– Властители Первой Империи, строившие вот эти крепости, – маг мотнул головой в сторону развалин, – могли быть уверены, что от них останутся хотя бы руины, вызывающие трепет и восхищение. А я? Что я могу знать о том, какие мерзости будут творить моим именем, именем Сына Порядка через сотню-другую лет?
– Лучше не думай об этом, иначе рискуешь утонуть в собственных мыслях.
– Похоже, что так, – Хорст отвернулся и принялся глядеть туда, где через снегопад просматривался откос правого берега.
Созерцание великой реки приносило некоторое успокоение.
Глава 5. Свора магов.
Стражники у ворот выглядели необычайно толстыми, словно их откармливали специально, зато башни и стена смотрелись довольно жалко, особенно для столицы большого княжества.
Хотя это как раз не удивляло – Неорид, возведенный там, где Биронт перед впадением в море растекался на десятки рукавов, располагался большей частью на островах, и главной защитой ему служила вода.
– Так, кто такие? – десятник, напоминающий сложением бочку, выпятил живот. Белый корабль на его зеленой, как молодая трава гербовой тунике, закачался, точно ему в борт ударила волна,
– Паломники, – ответил Хорст. – Едем поклониться могиле Порядочного Марди.
– Да? – десятник хмыкнул. – Больно уж рожи у вас разбойничьи для паломников. Особенно вот у этого, – он ткнул пальцем в Альфи, – да и приехали вы, судя по всему, очень издалека.
В Неориде разговаривали на том же языке, что и в восточных княжествах, но произношение во многом отличалось.
– Слава о чудесах, свершаемых в любимом Творцом-Порядком городе, дошли и до наших земель, – с вкрадчивой улыбкой проговорил брат Ласти. – Ведь как сказано в Книге Молитв: те, кто предстоят перед престолом его, узнаны будут, а те, кто примкнут к славе их – благословенны.
Десятник засопел.
– Ладно уж, – изрек он. – Заплатите пошлину и езжайте себе во имя Вседержителя-Порядка.
– Сколько? – спросил Хорст.
– Гридь за всех, – объявил десятник, окинув путешественников подозрительным взглядом. – Вашими деньгами это будет полторы фарии.
Радульф сокрушенно вздохнул и полез в привешенный к поясу кошель. Потертые и грязные монеты перекочевали в руки стражников, и десятник отошел в сторону, открывая проход.
Хорст толкнул коня пятками в бока и тот вступил в ворота. Остались позади две круглые башни с реющими над ними флагами княжества, открылась улица, застроенная маленькими, разваливающимися халупами.
– Эта часть города называется Берег, – пояснил Альфи. – Тут самая беднота живет, батраки, пьяницы…
Улицы были забиты народом, тощим и оборванным, но злым и шустрым. Слышались оживленные разговоры, смех, рук никто не отводил далеко от ножей, то и дело вспыхивали потасовки.
На всадников поглядывали с алчностью и завистью.
– Это мост Порядочного Марди, – сообщил Альфи, когда они выехали к Биронту, к одному из рукавов великой реки. – За ним лежит Княжеский остров, иногда его называют еще Большим.
Мост опирался на дюжину толстых свай и был достаточно широк, чтобы две телеги разъехались, не соприкоснувшись бортами. Заканчивался он у высокой башни, венчающей южную стену княжеского замка.
За Большим островом виднелись еще острова, связывающие их мосты, большие и маленькие, а на северо-западе за полосой белого, засыпанного снегом льда, темнело не замерзшее море.
– А нам куда нужно? – спросила Илна, когда копыта застучали по деревянному настилу моста.
– Змеиный остров пока не видно, – ответил наемник. – Он дальше к северу, прямо за Торжищем.
Миновали замок, чьи стены, сложенные из каменных блоков, блестели, точно облитые льдом, проехали мощеную площадь, где, по словам Альфи, устраивали казни преступников и сожжения одержимых.
По другому мосту, более узкому и длинному, перебрались на Торжище, круглый остров, на берегах которого разместились склады, а в центре – огромный и невероятно шумный рынок.
Тут Хорст едва не оглох, а Илна с трудом удержалась от искушения отправиться гулять по торговым рядам.
С Торжища открылся вид на порт, занимающий несколько расположенных цепочкой крупных островов, на замершие в ледовом плену туши кораблей, торговых и военных.
Никакой стены поперек гавани видно не было – Неорид, стоящий в устье самой большой реки Полуострова, мог не бояться «морских людей».
– Через месяц тут жизнь закипит, – проговорил Альфи задумчиво. – А пока город в зимней спячке.
– Не представляю, что будет, когда он очнется, – покачал головой Хорст, придерживая коня, чтобы не столкнуться с груженной корзинами телегой.
Несмотря на то, что шла Скорбная неделя, по всем заповедям церкви отведенная для молитв и поста, обитатели Неорида вели себя так, будто им остался последний день, чтобы распродать оставшийся на складах и на руках товар.
На каждом размахе улицы Хорсту предлагали чего-нибудь купить, подковать коня, подлатать одежду. Перед Илной трясли аляповатыми, грубо сделанными украшениями, а нищие канючили, показывая тщательно нарисованные язвы:
Голоса сливались в нестройный, визгливый хор:
– Подайте, благородный редар…
– Отличные сапоги! Новые сапоги!
– Девушку не желаете? Ну и что, что у вас своя? Наша-то лучше…
Лавки располагались даже на выстроившихся вдоль берега кораблях, слишком старых, чтобы плавать, и годных лишь для того, чтобы кое-как держаться на воде и хранить в трюме товар.
Потише стало только на третьем по счету мосту, к которому пришлось пробиваться через настоящую толпу.
– Вон Змеиный остров, – Альфи ткнул ручищей. – Раньше, как говорят, там водилось до прорвы змей. Сейчас в основном постоялые дворы для богатых.
Остров изгибался, напоминая широкий, кривой кинжал, оброненный исполином. На остром мысу виднелось здание старой, покосившейся мельницы, замершее в неподвижности колесо.
Тут не гавкали собаки, не шумели торговцы, даже нищих видно не было.
Навстречу путешественникам из переулка вывернули трое стражников, смерили всадников подозрительными взглядами и затопали дальше, настороженно посматривая по сторонам.
– В Неориде знают, что живут за счет гостей, – сказал Альфи. – И покой их берегут.
– Ибо град был сей велик и изобилен многим, являя мощь и богатства истинные, а также ложные вместе, – брат Ласти не удержался, процитировал какую-то из священных книг.
Проехали через площадь, в центре которой торчал столб с Кубом на вершине, поставленный, скорее всего, во время эпидемии «красной кожи», и оказались перед воротами большого постоялого двора.
На вывеске белоснежный лебедь, растопырив крылья и изогнув шею, со злобным изумлением разглядывал собственные лапы, украшенные здоровенными, тяжеловозу впору, подковами.
– Приехали, – сообщил Альфи.