Миррор: Бездна
На поляне воцарилась секундная тишина, нарушаемая лишь шипением дыма, поднимающегося из трещин. Пять оставшихся фигур замерли. Их гул смолк, сменившись звенящей тишиной, куда более зловещей. Все было в дыму.
Затем их головы повернулись ко мне с пугающей, абсолютной синхронностью. Из-под капюшонов, где должны были быть лица, на меня уставились сгустки клубящейся тьмы, усеянные мерцающими зелеными точками. Воздух сгустился, стал тягучим и тяжелым для дыхания.
«Их напев усилился, и новые щупальца вырвались из земли, быстрее прежних, их кончики извивались, как живые.»
Не дожидаясь, пока они оправятся от шока, я выстрелил снова. Целился в ближайшую фигуру. Пуля пробила балахон, вырвав сгусток тьмы, но фигура лишь качнулась, и из раны потекла густая, черная субстанция. Она не падала. Она даже не издала звука.
Я отступал, ведя огонь. Каждый выстрел «Громовержца» был подобен раскату грома, разрывающему тишину. Пули отшвыривали их, разрывали ткань, но они продолжали двигаться ко мне, медленно, неотвратимо, как машины. А из трещин в земле вырывались все новые и новые щупальца – десятки, сотни. Они хлестали по воздуху, пытаясь обвить мои ноги, руки, горло.
Один из отростков, быстрый как кнут, ударил меня по руке. Боль, острая и жгучая, пронзила предплечье. «Громовержец» чуть не выпал из ослабевших пальцев.
«Я упал на колени, царапая кожу ногтями, пытаясь оторвать их, пока они сжимались сильнее, впиваясь в плоть.»
Я не упал. Я уклонился от следующего удара, чувствуя, как ветер щупальца проносится в сантиметре от лица. Но их было слишком много. Одно из них, толстое и сильное, обвило лодыжку и сжало с такой силой, что кости затрещали. Я рухнул на одно колено, едва удерживая равновесие. Я не царапал его. Я вцепился в «Громовержец» и в упор выстрелил в основание щупальца. Оно лопнуло, разбрызгивая липкую, холодную слизь. Боль в ноге тут же ослабла, но не исчезла.
«Другие сектанты приблизились, их балахоны колыхались…»
Они шли на меня, медленно, неотвратимо. Их гул снова нарастал, восстанавливая силу. Мои выстрелы лишь замедляли их, а не останавливали. Я отползал назад, нащупывая пальцами землю. И наткнулся на что-то твердое и холодное.
Я опустил взгляд. В траве, почти невидимый в темноте, лежал служебный «Глок» Карен. Рядом – клочок ткани от ее куртки. Ее здесь не было. Но ее оружие было.
Она не предала. С ней что-то случилось. И это последнее понимание – что я остался здесь один – было самой высокой ценой из всех. Я перевел взгляд на «Громовержец». В барабане оставалось два патрона. Пять фигур. Сотни щупалец. И тишина. Глубокая, всепоглощающая тишина в том месте моего сознания, где должна была быть она.
Я вскочил на ноги, отступая к краю круга. Пять фигур. Сотни щупалец. И тишина. Глубокая, всепоглощающая тишина в том месте моего сознания, где должна была быть она.
Где она?!
Отчаяние заставило меня действовать на автопилоте. Я сунул "Громовержец" за пояс, освободив руку, и схватил "Глок" Карен. Его холодный вес был горьким упреком. Левой рукой я вытащил из кармана свой "Смотритель" и прижал его к глазу.
Мир погрузился в ядовито-зеленую мглу. Исчезли багровое небо, дым, детали – остались только потоки энергии. Сектанты светились гнилым, болотным светом, от них тянулись черные, пульсирующие нити к центру круга. Щупальца были сгустками концентрации той же энергии. А в самом центре…
В самом центре, у подножия алтарного камня, пылало багровое пятно. Не тьмы, а искаженной, измученной воли. От него, как израненное животное, тянулась к моему сознанию та самая тонкая, разорванная нить. Это была она. Ее душа, которую рвали на части. Энергия ритуала опутывала ее, как паутина, впитывая ее силу, ее волю.
