Танкист на «иномарке»

Его танк и две машины взвода младшего лейтенанта Петра Алимова выскочили на центральную городскую площадь. С противоположной стороны сюда же мчались два «Т-34» 155-й бригады 20-го танкового корпуса 2-го Украинского фронта. Маслюков обрадовался: соединение передовых подразделений войск, идущих друг другу навстречу, состоялось. Их разделяло расстояние не более 800 метров. Комбат-1 начал докладывать обстановку на этот час командиру бригады. И на полуслове связь оборвалась…

Бронебойный 76-миллиметровый снаряд, выпущенный одной из «Т-34», прошил борт «Шермана». Танк загорелся. Погиб капитан, два члена экипажа были ранены. Разыгравшаяся драма – прямой результат неосведомленности «тридцатьчетверочников»: они не знали, что на вооружении частей соседнего фронта имеются танки-«иномарки». Посчитали их за немецкие – и начали расстреливать. А ведь требовалось совсем немногое – сообщить танкистам 2-го Украинского фронта о том, что им на встречу движутся «иномарки», и дать им фотографии или рисунки М4А2. И не было бы той беды, которая стряслась.

В происшедшей трагедии повинны и сами «шерманисты». Им следовало бы, увидев «Т-34», немедленно, не после случившегося, дать опознавательный сигнал – две красные ракеты… Говорят: «Если бывалый фронтовик (а таким был Маслюков) допускает промашку, то уж, во всяком случае, немалую». Она стоила ему жизни…

И темнота, и ветер – други наши…

До города Бельцы – рукой подать. Командир 233-й танковой бригады майор Федор Сазонов нацелил вырвавшиеся вперед подразделения на стремительный выход к его восточным кварталам. Однако во второй половине дня 23 марта сорок четвертого года, не дойдя четырех километров до города, наступление приостановилось, наткнувшись на упорное сопротивление немцев. Особенно мешала небольшая высота в 800 метрах левее дороги, удерживая которую неприятель перекрывал подступы к городу. Несколько противотанковых пушек, минометная батарея в этом опорном пункте держала под точным прицелом шоссе. Сюда же вела плотный огонь и артиллерия, расположенная на позициях где-то за высотой.

Обход высоты справа исключался: до самого горизонта простиралось вспаханное поле, сильно размокшее под дождями. Оставалось одно: дождаться ночи и под покровом темноты атаковать этот ключевой узел сопротивления. Для этого нужна пехота, а в бригаде осталось только полторы роты танкодесантников. Для поддержки их атаки были назначены роты старших лейтенантов Ивана Якушкина и Александра Кучмы из первого батальона. Пополнили их «Эмча» осколочными снарядами, изъяв последние из других подразделений бригады (на быстрый подвоз боеприпасов рассчитывать не приходилось. Только через сутки нам их на парашютах сбросила авиация).

Командир бригады решил с наступлением сумерек скрытно вывести танки (на одном моторе) и пехоту на исходные позиции в балке, находившейся в двухстах метрах от переднего края вражеской обороны. С данного рубежа по общему сигналу обрушить всю силу огня орудий танков на высоту, а затем атакой автоматчиков, поддержанных ротами Якушкина и Кучмы, овладеть ею.

Выслушав решение командира бригады, Иван Якушкин попросил разрешения его роте действовать несколько по-иному. Он предложил оставить один взвод для наступления с фронта совместно с танками Александра Кучмы, а двумя взводами с двумя отделениями автоматчиков, держа малые обороты, по разведанному днем пологому оврагу выйти в тыл немцам. Сильный порывистый ветер, дующий от противника, должен был существенно облегчить выполнение задуманного обхода. В это время танки Кучмы и оставленный взвод роты вместе с автоматчиками должны вести огонь по опорному пункту, отвлекая немцев. По сигналу «зеленая ракета» (танки в расположении противника вышли на исходный рубеж) обе группы должны нанести одновременный удар с тыла и фронта…

Комбриг внимательно выслушал предложение Якушкина. Задал несколько уточняющих вопросов: «Достаточно ли проходим для скрытого маневра пологий овраг?»; «В случае обнаружения обходящей группы как она будет действовать?».

Иван Якушкин доложил майору Сазонову, что северные склоны оврага, по которым предстояло двигаться танкам, хорошо просохли, но все равно по одной колее пойдут не более двух «Эмча», а в случае обнаружения противником нашего маневра целесообразно немедленно атаковать вне зависимости от глубины проникновения группы.

Командир бригады не обиделся. Хотя, на первый взгляд, и было отчего: его решение было существенно откорректировано. Толковую мысль на переднем крае очень даже уважали. Тем более что в данном случае она исходила от опытного фронтовика: Иван Якушкин в действующей армии с первого дня Великой Отечественной.

