Спи, моя радость

– А царевичи ее все равно спасут и всех злодеев победят! Все это знают, правда, мама? – с чувством железной уверенности в храбрых молодцев воскликнула Вецена. Мама в поддержку погладила ее по светлым длинным волосам.

– Я вот что хочу сказать, родные, – тихо, почти шептал Мир – я ухожу, не место мне в 3/10 царстве. Все здесь любо, да только одному мне суждено здесь остаться. Не выдержит сердце мое. Ухожу искать счастья в далекие края, на поиски Царевны.

Молвил – и замерло все. Сама тишина выглянула из-за двери и подумала, почему бы не повиснуть прямо над столом. Но людям обычно не нравится, когда кто-то посторонний висит над душой, поэтому родители развеяли тишину.

– Это тяжело… Но мы понимаем. Видим, что все к тому идет, и не виним тебя, Миромир. Ступай, сын, коли взаправду чуешь, что счастье твое не в здешних местах.

Гора свалилась с плеч молодца. Поблагодарил он родителей, посмотрел в глаза сестры и брата и стал собирать все, что было ему дорого, в дорогу дальнюю. Приготовил домру, гусли, в шитые по размеру мешочки их заботливо уложил, достал пояс широкий, по праздникам который надевал, рубаху новую, лапти на всякий случай, кусок мыла…

– Постой, Мир. Отправляйся завтра. Утро вечера мудренее, – Сказала мама одновременно печально и нежно.

– И то верно. Спасибо вам, родные.

Долго заснуть не мог в ту ночь Мир, а как заснул, видел самый обычный сон, похожий на все остальные. Все было в порядке.

Нелегко было расставаться, но делать нечего, так нужно. Собрав все необходимое, которое уместилось в совсем небольшую суму и заплечный мешок с домрой, Мир стоял на улице у входа в избу. Было раннее утро. Ясное, чистое, как раз подходящее для начала таких походов. Вся семья провожала его.

– Я вернусь.

Так он попрощался и пошел. В отличие от странных людей в его деревне и столице шестнадцатое лето приветствовало его с радушием, очистив небесные пастбища от черных овец, а дороги от луж. Конечно, смена обстановки должна помочь, новые места, новые люди – лучшее средство для обретения душевного равновесия.

Плана у новоиспеченного путешественника не было. Никакого. Наверное, для начала ему стоило пойти в столицу? Поспрашивать слухи, куда могла подеваться пропавшая царевна? А оттуда дорога в каждое царство для него открыта. Да, пожалуй. Поэтому он двинул по неизвестной тропе через незнакомый сосновый бор вдали от столицы. Пока не закончится еда и средства к выживанию, он решил не выходить в деревни и города.

Шел он по лесу и чувствовал, что хорошо ему идти вот так просто, когда не нужно никуда возвращаться в назначенное время, и как здорово было наслаждаться атмосферой хвойных ароматов. И в сосновом бору всегда хорошо видно вдаль, и все кажется таким чистым и прозрачным. И, конечно, после отличной прогулки с тишиной, которая часто сопровождала Мира и была замечательным собеседником, началась прогулка без тишины, потому что он достал свою старую добрую домру, перекинул ремень через плечо, и шел, наигрывая что-то в своем духе. Нетрудно догадаться, что тишина тут же расплакалась, и решила покинуть его ненадолго, чтобы успокоиться. Миру показалось, что он услышал чьи-то всхлипывания, и он подумал:

– Ну да, все верно, показалось.

Он ночевал под открытым небом. Делал лишь небольшой навес из еловых веток, чтобы укрыться в случае дождя. Разводил костерок, на котором грел воду из ручьев и жарил грибы, которые находил, чтобы экономить и без того небольшой запас сухарей и вяленого мяса, и сушеных овощей и яблок. Мир часто и подолгу смотрел в костер, и тишина была его постоянной гостьей. Не пропустила ни одной посиделки у костра. Мир не возражал. Он был добрым и совсем не любил грубить гостям. Тем более, если они не мешают и не отбирают еду.

Был и еще один гость. Менее приятный, чем тишина. Одиночество. Оно постоянно дергало Мира, напоминало о себе совершенно внезапно и бесстыдно, посягало на спокойствие и иногда откровенно угрожало чем-то ужасным. Как дать ему понять, что гость он неприличный, и что пора бы ему уйти? Это очень сложно сделать и с людьми, а с этим и вовсе не управиться.

На время отпихнуть его можно было лишь одним способом, проверенным и обычно работающим, – выйти к людям. Но с тех пор, как Мир свернул в бор, он не встретил ни одного человека. Куда идти? Без понятия. На многие километры вокруг – лес. Огромный, могучий, всесильный живой лес. Все это время незадачливый путешественник шел глубже и глубже в чащу и не думал, что когда-то из него надо будет выйти. Он остановился. Тут-то его и догнала гениальная мысль, отдышалась немного и возмущенно крикнула:

– Надо было в город идти!

– Что ж, справедливо, впредь буду аккуратнее.

И вместе с этой мыслью, которая дороги домой тоже не потрудилась запомнить, он двинулся дальше. Вскоре гениальная мысль сочла общество равнодушного к ней Мира слишком скучным и покинула его, оставив наедине с хихикающим одиночеством.

Однако к вечеру удача все-таки улыбнулась парнишке: показался из-за деревьев дым. Значит, либо костерок чей-то, либо изба. И правда, была то избушка. Как будто только что поставленная, новехонькая, с резным коньком в виде ворона, окошко со ставнями расписными. Удивительно, и дорожек вокруг никаких. Неужто одна изба посреди леса стоит? Ни колодца, ни бани рядом. Должно быть, деревня чуть поодаль. Или отшельник какой искусный обосновался. Обязательно нужно зайти, расспросить.

Но подозрительно же! А ну как Баба Яга заманивает? Но все же знают, что живет она в грязной избушке на курьих ножках. А эта ни грязная, ни признаков ног.

Схоронился Мир под кустами, что на краю опушки, чтобы понаблюдать сперва – береженого Бог бережет. Не прошло и трех минут, как вышла из избы старушка. С виду опрятная и чистая, но привлекательной не назовешь. С красивым белым платочком лицо ее контрастировало. Мягко говоря.

– Что она делает? Непонятно. А, вот половик достала домотканый, пыль вытряхивает. Вроде все как обычно, – размышлял Мир.

Тишина в это время улепетывала что есть духу от этого места. С чего бы? Мир встал, отряхнулся, старушка резко развернулась и посмотрела прямо ему в глаза. Страх бросился на него и вгрызся в самое сердце утаскивая в пятки. Так и остался стоять, не смея ни шелохнуться, ни вдохнуть, ни выдохнуть. А старушка, не торопясь, направилась к нему, с каждым шагом становясь все страшнее и безобразнее, мелкие черные глазки ее источали голод и ненависть к людям.