Я выстрелил из "Глока". Пуля ударила в ближайшего сектанта. Фигура дрогнула, но не упала. Этого было недостаточно. Мне нужно было добраться до центра.
Я бросился вперед, стреляя на ходу, целясь не в убийство, а в замедление. Пули разрывали балахоны, сбивали с ног, но они поднимались, их раны зарастали черной жижей. Я использовал "Смотритель" как компас, держа его перед собой, пробиваясь сквозь частокол щупалец к тому багровому пятну.
Я врезался в энергетическое поле, окружавшее алтарный камень. Воздух здесь был ледяным и густым, им было трудно дышать. И я увидел ее воочию.
Алтарный камень был не просто глыбой. Это был черный, отполированный до зеркального блеска обсидиан, испещренный не просто рунами, а целыми фресками извивающихся, кошмарных существ. В его гладкой поверхности, как в скрижали, отражалось искаженное багровое небо. А перед ним…
Карен стояла на коленях, ее тело было неестественно выгнуто, будто невидимый великан держал ее за волосы, заставляя смотреть в черное зеркало камня. Ее руки были раскинуты, и тонкие, почти невидимые нити черной энергии, словно стальные иглы, пронзали ее запястья, приковывая к резным символам на полу. Ее светлые волосы были растрепаны, голова запрокинута. Глаза широко открыты, но зрачки затянуты сплошной черной пленкой, и из уголков глаз струилась та же черная субстанция, что и изо рта. По ее шее, рукам, на щеках – везде, где была видна кожа, – пылали свежевырезанные руны, излучающие багровый, болезненный свет.
В магазине "Глока" щелкнул затвор – патроны кончились. Я швырнул его в ближайшего сектанта и рванул "Громовержец" с пояса. Два патрона. Я прицелился в основание одной из черных энергетических нитей, приковывавших ее запястье, и выстрелил. Грохот был оглушительным. Нить дрогнула, искривилась, но не порвалась. Это была не материя.
– Карен! – я тряс ее за плечи, пытаясь разорвать этот кошмарный транс. Мои пальцы впились в холодную кожу. – Держись! Я тебя вытащу!
В этот миг черное зеркало алтаря дрогнуло. Оно не треснуло – оно разверзлось. Тьма в его глубине заклубилась, сжалась в точку, а затем рванула наружу. Не вспышка. Это была ударная волна чистой, беззвучной пустоты. Она ударила меня в грудь, вырвав из ледяного кокона и отшвырнув к краю круга, прямо в зияющую трещину в земле.
Я не просто упал в нее. Пространство подо мной провалилось, превратившись в воронку, засасывающую в ничто. Багровое небо и зеленые руны сплющились в быстро удаляющуюся полоску света. Меня закрутило в вихре, выбивая из легких воздух и из сознания – мысли. "Смотритель" выпал из моих ослабевших пальцев.
Последнее, что я успел увидеть, прежде чем тьма сомкнулась, – это высокую, костлявую фигуру, возникшую на краю пропасти. Линч. В одной руке он держал свой старый карабин, в другой – пылающий факел, от которого тьма отступала с шипением. Его лицо было искажено не яростью, а сосредоточенной яростью, и его крик прорвался сквозь нарастающий гул: «ДЕРЖИСЬ, МАЛЬЧИК!»
Но было поздно. Я падал. Не вниз. Вовне.
***
Пока Итан, оглушённый гулом и собственной яростью, пробивался сквозь частокол щупалец к центру круга, с противоположной стороны поляны разворачивалась своя, безмолвная и яростная битва.