Комбриг согласился с замыслом Якушкина и сразу же отдал необходимые распоряжения.

…Экипажи приступили к подготовке ночного наступления – тщательно проверяли крепление на корпусе «Эмча» шанцевого инструмента, буксирных тросов – ничто не должно быть источником шума при движении. К вечеру ветер покрепчал, временами накрапывал дождь. Мы радовались такой погоде: чем она хуже – тем лучше!..

Темнота плотным покрывалом окутала нагретую за день землю, от которой поднимался пар. И это плюс… Пора начинать действовать. Подчиненные Кучмы, приданный ему якушкинский взвод и автоматчики начали осторожно выдвигаться на исходный рубеж для атаки высоты с фронта. Через четверть часа двинулась в рейд группа Якушкина. Отойдя на один километр в свой тыл, она затем повернула на северо-запад и вскоре вышла на избранный маршрут движения… «Шермана» тихо рокотали одним мотором в 375 лошадиных сил, обрезиненные гусеницы на мягкий черноземный грунт ложились практически бесшумно. Четыре автоматчика – разведывательный дозор – шли в 150–200 метрах впереди… Командиры танков, спешившись, вели за собой «Шерманов», стараясь, чтобы больше двух машин не попало в уже проложенную колею.

Два километра пути остались позади, когда Иван Игнатьевич, сидевший на башне головного танка, увидел две синие вспышки карманного фонаря («противник рядом»). Все экипажи сразу приглушили моторы, как было условлено. Немного погодя перед Якушкиным вынырнул из темноты командир разведывательного дозора сержант Александр Пронин. Доложил, что автоматчики почти вплотную подошли к нескольким окопам, откуда слышна немецкая речь.

Иван Якушкин, собрав офицеров, объявил: «Конец тихому хождению. Много ли противника, мало ли – будем атаковать! Неприятель нас не ждет. Огня не вести – давить гусеницами!»

Через несколько минут все было готово к броску, правда, глубокого охвата высоты не получилось – предстояло атаковать обороняющегося не с тыла, как намечалось, а с фланга.

Возвратились к танкам автоматчики, которые уточнили, что, по их мнению, на обнаруженной позиции – до двух отделений пехоты, усиленных пулеметами. Вероятнее всего – это боевое охранение…

Заработали на всю мощь моторы «Шерманов», и в ту же секунду в небо, противно шипя, взлетела немецкая осветительная ракета. Иван Игнатьевич после боя говорил: «О такой услуге противника можно только мечтать! Фрицы с перепугу осветили и нас, и себя, поскольку пустили ее почти вертикально!»

Якушкин доложил командиру бригады о встрече с противником и начале его атаки. Семь танков совершили почти одновременный «поворот направо» и развернутым боевым порядком пошли на неприятельские окопы. Немцы не выдержали и побежали, а наши танкодесантники, не спешиваясь, поливали их автоматным огнем. С высоты в сторону якушкинской группы было выпущено еще несколько осветительных ракет. Ударили минометы, но мины упали с перелетом. Из-за высоты открыла огонь по отсечным рубежам немецкая артиллерия. Небо ежесекундно озарялось снопами «свечей». Иван Якушкин приказал командиру своего танка младшему лейтенанту Ивану Филину дать «зеленую ракету», в ответ на которую в двух километрах справа тотчас ярко вспыхнули выстрелы пушек роты Александра Кучмы. Началась атака высоты с фронта.

Танковый десант под командованием майора Мозгова при поддержке танков «Матильда» выбивает немцев из Гетмановки

Второй минометный налет по обходящим танкам оказался более точным. Три автоматчика были ранены. После этого группа Якушкина открыла огонь. Пехота и танки повели одновременный штурм обороны гитлеровцев с двух сторон. «Пульс» ночного боя хорошо чувствуется по силе огня сторон на том или ином участке линии соприкосновения. Он был достаточно высоким на направлении наступления роты Кучмы и заметно слабее против роты Якушкина. Однако артиллерия противника двумя огневыми налетами накрыла левый фланг атакующих с юга «Шерманов», повредив ходовую часть двух танков. Якушкин приказал этим неподвижным машинам вести огонь по позициям артиллерии фашистов. Заставить ее если не прекратить, то хотя бы ослабить силу воздействия по обходящей группе. Остальные танки, ведя интенсивный пушечный огонь с ходу, продолжали наступление. Натужно ревели моторы двигавшихся по целине «Эмча», оставлявших позади себя глубокие следы гусениц. Автоматчики, спешившись, группками жались к корме танков, укрываясь от неприятельского ружейно-пулеметного огня. Кучма по радио доложил командиру бригады о том, что его подразделения овладели всеми восточными скатами высоты. Противник небольшими силами удерживает ее вершину… Якушкина эти сведения весьма обрадовали. Он приказал своим танкам остановиться и дать три залпа с места по юго-западным скатам высоты. Еще не рассеялся дым взрывов, а уже «Шермана» рванулись вперед, подминая под себя все, что сохранилось на позициях гитлеровцев…

Не останавливаясь, танки повернули налево и устремились к позициям артиллерии противника.

