Дорога вспять. Сборник фантастических рассказов

30 мая

Кудряшов с трепетом прочитал радиограмму от жены: сына назвали Иваном. Похож на отца. Все аплодировали. Наш пёс Счастливый вилял хвостом.

31 мая

В час дня прошёл торжественный митинг. Официально объявили об открытии дрейфующей полярной станции. Я на правах начальника станции поднял над ледяной равниной флаг. Грянули из ружей и пистолетов – первый салют на Северном полюсе.

Тепло попрощались с улетающими на остров Рудольфа товарищами. Напутственные слова тронули до глубины души. А потом прозвучала команда «По самолётам» – и мы остались вчетвером. Я, Аппель, Кудряшов и Тамахин. Счастливого пути!

Перед сном Тамахин пошутил, что теперь нашему продовольствию не угрожает опасность – едоков уменьшилось. Ворочаясь в спальных мешках из волчьего меха, посмеялись, но с грустинкой.

Июнь

1 июня

Кудряшов измерил океан под нами – трос с грузом ткнулся в дно на глубине четыре тысячи триста двадцать метров. Взяли пробу грунта: зеленоватая плёнка ила.

В обед я сварил уху. Суп имел запашок, не спасал даже перец.

Продукты – сорок шесть наименований, в основном концентраты – хранятся в запаянных жестяных бидонах. Одного бидона должно хватить на десять дней. Институт инженеров общественного питания уделил внимание каждой кулинарной мелочи экспедиции. Внутри сорока четырёх килограммового бидона: паюсная икра, сливочное масло, корейка, сало, сухари, супы, мясные котлеты, плавленый сыр, яичный порошок, шоколад, кофе, кисель, лимонная кислота, конфеты с витамином С и другое. Взяли с собой также сухой лук, чеснок и коньяк.

Ледяная кухня намного просторней шёлковой палатки: не приходилось держать миски на коленях, сидели за фанерным столиком на пустых бидонах. Пищу готовили на тульских примусах с двенадцатилитровыми резервуарами.

2 июня

Увеличили объём научных работ. Тамахин начал магнитные наблюдения. Мы с Кудряшовым организовывали глубоководную станцию. Аппель инспектировал и заливал аккумуляторы.

Счастливый уныло гуляет по льдине. Не по нутру дрейфующая жизнь – останавливается, поджав хвост, вынюхивает. Тоскует. Жалеет, что не вскочил в самолёт вместе с остальными. Аппель предложил переименовать пса в Грустного. Шутку не поддержали.

Погода хорошая. Прошлись на лыжах, осмотрели ледяное поле.

3 июня

На завтрак: яичница с колбасой и кофе. Вспоминали Москву, Ленинград, родных, близких, друзей.

Распределили груз по трём базам: если одна утонет или её затрёт льдами, две другие уцелеют – проживём. Откапали из-под снега доски, уложили на нарты, возили керосин, одежду и бидоны к палаткам. Хозяйство надобно содержать в порядке – предстоят ещё долгие месяцы на льдине.

Обед прошёл с аппетитом. Выпили по рюмочке коньяку. Отдохнули и снова за работу.

Вечером Аппель и Тамахин передали сводку на остров Рудольфа – метеорологические наблюдения.

4 июня

Ночью бушевала пурга. Ветер достигал двадцати пяти метров в секунду. Тамахин говорит, что «ягодки впереди». Мало не покажется.

Днём – штиль. Расчистили сугробы, в палатке двадцать три градуса. Что сказать, Северный полюс!

Дрейф ускорился. Льдина плывёт на восток, недалеко от меридиана Гринвича.

Я пристраивал остатки груза: керосин перелил в расходный баул, мясо и рыбу сложил в вырубленный в льдине «холодильник». Аппель выстукивал радиоключом точки и тире. Тамахин обрабатывал данные гравитационных наблюдений. Кудряшов делал гидрохимические анализы, пытался получить химически стойкую воду.

Вечером он нашёл меня в палатке и сказал:

– Трещину не узнать. Расходится лёд.

Тамахин говорит:

– Это ветер мебель двигает. Ночью, когда занимался метеорологией, слышал, как шумят льды.

– Крепкая льдина, основательная, – оптимистично заметил я. – Мы ещё здесь поживём!

– Точно! – поддержал Кудряшов.

Вечером Аппель принял радиограмму от Эмануэля Ласкера; тот предлагал мне партию в шахматы.

5 июня

Солнце греет круглые сутки.

Кудряшов позвал в свою лабораторию. Лицо озабоченное.

– Сам всё увидишь, – говорит.

Мы зашли в снежный дом. Ледяной пол потрескался и сочился водой. Надо было срочно спасать лебёдку и гидрологические приборы.

– Да уж, – сказал я, – придётся строить для тебя другие владения.

– Ты туда загляни, – Кудряшов указал на прорубь.

Сначала я ничего не увидел кроме талой воды, а потом…

В проруби что-то плавало. Вода лишь на десять-пятнадцать сантиметров не доходила до верхнего края трёхметрового ледяного тоннеля. Она была мутной, захламлённой льдистой крошкой. От неё исходил странный запах – запах оттаивающего мяса.

Из воды торчала круглая болванка. Я огорошено смотрел на этот поплавок из голубого льда. Сквозь густой осадок твёрдых кристаллов виднелись размытые очертания. Внезапно я разобрал что-то, напоминающее голову и плечи.

– Что это? – спросил я, хотя Кудряшов знал не больше моего.

– Надо вытащить, – сказал он.

На помощь пришёл Тамахин.

Мы извлекли предмет из проруби. Очень странная находка! Ледяная статуя с пропорциями ребёнка. Она словно спала: голова опущена к груди, ладони сложены под щекой. У статуи не было лица – гладкое ледяное яйцо. Руки и ноги грубо обозначены в куске идеально чистого льда, будто вырублены ленивым скульптором.

Мы сфотографировали и перенесли изваяние в «холодильник». Аппель передал на остров о случившемся.

Объяснений и теорий нет, но «подарок» океана, несомненно, требует тщательного анализа.

6 июня