Сызрань пройдем, будет и туалет и кипяток, – ответил твердо Андрей.

– Старший! Еще вопрос. Можно мы хотя бы одну на четверых покурим? Очень курить хочется, сам ты вроде тоже куришь, наверняка понимаешь нас, – спросил старый, коротко стриженный, худой осужденный, сделав добродушную гримасу. От которой, офицер почувствовал симпатию к заключенному.

– Черт! Ребята. С вами заберут, со мной не выпустят! – пошутил начкар, взглянул на часового, кивнул на форточку давая понять, что бы он открыл ее, и снова посмотрев через решетку, поднеся палец к губам, добавил:

– Только тихо, и не все сразу. Поняли?

Повернувшись в сторону остальных камер, он громко проговорил:

– Всем понятно? Пятнадцать минут, потом что бы даже дымом не пахло!

«Да. Понятно. Спасибо старший!» – на разные голоса отозвался сумрак камер вагонзака.

Еще раз, взглянув на часового, капитан, повторил, обращаясь к подчиненному:

– Пятнадцать минут. И, форточку закрой, не хватало еще, что бы какой ни будь проверяющий, увидел с вокзала, что открыто у нас.

Труба молча кивнул головой, с силой надавил на сдвижное окно вагона, приоткрыв его, и отступив чуть правее, что бы поток прохладного, осеннего воздуха с улицы не попадал на него, продолжил наблюдение. Через несколько секунд из-за решеток, к потолку заструился сизый, табачный дым.

Со стороны кухонного блока исходил приятный запах готовой еды. Копченый стоял напротив купе караула, и жестом пригласил офицера пройти внутрь. Андрей переступил порог и осмотрелся. Весь свободный от несения службы личный состав стоял по бокам тесного купе. В середине откидной полки под окном, служивший небольшим столом, находилась бутылка лимонада и наскоро сделанный Свиридом торт из покупных лепешек, обмазанный толстым слоем сгущенки. В центре этого кулинарного изыска красовалась надпись из пропущенного сквозь мелкую терку шоколада: «20 лет!» Командир даже смутился:

– Пацаны! Это для меня? Вы.., этаа.. Фуу! – выдохнул он, – Слов нет! Спасибо парни!

– Андрей! Мы тебя поздравляем с двадцатилетие службы. Желаем тебе всего наилучшего на гражданке! А вообще, оставался бы ты. Предельного возраста у тебя пока нет, а служить с тобой нравится всем. Поэтому подумай как следует, и после отпуска возвращайся к нам, – закончил поздравления Свирид.

– Парни! Спасибо еще раз, – заговорил взявший себя в руки начкар, – Давайте сначала поужинаем, а торт после.

– Ух ты! У вас праздник здесь? Андрюшку поздравляете? – раздался за спиной женский голос. Офицер развернулся, и пригласил проводницу, чуть отступив назад, насколько позволило пространство купе:

– Заходи Татьяна Семеновна! Опаздываешь? Или мои балбесы, забыли про тебя?

– Немного задержалась. Прохладно уже, титан растопила, вам скоро кипяток понадобится – ответила грузная женщина лет сорока, протискиваясь мимо виновника торжества.

– Так! Повар! Корми людей, торт раздели на всех. Сначала ужин, а торжественная церемония проводов на пенсию потом, когда время придет. Надеюсь увидеть вас всех, в полном составе. Патрик, первой ужинает следующая смена часовых и Танюша. После все остальные. Копченый! Смена караула по графику. Все понятно?

– Понятно все начальник. Все в срок сделаем. Ты давай сам поешь, – отодвигаясь от стола, ответил первый помощник.

– Я после. Ты людей корми. Тем, кто заступает на посты, торт сразу после ужина. Ну а с остальными потом посидим, после Сызрани. Давайте парни, я в своем купе. Готовиться нужно, обмен скоро. И еще раз, огромное спасибо! С благодарностью оглядев своих подчиненных, он вышел из общего купе, и прошел в свое. Из-за приоткрытой двери слышались негромкий смех, разговоры караульных, звонкие удары и скрежетания железных ложек по опорожненной посуде. «Все это уже было не один и не два раза. Эти звуки, смех, разговоры. И всегда, в железнодорожном карауле, сопровождением общего фона, было: Тада-тада-тада-тада.. То нараспев, то учащенно колеса отмеряли расстояние, и саму жизнь. Мимо пролетают станции, полустанки, перроны. Не зашторенные, освещенные окна встречных, пассажирских составов позволяли на секунду заглянуть в жизнь чужих, незнакомых людей. Железная дорога очень напоминает жизнь! На одних станциях мы остаемся, на других лишь задерживаемся, а на какие-то даже и не думаем сходить. Они проносятся мимо, и уже никогда не встречаются снова. А большие железнодорожные вокзалы и развязки напоминают хитросплетения судьбы. Твой вагон двигается, меняя одну ветку рельс на другую, направляемый невидимым стрелочником, и только ему известно, где окажется локомотив твоей судьбы через некоторое время» – приглядываясь к темноте за стеной вагона, задумался Андрей. Внезапно на колени забралась дочка. Для него она была поздним ребенком, и из-за этого безумно любимой. Девочка четырех лет протянула ему чашку из игрушечного набора, и улыбаясь проговорила:

– Вот папочка! Компотик, я для тебя сделала. Попробуй!

– Ух ты! По виду очень вкусный, – разглядывая мелконарезанные куски яблока, плавающие в прозрачной воде, обрадовался мужчина. Чуть пригубив из пластмассовой чашки, он воскликнул с улыбкой:

– Даже вкуснее чем у мамы! Умница ты моя!

Девочка обрадовавшись, что ее стряпня понравилась отцу, обвила своими ручками его шею и уткнулась в плечо отца личиком, щекоча розовым, пышным бантом его щеку. Андрей непроизвольно сжался, и.., открыл глаза. Над ним стоял Патрик, и тормошил его за плечо, задевая тканью рукава щеку.

– Начальник! Начальник, Сызрань через десять минут.

– Я что, заснул?

– Похоже, что да! Даже «контрольку» успел пустить, – засмеялся второй помощник.

– Вот черт! Часовых меняли? Осужденных предупредили кто на выход? А караул весь по форме одет? – заторопился он с вопросами.