Планшет

Здесь меня патруль и прихватил.

– Нарушаем парадную форму одежды, боец? – офицер скорее не спрашивал, а констатировал факт, – Пошли…

До отхода моего поезда оставалось 20 минут.

В обшарпанной комнатке железнодорожного вокзала начальник патруля, не торопясь, проверил документы на значки, которые красовались на моём кителе и озадаченно хмыкнул – все значки были честно заработанными. Потом дошла очередь и до «дипломата».

– Закрыто? – подергал замки офицер, – Открывай.

Я похолодел – в модном по тому времени чемоданчике из чёрного кожзама лежал дембельский альбом с фотографиями секретных объектов.

Это могло стать проблемой.

***

Дембельский альбом я начал делать за год до приказа о демобилизации. К процессу подошёл основательно. Покупные фотоальбомы меня не устраивали, и я написал письмо деду, в котором просил сделать мне альбом из отдельных листов, скреплённых болтами.

Дедушка учёл все пожелания и сделал так, как его просили и даже лучше.

Начал я с того, что загрунтовал отдельно каждый лист гуашью и самодельным пульверизатором нанёс на них космической красоты брызги. Не на все листы нанёс – чувство меры воспитывалось во мне с детства.

Когда листы высохли, покрыл их лаком и отложил в сторону – настал черёд обложки.

Не помню уже, сам догадался или подглядел у кого, но обложку решил сделать из зимней портянки. Как раз перед зимой нам выдали новенькие комплекты пэша (полушерстяная форма) и ни разу не надёванные байковые портянки. Они-то и пошли в дело.

Портянки на ощупь были совсем как плюшевые игрушки, но белого цвета, а по замыслу должны были стать "как небо на погонах – голубыми". Должны были стать и стали – развёл в тазике синьку и замочил в ней портянки. Результат превзошёл все ожидания – байковое небо в руках, да и только.

Двадцать восемь лет прошло, а обложка альбома не потускнела.

Целый год я вырезал из фольги уголки для альбомных листов, рисовал на кальках смешные сюжеты из армейской жизни, печатал фотографии…

Печать фотографий. Сейчас, когда почти у каждого в мобильном телефоне есть не только фото, но и видео камера, которая снимает в формате Full HD, трудно себе представить насколько трудоёмким был процесс получения отпечатка одного единственного кадра.

Сначала в фотоаппарат заряжалась катушка с плёнкой. Но сначала плёнку нужно было в эту катушку заправить. Делалось это так: с обратной стороны рукавов пальто просовывались руки, пальто заматывалось вокруг рук на манер женской меховой муфты по моде 18-19 века и рулончик плёнки наощупь наматывался на катушку, которая на ощупь же вставлялась в светонепроницаемую кассету. Были и другие способы зарядки плёнки в кассету, например, залезть в шкаф или дождаться ночи или закрыться в ванной… Но дверь шкафа могла предательски открыться со скрипом в самый неподходящий момент, а свет в ванной могли включить домашние, позабыв о вашей просьбе не трогать выключатель хотя бы пять минут.

Итак, плёнка заправлена в кассету, а кассета вставлена в фотоаппарат. Дело за малым – сделать снимок. Цифровые камеры автоматически определяют расстояние до объекта съёмки и сами же выставляют выдержку и диафрагму. Фотоаппараты из моего детства делать этого не умели. Но ленинградский завод ЛОМО выпускал для начинающих фотографов фотоаппарат «Смена-8м», на объективе которого были изображены значки облачков, солнышек и расстояние в метрах. Ясный день – выставляешь выдержку на солнышко, пасмурный – на солнышко за тучкой, потом крутишь колёсико с метрами, взводишь спусковой механизм и жмёшь на кнопку.

Правда, была ещё и диафрагма, но выставить её – это уже высший пилотаж и постигался он на километрах загубленной фотоплёнки.

Когда плёнка была отщёлкана, её в полной темноте и снова наощупь нужно было зарядить в бачок для проявки, строго по технологии развести реактивы и минут десять крутить в проявителе, потом промыть в холодной воде, потом влить в бачок закрепитель и закреплять негатив минут двадцать-тридцать, затем снова промыть и в сушку. Если плёнка была цветной, количество операций увеличивалось в разы.

Сушили негативы обычно на кухне, на верёвочке, пристёгивая их к верёвочке бельёвой прищепкой.

Но все эти процессы были только прелюдией к получению фотографии. Печать фоток – это было священнодействие и камлание одновременно, только не при свечах, а при свете красного фонаря – красный свет не засвечивал фотобумагу.

