Игра в ножички

– Если бы тебе дать на это право, ты бы и Ключевскую сопку назвал бы мангалом, шашлычник!

– Женщина! Не смей смеяться над любовью мужчин к мясу! Это бесперспективно и опасно с точки зрения эволюции! – ответил Карен.

Алена использовала такой гастрономический поворот разговора в своих интересах:

– У вас буженина на столе была великолепная. На углях готовили? – спросила Алена.

– Не знаю, ответил Алексей, – угостили. Но неплохая – это правда.

Алексей показал, где у него стояла поленница, и ушел куда-то за дом. Я набрал дров и пошел в сторону берега. Алена поплелась за мной.

На берегу был устроен круг из больших камней, на которых кое-где лежали досочки. Посредине большого круга был сложен круг поменьше – кострище, а рядом с ним еще один очаг – пониже и продолговатой формы. Три чурбана образовали вокруг кострища импровизированный столик.

Я бросил поленья на землю, сложил шалашик.

– Спички не взяли!

– Возьми, – Алена стояла у меня за спиной.

Я повернулся. Она мило улыбалась и протягивала ко мне две руки: в одной был нож в кожаных ножнах, во второй спички.

– Нашла в карманах, – сказала она, решила, что пригодятся.

– Умница, – ответил я, присел, настругал щепок и запалил огонь.

Алена села на камень, оперлась подбородком на ладони.

– Тихо как. Сеном пахнет.

Ветерок действительно доносил легкий запах скошенной травы. Удивительно, что Алена обратила на это внимание. Насквозь ведь рафинированная девочка. Не иначе, как в роль вживается.

– Я с детства этот запах помню. Маленькая была, меня на каникулы в деревню отвозили, к дедушке с бабушкой.

И у этой девочки с обложки было совсем не глянцевое детство!

– А теперь что? Я от дедушки ушел, я от бабушки ушел. В журналисты попал… Колобок ты, а не "агент 9-6-9", – сказал я.

– Хоть здесь перестань дурачком прикидываться. Никто же не смотрит, – ответила Алена.

Смотрела на нас зелеными глазами только одна из овчарок. Она неслышно подбежала со стороны дома и сейчас стояла в паре шагов от нас, изредка приоткрывая пасть и свесив язык.

– Иди ко мне, – позвала овчарку Алена.

Собака поняла, и, опустив голову, подошла к ней.

– Хорошая, добрая, вонючая, – сказал Алена, поглаживая собаку по голове.

Со стороны дома послышалось шуршание, и из сгустившихся сумерек вышел Карен.

– Не помешаю?

– Нет, что вы, – ответила Алена.

– Там уже достаточно рыбы. Сейчас руки помоют, и придут.

– А куда Алексей уходил? – спросила Алена.

– У него ведь живности много. За сараем – кролики, птица разная. Там, дальше – коровник. Завтра утром – парное молоко. Не жизнь, а песня! Только гор не хватает.

– Ну, на одном молоке не проживешь, – заметила Алена.

– А вы, однако, правы, – ответил Карен. – Значит, песня короткая, чтоб работе не мешать.

Я хотел добавить, что эта утренняя красота, которую Карен назвал песней, длится не дольше завтрака. Но не стал вмешиваться в разговор. Фотографу вообще лучше помалкивать и во время кнопку нажимать.

Овчарка встрепенулась и повернула морду. Из темноты в круг света от костра вошла Валентина с ведром в одной руке и пачкой бумажных тарелок в другой. Карен потянулся к огню и поворошил обугленной палкой угли, затем смахнул с одного чурбана невидимые травинки.

– Поставь сюда!

Следом за Валентиной в круг света вступил Алексей, сопровождаемый второй псиной. Выудил откуда-то из темноты, из-за камней закопченную решетку для гриля, раскрыл ее на чурбане.

Карен засунул руку за спину и достал квадратную бутылку виски.

Алексей перешагнул через камни, скрылся в темноте и вернулся из нее со вторым чурбаном, который устроил, поворочав, ближе к огню.

– Стаканы и вилки? – вопросительно сказала Валентина, оглядывая чурбаны, – не принесли!

– А где они? – Алена легко поднялась.

– На кухне.

Алена упорхнула в сторону светящихся окон дома. Одна из овчарок побежала за ней, а вторая, насторожив уши, смотрела на реку.

Валентина засунула обе руки в ведро и начала вынимать из него куски рыбы, и раскладывать их на решетке. Закат, костер, ее ковбойская шляпа, тонкие пальцы с перстнем, уверенно управляющиеся с белыми ломтями рыбьих тушек – все это было красивой картинкой. Я вынул из сумки фотоаппарат.

– Снимайте, но использовать только по согласованию со мной, – сказала Валентина, не повернув даже головы.

– А я не гордый и не прячусь, – Карен пригнул к себе голову овчарки, – ну, сфотографируемся на память?

Я сделал несколько снимков и показал их Карену.

– Почему собаки всегда получаются лучше, чем я? – с артистическим возмущением спросил Карен.

– Забудь три языка, забрось живопись, прекрати преподавать, высунь язык – и тоже обретешь такую первобытную привлекательность, – Валентина не меняла манеры шутить и обращалась со словами небрежно, как с хорошо знакомыми драгоценностями.

Алексей в этом диалоге не участвовал. Он перекладывал угли из костра в жаровню, ворошил их и только улыбался уголками губ.

Я сделал несколько фото его лица, красного от бликов пламени, крупным планом и, рассматривая их, удивился, что щетина на его подбородке была не очень-то заметна. Похоже, он брился еще утром. Странно, что меня это удивило, наверное, такой у меня в голове сидел стереотип: фермер, рыбалка, борода. Я вспомнил некоторых своих знакомых. Уж не хотят ли они обрести первобытную привлекательность после того, как получили свои дипломы?