Линч не пошёл по тропе. Он двигался сквозь самую густую чащу, его костлявая фигура сливалась с тенями, словно он был частью этого леса, его древним и гневным духом. Он не чувствовал ментальных нитей, как Итан, но видел иное – мерзостные перекосы в самой ткани бытия. Для него ритуал был гигантской, гноящейся язвой на лике реальности, и он шёл прямо на её смрад.
Он вынырнул из тьмы под сенью древних елей не с криком, а с низким, яростным ворчанием, похожим на рычание старого волка. Его карабин, был твёрдо зажат в жилистой руке. Он не стал тратить патроны на сектантов – вместо этого его первый выстрел грохнул эхом, угодив точно в основание одного из мегалитов, образующих круг. Камень не разлетелся вдребезги, но пульсирующий свет рун на нём погас, словно перегоревшая лампочка. Гул, заполнявший поляну, дрогнул, споткнувшись на ровном месте.
Щупальца, тянувшиеся к Итану, на мгновение замедлились, потеряв в интенсивности. Двое из пятерых оставшихся сектантов разом повернули свои безликие капюшоны в сторону новой угрозы и бесшумно ринулись на старика.
Линч встретил их не стрельбой. Перекинув карабин на плече, он Левой рукой он швырнул им под ноги маленький, подожжённый о факел свёрток – самодельную дымовую шашку, от которой повалил едкий, жёлтый дым, вонявший серой и выжженной полынью и чем-то еще. В этой слепящей, удушающей завесе он двигался с поразительной ловкостью. Его карабин засвистел в воздухе, работая прикладом – короткий, костлявый удар по колену первого сектанта, заставивший того рухнуть, затем резкий тычок стволом в горло второму, отбрасывающий его назад с хрипом.
Он не убивал. Он калечил, замедлял, сеял хаос. Если этих существ вообще можно было покалечить… Его цель была не в них, а в ритме, в геометрии. Пока Итан в отчаянии пытался достучаться до сознания Карен, Линч, хрипло ругаясь и отплевываясь, методично выбивал древние камни из их сакрального строя, оттягивая на себя внимание и рассеивая энергию, питавшую ритуал.
Именно его яростная диверсия позволила Итану прорваться к самому центру. И именно в тот миг, когда пальцы Итана впились в плечи Карен, Линч, отбросив очередного культиста, увидел, как чёрная поверхность алтарного камня начала не просто пульсировать, а разверзаться. Его глаза, всегда безумные, но сейчас острые и ясные от концентрации, расширились в немом ужасе. Он понял, что происходит сейчас, раньше, чем кто-либо другой.
– НЕТ! – его рёв был полон не предупреждения, а чистой, неконтролируемой ярости. Он увидел, как Итан, поражённый волной пустоты, отлетел к краю круга и провалился в зияющую трещину.
И тогда Линч бросился вперёд, к самому краю бездны, из которой лился мрак и куда уже поглотило Итана. Он был единственным, кто видел истинную цену этого падения.
Глава I
Я проснулся. Медленно, тяжело, словно выныривая из глубокой, вязкой трясины. Голова гудела, будто после долгого запоя. Я лежал на диване, в своей квартире. Сквозь полуоткрытые шторы бил слепящий дневной свет. День. Я проспал всё утро.
Сон… Боже, какой это был кошмар. Лес, багровое небо, эти твари с щупальцами… и она. Карен. Имя всплыло из глубины памяти, отдаваясь эхом в висках. Какая Карен? Откуда я её знаю? Словно кто-то вмонтировал в мой мозг чужое воспоминание. Я с силой потёр лицо, пытаясь стереть остатки видения. Просто сон. Надо собраться.
Я сел, и моё тело пронзила знакомая ломота. Да, это было похоже на правду. Я выглядел, как выжатый лимон. Встал и, пошатываясь, осмотрел гостиную.