С рассветом на высоте воцарилась тишина. Около ста солдат и офицеров убитыми и двадцать пленными потерял противник. Танкисты уничтожили восемь минометов, три противотанковых орудия, пять ручных и два тяжелых пулемета, раздавили четыре 75-мм полевые пушки, потеряв три «Шермана». Атакуй мы днем – вряд ли был бы достигнут такой результат.

Дорога на Бельцы была свободна.

Командиры рот Кучма и Якушкин приказом командующего танковой армией генерала А.Г. Кравченко были награждены орденами Красного Знамени.

«Эмча»… пашут

К 28 марта сорок четвертого года танки 5-го механизированного корпуса с десантом на броне, преодолев с боями около 300 километров, достигли реки Прут на участке Скуляны – Унгены, завершив на этом направлении Уманьско-Батошанскую наступательную операцию. Из штаба 233-й танковой бригады в первый батальон поступило распоряжение послать офицера на танке по маршруту недавнего нашего наступления с задачей собрать все отремонтированные боевые машины (их на этом трудном пути осталось двенадцать) и направить в Скуляны… Необходимость посылки такого «регулировщика» вызывалась тем, что в ходе наступления конечный пункт действий бригады был изменен, а оставленные из-за грязи тыловые подразделения и экипажи вышедших из строя «Шерманов» об этом не знали.

Командир батальона капитан Александр Коган эту необычную миссию приказал выполнить мне… Сборы были недолги. Взяли на борт две бочки дизтоплива, на несколько суток сухого пайка и в путь-дорогу…

Две недели продолжалось наше «путешествие». Что можно увидеть на земле, где только недавно закончились ожесточенные бои: сгоревшие дома, а то и превращенные в пепел целые деревни. Наступала пора посевов яровых хлебов. А где взять для этого зерно? Фашисты все вывезли. Огороды заросли бурьяном. Чем пахать? Ни лошадей, ни тракторов в колхозах нет. По деревням остались одни женщины да немощные старики. На их плечи и легли все житейские заботы: кормить детей, пахать землю, убирать выращенный урожай… Таково наследие немецкого «нового порядка»…

Выполнив поставленную задачу, я с двумя «Шерманами» возвращался в расположение бригады. Солнце клонилось к западу, когда мы подходили к селу Черневцы, где я решил заночевать, с тем чтобы рано утром снова отправиться в дорогу. Однако обстоятельства внесли в мою «задумку» существенную корректировку, заставив забыть об отдыхе.

При подходе к первым черневчинским хатам меня потрясло увиденное: пять женщин, перекинув через плечи кто обтрепанную веревку, кто старенькие вожжи, натужно тянули однолемеховый плуг. Шестая правила «орало», шагая по борозде… Меня – крестьянского сына – словно кипятком обдали. Я подал колонне команду остановиться и, спрыгнув с головного танка на дорогу, быстро зашагал к «пахарям». План дальнейших действий созрел мгновенно. Женщины остановились, стати смотреть в мою сторону, вытирая обильный пот на лицах. Поздоровался, услышав в ответ традиционное украинское: «Здоровеньки будьте!» Едва переведя дыхание, я выпалил: «Кончайте надрываться! Мы вам вспашем огороды! Где председатель колхоза?» Молодуха-«коренник»: «Бабоньки, видпочивайте. Я – зараз». И повела меня к хате, что стояла на противоположной стороне улицы: «Ганна Ивановна – наш голова колгоспу – дома хвора…» Я взял с собой командиров танков, объявив им свое решение вспахать «Шерманами» огороды.

Ганна Ивановна с огромной радостью приняла наше предложение. Осталось решить только вопрос, где взять плуги. Оказалось, что в колхозе есть только два пригодных к работе. «Надо по дворам кинуть клич, думаю, найдется несколько штук, – сказала председатель колхоза. – Вы не представляете, какую огромную помощь вы окажете нашему сплошь бабьему селу. Мужиков у нас нет – кого немец угнал в неволю, кто на фронт ушел».

Нас волновал и другой, не менее важный вопрос, как прицеплять плуги к танкам. Председатель глянула на моего проводника: «Оксана кое-что умеет ковать». – «Отец трохи навчив, – застенчиво поведала дочь кузнеца. – Кузня, к жалю, давно не робыла».

Ганна Ивановна обратилась ко мне с просьбой: «Помогите, пожалуйста, развести огонь в кузнечном горне. Оксана покажет, как это делается. Руки у нее мужские, умелые», – с гордостью закончила председатель колхоза.