Фотобумага продавалась в плотном бумажном пакете, внутри которого скрывался ещё один пакет, но уже из чёрной светонепроницаемой бумаги. Листов в таком пакете обычно было двадцать. Стоила фотобумага не сказать чтобы дорого, но и не дёшево – фотография в СССР не являлась предметом первой необходимости и потому фотоальбомы были далеко не у всех. А у тех, у кого фотоальбомы были, снимки в них исчислялись десятками, а не гигабайтами, как сейчас. Одним словом, фотобумагу мы берегли.

Однажды я засветил целую пачку. Расстроился жутко, но решил минусы обратить в плюсы и разыграть закадычного своего школьного дружка Серёгу Незнамова.

– Смотри, какую мне фотобумагу дядя из Риги привёз – она не засвечивается!

– Врёшь! – не поверил Серёга.

– Зуб даю! – и я смело вытянул из чёрного конверта уже засвеченный лист фотобумаги.

– Странный цвет какой у неё, в желтизну отдаёт. Точно не засветим мы её?

– Да ты чо! Это ж покрытие такое… специальное! – вдохновенно врал я.

– Вещь! Ведь могут, когда захотят!– восхищался Серёга, – Это чего же, теперь можно в ванной не закрываться по ночам и прямо днём фотки шлёпать?!

– Ага.

– Класс!

Сразу после уроков мы с Серёгой забурились ко мне домой, быстро собрали увеличитель – это прибор такой: вставляешь в него негатив, матовая лампа просвечивает плёнку, а специальная линза фокусирует изображение негатива на фотобумаге. Перемещая колбу увеличителя вверх-вниз по штативу, можно было изменять размер фотографии и даже кадрировать снимок. И здесь снова важна была выдержка – чуть переборщил и лист бумаги оказывался безнадёжно засвечен, недодержал, и тогда изображение выходило блёклым. Золотая середина достигалась только опытным путём.

– Чего это? – удивлённо поднял на меня глаза Серёга, когда я вынул из кюветы с проявителем почерневший лист фотобумаги – Передержали что ли? Пару секунд ведь всего выдержку делал! Там инструкции не было к этой специальной бумаге твоей?

– Да обычная это бумага, Серёг. Только засвеченная. Случайно засветил целую пачку и решил вот…

– Ну, и гад ты, Диман! – и Серёга ушёл, хлопнув дверью. Друг разозлился на меня не за то, что я его разыграл, он и сам частенько меня подкалывал, Серёга обиделся на меня за то, что я разрушил его веру в чудо.

Чудо возможно, Серый – теперь фотобумага вообще не нужна. А там, где ты сейчас, я уверен, есть фотобумага, которой солнечный свет нипочём.

***

На следующий день после розыгрыша, Серёга подошёл ко мне на перемене и спросил:

– Осталась ещё эта, твоя супер-фотобумага? Я Барулину её хотел подогнать.

– Конечно осталась, Серёг! Приходи, забирай хоть всю!

– Конечно, для друга говна не жалко! – и Серёга рассмеялся, и мы помирились.

***

В общем, фотопечать в конце 80-х годов прошлого века была делом трудоёмким даже на гражданке, а в армии превращалась в самую настоящую секретную операцию – ведь командование части не поощряло фотодела, если оно носило стихийный характер. А оно носило. Поэтому раз в месяц мы закрывались с киномехаником Димкой Грицоем в его кинобудке и печатали фотографии, сюжеты которых могли стать поводом для нескольких нарядов вне очереди. Минимум.

Фотки я вклеивал в дембельский альбом на клей ПВА, придерживаясь определённой концепции, которая по ходу работы то и дело менялась, и тогда неудачные листы уничтожались и переделывались заново. Так я скрашивал свой солдатский досуг, не забывая о том, что военную тайну никто не отменял. Но, несмотря на запреты командования, мы продолжали делать фотографии себя на фоне секретных объектов и про военную тайну не думали.

О военной тайне думали начальник особого отдела и замполит части майор Коломейцев. Майор время от времени устраивал обыски на всех секретных объектах в части и безжалостно изымал запрещённые в армейском быту вещи. Поэтому дембельские альбомы мы прятали тщательно.

Друг мой Валерка Чулков хранил свой альбом в самой настоящей землянке.

Валерка нёс боевое дежурство на дальнем приводе – это такая радиостанция, которая наводит самолёты на взлётно-посадочную полосу. Спрятать в маленьком домике запрещённые уставом вещи, было решительно негде. Но парни проявили солдатскую смекалку и вырыли глубокую яму во дворе дальнего привода. Вход в нору был замаскирован листом железа, поверх которого уложили аккуратно срезанный дёрн и строительный мусор.

Помнишь сцену из фильма "Терминатор-2", где Сара Коннор на какой-то свалке берётся за конец цепи, торчащей из земли, тянет изо всех сил и открывает вход в подземный тайник, забитый разнокалиберным оружием?