Комната была в привычном для меня хаосе, но сейчас он казался карикатурным, утрированным. На журнальном столике горой лежали пачки сигарет, пустые банки из-под энергетиков, смятые обёртки. Воздух был спёртым и пропитанным запахом табака и несвежего кофе. Книги на полках стояли криво, некоторые валялись на боку, а пара томов и вовсе лежала на полу, будто их сбросили ураганом. В углу, у системного блока компьютера, вился клубок пыли.
Всё это было моё, знакомое до боли, но сейчас это вызывало не уютное чувство принадлежности, а тревогу. Слишком уж всё совпадало с моим вечным беспорядком. Словно декорации к пьесе под названием «Жизнь неудачника Итана Миррора».
Я побрёл в ванную, чтобы умыться. Включил свет и на миг застыл, глядя в зеркало.
Из него на меня смотрел незнакомец. Человек с аккуратной средней стрижкой и гладко выбритым подбородком. Ни намёка щетину или… бороду. Ни следов привычного беспорядка. Только чистое, бледное, чужое лицо и мои глаза, полные нарастающего ужаса.
Я потянулся к щётке, но моя рука наткнулась на пустое место. Там, где всегда лежала моя старая, потрёпанная зубная щётка с погнувшейся щетиной, стояла новая, в фирменном стаканчике. Рядом – дорогая электрическая бритва, которой у меня никогда не было.
Я отшатнулся от зеркала и почти выбежал из ванной. Мой взгляд упал на аквариум.
Вода в нём была мутной, с взвесью мелких частиц. Донателло неподвижно сидел на дне. И самое главное – его любимого керамического замка с отколотым кусочком башни на привычном месте не было. Вместо него лежала какая-то бесформенная коряга.
Я отлично помнил, как вчера вечером, перед тем как свалиться от усталости, чистил аквариум и ставил замок на место. Я всегда это делал.
Я стоял, прислонившись к косяку, и не мог оторвать взгляд от аквариума. Эта проклятая коряга. Её не должно было быть здесь. Я всегда ставил замок. Всегда. Это был ритуал, якорь в моём хаотичном существовании.
«Просто сон», – попытался я убедить себя, но голос в голове звучал слабо и неубедительно. Сны не стирают щетину. Сны не меняют зубные щётки.
Я медленно прошёл обратно в гостиную, теперь уже вглядываясь в каждый угол. Хаос, который всегда был фоном моей жизни, теперь казался подозрительным. Слишком уж идеально он соответствовал моему представлению о самом себе. Как будто кто-то очень старательно воссоздал «естественный беспорядок Итана Миррора» по чьему-то описанию.
Мой взгляд упал на книжные полки. «Мифы народов мира» – на месте. А вот потрёпанный томик Дика, который я перечитывал пару недель назад, стоял не там, где должен был. Я был в этом уверен. Я протянул руку, чтобы поправить его, и замер.
На тыльной стороне ладони, чуть ниже костяшек, была царапина. Неглубокая, свежая. Я не помнил, чтобы я её получал. Я прикоснулся к ней пальцем. Никакой боли. Но в памяти вдруг всплыл острый сук, впивающийся в плоть. В лесу. Во сне.
Я резко отдёрнул руку. Сердце снова забилось чаще. Это было не просто воспоминание. Это было ощущение – яркое, физическое.
Мне нужно было проверить. Что-то ещё. Что-то, что нельзя списать на сон или собственную забывчивость.
Я подошёл к прикроватной тумбочке и потянулся к пачке сигарет. Она была пуста. Рядом валялось три смятых бычка в пепельнице. Я всегда оставлял там один, максимум два. Никогда три. Мелочь. Ерунда. Но сейчас каждая такая мелочь звенела в воздухе, как натянутая струна. Все очень сильно казалось… не настоящим и подозрительным.
Потом мои пальцы нащупали в кармане куртки, висевшей на стуле, маленький, твёрдый предмет. Я вытащил его.
Это был чёрный, отполированный камень. Совершенно гладкий, размером с крупную монету. В центре него было вырезано схематичное изображение глаза.