…Пролетел почти час наших переговоров. Весть о помощи, обещанной танкистами, разнеслась по селу с быстротой молнии. Забегали, захлопотали крестьяне. Отыскали еще два плуга. Можно приступать к изготовлению прицепных устройств…

Центром жизни черневчан весь вечер и почти всю ночь стала кузница… Все «эмчисты» ушли на «трудовой фронт», оставив у танков только небольшую охрану. Сначала жгли огромный костер – готовили древесный уголь для кузнечного горна; потом притащили танковые буксирные тросы, с тем чтобы их приладить к плугам. А вскоре послышался ритмичный стук кузнечного молотка. Началась поковка. В руке Оксана держала небольшой молоток на длинной ручке; им она проворно указывала, куда ударять «молотобойцу» – старшему сержанту Геннадию Капранову.

Раскаленные докрасна полосы металла на глазах превращались в незатейливые «детали» и «детальки» будущих прицепных устройств… Сменялись молотобойцы, Оксана по-прежнему стояла у наковальни… К рассвету нехитрые «прицепки» были готовы. А в это время хозяйки из своих скудных запасов варили, жарили, пекли – готовили фронтовикам завтрак. Хотя и не богатый, зато от всей души.

…Три часа крепкого сна, и вся «танковая полевая бригада» была на ногах. Та же неутомимая Оксана повела нас в полуразрушенное здание школы, где были накрыты для сниданка (завтрака) столы… Съели яичницу с салом, блины со шкварками, запили все это узваром (компотом) и, поблагодарив стряпух за вкусные блюда, отправились пахать.

Поплыл над Черневцами рокот танковых дизелей. Один «Шерман» за правосторонними домами, другой – за левосторонними пошли «в атаку на огороды». Механики-водители с большой осторожностью тронулись с места, волнуясь, выдержат ли нагрузку самодельные прицепные приспособления? К тому же надо дать время и «плугатарям» освоиться с нелегким навыком управления плугом. Ведь стоит чуть замешкаться, и лемех уже скользит по поверхности земли, соскребая только траву… С каждым метром движения вперед увереннее вели машины механики-водители, становились тверже шаги идущих за плутами.

Необычная картина вспашки огородов танками привлекла внимание сельчан: вездесущие ребятишки, белые как лунь старики, согбенные старухи, несколько молодух высыпав на задворки, молча наблюдали за происходящим.

К середине дня была проложена последняя борозда. Заглохли танковые моторы – над Черневцами снова воцарилась тишина. Лишь возле школы слышались радостные голоса женщин, готовивших большой праздничный обед танкистам, какого не было на этой истерзанной войной земле более трех лет.

Я приказал готовить танки к дальнейшему маршу. Залить в баки последние запасы дизельного топлива, проверить ходовую часть «Шерманов».

Сильно хромая (неделю назад вывихнула ногу), ко мне подошла Ганна Ивановна. Крепко обняла, расцеловала: «Вам трудно представить, какую радость вы нам подарили! Расправились плечи у односельчан, в один день они освободились от давившей их беды. Огромное-преогромное вам спасибо, дорогие наши воины!» Пожала руки, поцеловала каждого танкиста и пригласила всех нас и колхозников к столу. Закрыв люки «Эмча», экипажи направились к школе…

Много разных обедов было на длинной фронтовой дороге, но этот запомнился на всю жизнь. Не блюдами, не крепостью и количеством «сугревного», а атмосферой застолья и особенно слезами…

Прошло более года, как я в действующей армии… Смоленщина, Белоруссия – везде я видел безбрежное горе, полностью сожженные города и села. А тут, в украинском селе, нам пришлось впервые за войну увидеть светлые, легкие слезы женщин, благодаривших нас за «добре дило».

«Шермана» уходили на запад. За околицей собрались и стар и мал, провожая нежданно-негаданно явившихся «пахарей» в дальнюю фронтовую дорогу, тайком осеняя крестным знамением… Геннадий Капранов и еще несколько парней обещали приехать в это село после Победы. Видать, приглянулись им чернобровые хохлушки… Не сбылась их заветная мечта. Остались они лежать в братских и одиночных могилах в городах и весях, на полях Румынии, Венгрии, Чехословакии, Австрии. Мир их праху!..

Прими, земля!

Коль уж заговорил я о павших, то скажу и о том, как обходились со своими и чужими убитыми.

Я не помню, чтобы в стенах Саратовского танкового училища, да и в ходе дальнейшей армейской службы поднимался вопрос о подробностях, ритуале погребения павших на ратном поле. В уставах того времени были до предела короткие слова: «Специально выделенные команды хоронят погибших». Как? Где? Ни слова… По-христиански умершего предают земле на третий день после кончины. А где эти дни взять, когда ежесуточно идут бои?