Метко брошенный камень угодил ему в левое плечо, выбив воздух из легких. Макар упал, пропахав обледеневший бетон лицом. Из-за дальнего склада наперерез уже бежали двое. Второй камень глухо «токнул» по бетону и, срикошетив, улетел в сторону, звонко разбив стекло.
Размазывая руками кровь, заливающую глаза, Макар поднялся и поковылял прямо к бревнам, закрывающим берег, к торчащему «аистом» крану, к… Лицо в кровище, устал, ушибленное камнем плечо остро болело, мешая двигать рукой. Глотку с легкими жжет после бега. Макар сплюнул кровь, вытягивая из рукава железный прут, – дальше ни шагу. Хера!
А ему бы и не дали. Рябой вместе со своей шпаной перекрыли все пути к отступлению, встав полукругом. Они тоже устали, видать поэтому первый, рыжий дрищ в цветастой куртке, напал без предисловий, прямо с разбега. Прут прогудел, рассекая воздух и с хрустом врезал по руке с выставленным кулаком. Рыжик, визжа от боли, повалился в снег, баюкая наверняка сломанную руку. Глядя на своего невезучего товарища остальные нападать не спешили.
Макар, измазанный кровью и грязью, оскалился и, как ему думалось, даже зарычал, махнув для острастки железкой. Он знал, что проиграл, – один против уже девятерых, почти без шансов, его затопчут. Но просто так он не сдастся.
– Ну че, зассали?! Подходи! – подзадоривал их и себя Макар.
Свистнувший камень угодил ему в голову. Кто его запустил? Было уже не важно, Макар повалился в грязь, а осмелевшие дристуны кинулись на него разом, всей стаей, втаптывая в промерзшую землю. Северов только пытался прикрыть руками голову.
– Какого хера вы тут устроили?! Вдесятером на одного… Пшли вон, сучье! – рыкнул кто-то сквозь гомон.
– Отвали, сука, дед, а то… – подал голос Рябой.
– А то, бля, что?! – смачный поджопник Макар распознал по звуку, глаза залило кровью.
– Пацан, ты живой?
В себя Макар пришел спустя какое-то время. Глаза выедала яркая лампочка, а за окном виднелись далекие огни поселка в кромешной темноте.
– Вовремя я успел, – прогудело сбоку.
Лампочку закрыла тень, постепенно ставшая худым стариком с абсолютно белой бородой и в капитанской кепке.
– Где я? – просипел Макар, пытаясь подняться, но помятые ребра этому не способствовали.
– На корабле.
– Где?..
– На моем «Енисее».
Макар вспомнил, что видел у грузового причала, как раз позади того штабеля бревен пришвартованный катер. Спать тянуло очень сильно.
– До дома-то дойдешь?
Ледяной мир
Глава первая
– Не можешь без приключений? Косяк на косяке каждый день…
– И че?
– Ты как разговариваешь?!
– Как я разговариваю?
– Ты со сверстником своим что ли разговариваешь? Я тебе кто, дружбан, сосед по парте, а?!
– Ты, да ты…
Макар сжал кулаки. Взрослый уже, мужик, реветь не станет. Отец устроил допрос с самого утра: что с одеждой, почему кулаки опять разбиты, из-за чего подрался? Отвечаешь, так не верит, все подозревает в чем-то. Сын у него самый плохой, а любые другие пацаны – самые хорошие.
– Чего я? Опять не так тебе сказал, нарушил твое тонкое душевное равновесие и заставил переживать трепетную юную душу… понятно.
Отец прошелся по комнате, остановился рядом с полкой, где Макар держал свои «Лего». Все хотел убрать, но не получалось, мама очень любила этот конструктор, да и он тоже. И отец… хвалил всегда.
Сейчас вот…
– Я не смогу тебе никак помочь, если ты продолжишь молчать, закрываться или врать.
Макар засопел, глядя в стенку. Не врать… да он и не врал. Недоговаривал немного. А этот тоже хорош, расскажи, да расскажи. А больше ничего не надо? Может, сразу стукануть участковому на пацанов? Этот-то вот, чего сделает, как поможет? У кого другого отцы военные, боксу сами учат, секциям-то тут неоткуда взяться. А этот… инженер войсковой части без погон. Ну-ну.
– Сын… – отец сел рядом, обнял, как смог. – Что с тобой происходит?
Да ничего с ним не происходит, так, ерунда всякая творится. Подумаешь, не вписывается он к местным, все в нем не так, даже Лего это, показал же, на свою голову, в первую неделю. Все ржали, как кони. Ой, смотрите, Макар-то у нас конструктор все еще собирает. Да, собирал. И сейчас бы собирал, если бы было где взять новые детали. Он тогда завелся с пол-оборота, в драку полез, думал, правильно делает.
Правильно-то правильно, только огреб по самое не хочу и все. Не справился, не смог, да еще и расплакался потом в сортире, сидя на полу. А они ржали, какое им дело до него? Мама умерла? Все равно, не поняли и не захотели понять. Они же тут суровые, северные, слез не льют, как только от сиськи отнимают.
– Сын…
Чего сын, чего сын?!
Злость накатила снова, дикая, черная и рвущая изнутри в клочки.
– Чего сын? Ты зачем меня сюда привез? Чего сюда вообще поперся? Мы плохо во Владике жили?! Из-за мамы страдал, места себе не находил. А лучше места не нашел? Ты тут даже молока мне купить не можешь, зарплаты не хватает, за триста рублей пол-литра брать! У меня концентрированное уже течет отовсюду! Приехали, блядь!
– Че сказал?!
– Через плечо сказал! Чего доебался до меня?!
Отец встал, глянул зло, пробирая злобой куда-то внутрь. Макар замер, глядя на сжимающиеся пальцы, складывающиеся в кулак.
Рука отца тряслась, явно желая прописать Макару в ухо. Отец сдержался.
– Знать тебя не хочу.
Развернулся. Грохнул дверью в его комнату, сумку взял, грохнул входной, щелк замком. Вот он и опять один остался.
Макар шмыгнул носом, подошел к окну. Глянул на серый двор, на серую грязь, на серое море вдалеке. Серое, холодное, что они тут забыли?
Повернулся к своей яркой полке. Глаза смотрели через пелену, слезы эти снова сами наружу рвутся. Тихо, тихо! Яркие пятна перестали расплываться, сложились в Новогодний поезд, в самосвал, рыже-черный, в катамаран с высокой мачтой и двумя пластиковыми переливающимися парусами, в паровоз с трубой и красной крышей, в…
Макар прижался к углу комнаты, вцепился зубами в рукав, заскрипел ими по теплой фланели в клетку, задрожал. Этот паровоз на семь лет мама купила, принесла, он тогда еще запутался, мама забрала конструктор, сказала – позже вместе соберем, он расстроился, а через полгода, найдя в ее шкафу, сел и к приходу родителей собрал весь.
И самосвал… самосвал отец купил, точно, только мама подарила, отец-то в командировку уехал опять, он вообще дома не жил, мотался туда-сюда, они с мамой его ждали, пельмени лепили к приезду, вечером она ему книжки читала, лежали на теплом диване в их комнате, укрываясь одеялом, Макар даже засыпал там, под ночник с желтым абажуром, а мама тихо вставала, варила себе кофе и…