Я никогда в жизни не видел этот камень. Но он лежал в кармане моей куртки. И от него исходила едва уловимая, тёплая вибрация.
В этот момент зазвонил телефон. Резкий, пронзительный звонок прорезал тишину квартиры. Я вздрогнул, чуть не выронив камень.
Я подошёл, поднял трубку. Голос на том конце был вежливым, безразличным.
– Мистер Миррор? Это офис доктора Мендеса. Напоминаем о вашем запланированном визите завтра в десять утра. Профилактический осмотр.
Я не записывался к врачу. Я ненавижу врачей. Я попытался что-то сказать, но из горла вырвался только хрип.
– Хорошо, – сипло ответил я и положил трубку.
Я стоял посреди комнаты, сжимая в руке незнакомый камень, и смотрел на беспорядок, который вдруг стал казаться мне театральными декорациями. А за кулисами кто-то невидимый расставлял новые предметы, менял реквизит и звонил по телефону, напоминая о встречах, которых я не назначал.
Я стоял посреди комнаты, сжимая в руке незнакомый камень. Тёплый, почти живой. Телефонный звонок от незнакомого врача… Мой мозг отчаянно искал логичное объяснение. Переутомление. Нервный срыв. Яркий, затяжной кошмар.
Я закрыл глаза, пытаясь пробиться сквозь вату в голове. Всплыл смутный образ: сувенирная лавка на заправке. Долгая дорога… куда? Я припомнил, как остановился за кофе, и мой взгляд зацепился за корзину с безделушками. Этот камень показался знакомым. Кассирша, улыбаясь, сказала: «Многие их берут, говорят, на удачу». Я купил его, не особо задумываясь. Да, вот же. Просто сувенир. Облегчение разлилось по телу.
Мне нужно было ухватиться за что-то реальное. За работу. Я опустился на диван, отодвинув камень на заляпанный крошками и пятнами от кофе столик. Потрёпанный ноутбук стоял на полу, экран усеян пятнами от пальцев, клавиатура забита крошками. Я потянулся к нему и поставил на колени. Хотя бы это было по-настоящему. Я включил его, привычно стряхнув пару крошек с тачпада.
Пока система загружалась, я пытался упорядочить обрывки в голове. Открыл папку «Текущие дела». Всё на месте: страховой мошенник, неверный муж. Никаких пропавших туристов. Никаких ритуалов.
«Просто сон», – повторил я про себя, как мантру. Яркий, бредовый, но всего лишь сон.
Я открыл старые архивы, листая файлы за последние полгода. Может, я просто что-то забыл? Но нет. Ни в одном отчёте, ни в одном черновике не было ни намёка на Портленд, каменные круги или Карен Брайт.
Я откинулся на спинку дивана, потирая виски. Всё сходилось. Сон. Просто чёртов сон.
Но тогда откуда это тяжёлое, липкое чувство, что я что-то упустил? Откуда это ощущение, будто кто-то только что прошёлся по моей жизни, и кое-что в ней переставил? Я посмотрел на камень, лежавший на столе. Он лежал неподвижно, но мне всё равно казалось, что от него исходит лёгкая вибрация, будто от работающего мотора. И эта вибрация отзывалась смутным эхом в глубине черепа.
Я не мог больше сидеть. Беспокойство гнало меня с дивана. Я прошёлся по комнате, мои пальцы нервно барабанили по стене. Взгляд снова и снова возвращался к камню. «На удачу». Звучало как насмешка.
Мне нужно было проверить что-то, что нельзя было подделать. Что-то сугубо личное.
Я направился к шкафу, к старому деревянному сундуку, где хранил вещи родителей. Я присел перед ним, откинул тяжёлую крышку. Пахло старым деревом и временем.
