Миросотворение

Атмосфера эльфийских праздников была под стать древнему лесу: тихая, умиротворенная и молчаливая. Народ Беатрис терял голову в ритуальных танцах, выдувал мелодии из флейт и рогов, истязал глотку протяжным пением, щекотавшим кожу губ, но каждое, абсолютно каждое действие было осмысленным.

Лесные эльфы даже не зевали просто так. Не умели или не хотели уметь предаваться бессмысленному и беззаботному веселью. Тому, что оскорбительно зовется праздностью.

Вот, к примеру, вспомнилось девушке: Первоцвет, Алдкхома-Адсил, праздник первых цветов и ростков, прорубивших себе путь через недра Поднебесья, порождающих лес.

В отличие от людского Миросотворения, подарками эльфы не обменивались, фейерверков не запускали, да и деревья никогда бы не стали нагружать сплошным золотом и серебром. Беатрис хорошо помнила, как они всей семьей, собирая по дороге соседей, спускались к корням деревьев, леча их медово-смоляными отварами, а потом собирались на лужайках, закапывая саженцы в черную плодородную землю.

В такие мгновения мужчины мычали согласными, а женщины голосили гласными, порождая колебания в теплом, не знающем ветров и метелей воздухе.

– А я знал, что тебе понравится, – паладин скрепил руки вокруг талии жены. – Я так хотел поделиться с тобой этим праздником. Знаешь, ведь он мой самый любимый. Больше всего боялся, что тебе не понравится и ты не разделишь со мной эмоций…

Беатрис повернула голову, заглядывая мужу в потускневшую, затемненную капюшоном плаща зелень глаз.

– Ты шутишь? Как, ну скажи, как такое может не понравиться?.. Себ, если бы я только знала, что у вас, у людей, есть нечто подобное, я бы перебралась сюда значительно раньше.

– Слава богам… И вашим, и нашим, – облегченно выдохнул паладин.

Он, чуть наклонившись, уткнулся в макушку Беатрис подбородком. Ей этот жест пришелся по вкусу. Показался каким-то оберегающим.

Потом Себастьян и вовсе накрыл их обоих меховым плащом, прижав жену еще крепче.

– Мои боги – это твои боги, помнишь? – улыбнулась эльфийка.

Когда-то, прошедшим летом, подобная фраза драла горло. От нее кровоточили десны и расшатывались зубы. Это фраза кованым прутом ударяла по позвоночнику. Беатрис даже и думать не могла, с трудом и болью вспоминала этот тяжелый обряд инициации в Храме Людских богов.

Но с тех пор многое переменилось. И даже не из-за той встречи с высшим вампиром, которую Беатрис с трудом пережила. Просто девушка привыкла к чужой вере, впитала ее, словно щепотки соли. Стала воспринимать как нечто такое, что было от самого рождения.

Верующие в сказку расы, а Миросотворение это подтверждало, не могут быть плохими.

– Я думаю, нам пора, иначе не успеем, – напомнил паладин.

– Прости, я что-то загляделась, совсем забыла, – извинилась эльфийка, выбираясь из-под плаща. От его тепла вкупе с теплом овечьей шубки тело сделалось горячим. Беатрис почувствовала проступающие на спине капельки пота.

– Ничего-ничего, я вообще не хочу…

– Так! Пойдем, – жена ухватилась за мужа. – Даже не думай, Себ. Ты мне обещал.

– Помню-помню, – хмуро, с тревожностью ответил он.

Супруги, обсыпаемые и снегом, и звонкими голосами горожан, перешли мост и не спеша, перекрывая чужие следы своими, побрели по Знатному району, где больше всего пахло карамелью и ванилью. Кондитерские лавки стояли на каждом шагу, и возле них толпился радостный народ. Людские дети, точно шаловливые малютки брауни, носились вокруг родителей, играли в салки, кидались снежками. Влюбленные пары, не боясь мороза, забывая о строгих нравах, наслаждались поцелуями и поцелуями настолько страстными, будто они были последними.

И Беатрис почувствовала жажду. Ей тоже захотелось поцеловать мужа. Она бы, позабыв о приличии, сделала это, но перед ними вдруг пронеслась вереница детей.

Одни – в красных колпаках, а другие – в блестящих, изумрудных.

В итоге оказалось, что это были никакие не дети, а гномы и гоблины.

– Мы этим дарили? – прозвенели гномские голоса.

– Неее, этим не дарили, – проскрипели гоблины.

– Поди, дарили.

– Мы помним.

– Ой, да у вас память не такая длинная, как нос!

– А ваша вся в бороду ушла!

Себастьян и Беатрис переглянулись и рассмеялись.

– В общем, – старший гоблин сотворил поясной поклон, – это вам, госпожа эльфийка.

Закутанные в шерсть руки зеленокожего гоблина зарылись в мешке, вытянув оттуда нечто шарообразное и объемное.

Гоблин вложил подарок в ладонь Беатрис, и когда она ее раскрыла, то увидела сделанную из шишки совушку со стеклянными глазками.

– Ой, спасибо…

Гномы же обступили Себастьяна:

– А вам, господин, полагается вот что.

В руке Себастьяна оказался крошечный, не больше скорлупки от грецкого ореха, но тщательно детализированный оловянный грифончик.

– Ого… Ну вы и угадали…

Беатрис рассмеялась.

– Такого тебе не хватало для коллекции?

– Да. Волшебники, не иначе.

– Да восславим мир! – хором воскликнули гномы и гоблины, разбегаясь по сторонам, теряясь в толпе.

– Надеюсь, – забеспокоилась эльфийка, – их не трогают?

Она с опаской посмотрела на тяжеловооруженный орочий патруль.