Я достал старый альбом. На первой же странице – фото, где мы с отцом ловили рыбу. Я всегда помнил этот кадр – только мы двое на рассвете. Но теперь, присмотревшись, я увидел на дальнем берегу, в утренней дымке, ту же высокую, костлявую фигуру с седой прядью. Линч. Имя пронзило сознание, как осколок стекла, и голова тут же отозвалась короткой, острой болью. Я моргнул, и память подбросила новый образ: этот же старик сидит у нас на кухне, пьёт чай и о чём-то горячо спорит с отцом.
Я лихорадочно листал дальше. Вот фото с моего десятилетия. И снова он, на заднем плане, в тени деревьев, словно страж. С каждой новой фотографией, где я его обнаруживал, головная боль нарастала, а вместе с ней – и обрывки воспоминаний. Его скрипучий голос. Запах трав и дыма, что всегда витал вокруг него.
И тогда я наткнулся на неё. Отдельную фотографию, вложенную между страниц.
На снимке мы стояли с девушкой на фоне тёмного, стилизованного баннера с единственным словом: «БЕЗДНА». Я, в моей лучшей, хоть и помятой рубашке, и она.
Она была ослепительна. Не просто красива – а обладала той колючей, почти неестественной красотой, что останавливает взгляд. Длинные, иссиня-чёрные волосы, такие же, как у меня, ниспадали тяжёлыми волнами на плечи. Резкие, идеальные черты лица, и глаза – наши общие ледяные голубые глаза, но в её взгляде читалась уверенность и насмешка, которых мне так не хватало. Она была в простом чёрном платье, но носила его с королевской непринуждённостью, одной рукой прижимая к груди тёмно-синий том с серебристыми буквами – тот самый роман «Бездна».
На обороте, твёрдым почерком, было написано: «Клэр и Итан Миррор. Презентация.»
Клэр. Сестра. Слово отозвалось в памяти глухим ударом. Не просто имя, а целая жизнь, которую у меня украли. Я мог вдруг вспомнить, как она, ещё девчонка, дразнила меня за мою любовь к старым детективам, а потом, повзрослев, давала читать свои первые мрачные рассказы, полные того же метафизического ужаса, что снился мне прошлой ночью.
Я сидел на полу, зажав в пальцах фотографию сестры, которую, казалось бы, не помнил, и смотрел на альбом, где в тени каждой моей памяти теперь стоял старик Линч.
Сестра. У меня есть сестра.
Мысль ударила с такой силой, что на мгновение перехватило дыхание. Как… как я мог забыть? Как в моей голове могла существовать пустота, дыра размером с целого человека?
Паника, холодная и липкая, поползла по спине. Я зажмурился, пытаясь выловить из памяти хоть что-то. Её смех. Её голос. Совместные воспоминания.
И они стали всплывать. Смутно, как сквозь толстое стекло. Вот мы, уже подростками, молча сидим на похоронах бабушки, и её рука незаметно находит мою, сжимая её так крепко, что кости хрустят. А вот она, гордая и сияющая, держит в руках свой первый опубликованный роман – тот самый, «Бездну».
Память возвращалась обрывками, но с каждым новым фрагментом голова раскалывалась всё сильнее. Это было похоже на похмелье вселенского масштаба. Не просто забытье, а настоящая амнезия, и теперь мозг, перегруженный, с трудом склеивал осколки воедино.
Я поднял взгляд на комнату. На хаос из бумаг и пустых банок. Внезапно он показался мне не признаком привычной запущенности, а симптомом чего-то другого. Симптомом разрухи внутри меня. Сколько всего я ещё забыл? Что ещё было вычеркнуто из моего сознания?
«Стресс, – попытался я убедить себя, сжимая виски пальцами. – Переутомление. Нервный срыв». Громкий, яркий кошмар всколыхнул всё, вытащил на поверхность давно похороненное. Да, должно быть, так. Я просто… вытеснил её из памяти после того, как мы разругались в последний раз. После того, как она назвала мою жизнь «добровольным заточением в прошлом».
Я снова посмотрел на фотографию. На её уверенную, почти высокомерную улыбку. Мы были так похожи внешне и так радикально разными внутри. Она – успешная писательница, окунувшаяся в мир метафизических ужасов, которыми теперь мучился, и я во сне. А я – частный детектив, копавшийся в грязи реальной, приземлённой.
И тут меня осенило. Её книга. «Бездна». Та самая, что она держала на фото с презентации. Внезапно я почувствовал острое, почти физическое желание найти её. Не как память о сестре, а как ключ. Глупая, иррациональная надежда – а что, если в её выдуманных историях было что-то, что могло бы объяснить мой выдуманный же кошмар? Своего рода шутка вселенной.
Я отложил фотографию и начал лихорадочно рыться на полках. Среди детективов и научной фантастики я быстро нашёл его – тёмно-синий томик с серебристыми буквами. Я никогда не читал его. Гордость не позволяла признать, что моя младшая сестра смогла того, чего не смог я.
Я откинулся на спинку дивана и открыл книгу на первой главе. И замер. От волнения или от чего-то другого, но страницы казались холодными.
«Глава 1. Каменный круг»
По спине пробежали мурашки. Совпадение. Должно быть, совпадение.
Я начал читать. Проза была густой, навязчивой. Она описывала лес, который видел я. Багровое небо, которое снилось мне. Шепот ветвей, который преследовал меня в кошмаре. Это было не просто похоже. Это было один в один.
«…и тени начали отрываться от стволов, принимая форму давно забытых богов, чьи имена были высечены на камнях, пульсирующих зелёным светом…»
Я швырнул книгу на пол. Руки дрожали. Это уже не было совпадением. Это было невозможно.
«Она… она знала», – прошептал я в гробовой тишине квартиры. Знало ли это что-то обо мне? Или её вымысел каким-то чудовищным образом стал моей реальностью?
Мне нужно было поговорить с ней. Сейчас же.
Я схватил телефон и начал лихорадочно искать её номер в контактах. Его там не было. Конечно. Я же, по всей видимости, вычеркнул её из своей жизни. Соцсети… Я залогинился и нашёл её профиль. Последний пост был недельной давности – анонс новой книги, фото с какой-то конференции. Я написал ей в личные сообщения: «Клэр. Это Итан. Мне нужно срочно поговорить. Это очень важно».
Ответа не последовало. Я посмотрел на время. Глубокий вечер. Она могла спать. Или просто игнорировать меня, как я игнорировал её все эти годы.
Отчаяние снова накатило волной. Я был в ловушке. В ловушке собственного разума, который подкидывал мне то кошмары, то воспоминания о сестре, чья книга странным и пугающим образом переплелась с моими снами.
Мой взгляд упал на чёрный камень, лежавший на столе. Просто сувенир. Просто камень. Но в его гладкой, холодной поверхности мне вдруг почудилось… понимание. Бред. Полный бред.
Я подошёл к окну и распахнул его, впуская внутрь холодный ночной воздух. Мне нужно было очнуться. Прийти в себя. Вернуться к реальности. Завтра… завтра я позвоню её агенту, найду способ с ней связаться. Всё объясню. Во всём разберусь.
А пока… пока я снова оставался наедине с тишиной своей квартиры, с призраком сестры в альбоме и с тёмной бездной её книги, лежащей на полу. И с смутным, навязчивым чувством, что та реальность, в которой я пытался укрыться, была ненадёжным укрытием, и трещины в ней уже пошли.
Я стоял у окна, вдыхая воздух, пытаясь заглушить внутреннюю дрожь. «Совпадение, – твердил я себе, глядя на огни города. – Странное, жуткое, но совпадение». Яркий сон, книга сестры… Мозг, перегруженный стрессом, просто сварил этот адский коктейль.
Я отвернулся от окна, решительно повернулся к комнате. Нужно было действовать. Сидеть и сходить с ума – не вариант.