Сильные духом. Это было под Ровно

Самолет зашел на старт, плавно поднялся в воз дух, сделал два круга над поляной и, дружески покачав крыльями, улетел.

Глава десятая

На хуторе Вацлава Жигадло мы организовали «маяк». От города до лагеря было больше девяноста километров. Курьер связи мог проделать этот путь лишь за двое суток.

Теперь, когда у нас появилась база на хуторе, дело облегчалось: курьер из Ровно шел только до «маяка», здесь его ждал другой, делавший на сытых и отдохнувших лошадях вторую половину пути – от «маяка» до лагеря.

В конце декабря я вызвал в лагерь всех разведчиков. В Ровно и на «маяке» находились в то время Кузнецов, Николай и Жорж Струтинские, Приходько, Гнидюк, Шевчук, в общем человек двадцать.

По нашим расчетам, они должны были прибыть в лагерь на рассвете. Но прошло утро, прошел день, а разведчики не появлялись. Я, Стехов и еще немногие, знавшие об этом, спать уже не могли и ночью сидели взволнованные у костра. Что могло случиться с людьми? Напоролись на карателей, попали в засаду бандитов? Предположения одно мрачнее другого.

– Подождем до утра, – предложил я. – Если не придут, пошлем за ними.

В три часа ночи является дежурный по лагерю:

– Товарищ командир! Разрешите доложить – прибыл Кузнецов.

– А где остальные? – вырвалось у меня. Дежурный не знал, что мы кого-то ждем. Он не понял моего вопроса и был крайне удивлен, что все сидевшие у костра в тревоге поднялись с места. Не успел он ответить, как к костру подошел Николай Иванович.

– Разрешите доложить, товарищ командир. Разведчики прибыли.

– Где же они?

– Там, за постом. Охраняют пленных.

– Каких пленных?

– А мы разбили отряд карателей.

Я передал дежурному распоряжение принять пленных и с облегчением вздохнул.

– Ну, теперь спать уже некогда. Рассказывайте, Николай Иванович, что там с вами приключилось.

К нам подошли разведчики, бывшие с Кузнецовым, поздоровались и тоже устроились у костра.

– Путаная история, товарищ командир, – начал Кузнецов. – Не знаю, с чего начать. Собрались мы на «маяке» и направились в лагерь. По дороге встречаем Тарасенко. Бросается он нам навстречу. «Хорошо, – говорит, – что я вас увидел». – «В чем дело?» – спрашиваю. «Я узнал, – говорит, – что людвипольский гебитскомиссар в отпуск собирается. Скоро повезут на фурманках награбленное барахло – чемоданов десять, не меньше. Фурманки сопровождают жандармы.

Сам гебитскомиссар выедет двумя часами позже на машине, погрузится со своими «трофеями» на поезд в Костополе». Как пропустить такой случай? – Кузнецов взглянул на меня. – Сообщать вам и просить разрешения поздно, никакой курьер не сможет обернуться. Посоветовался с ребятами. Сами понимаете, как они встретили это дело… Решили познакомиться с гебитскомиссаром. Залегли мы на шоссе Людвиполь – Костополь. Место неудобное, голое, реденькие кустики и ничего больше. На шоссе Гросс заложил мину, шнур засыпал землей, протянул к Коле Приходько. Ждем час, другой, третий – ни багажа, ни гебитскомиссара. Вдруг видим километра за три впереди от нас клубы черного дыма, потом кое-где огонь показался. Слышим – пулеметная очередь. Догадались – каратели жгут село. Прошел после того час или немного меньше – появляется на шоссе обоз. Едет со стороны горящего села. Десятка два фурманок. На передней четыре гестаповца – их мы сразу узнали по черным шинелям. За ними жандармы, ну и еще всякий сброд, секирники. Это, конечно, не те, кого мы ждали, но надо было нападать. Деревню сожгли, негодяи. Дальше – понятно. Приходько дернул за шнур. Гестаповцы сделали сальто-мортале – и на землю. Тут мы давай резать из автоматов по колонне. Кто отличился, так это Жорж со своим пулеметом. Дело было в открытом поле, спрятаться гестаповцам некуда – бегут куда глаза глядят, а мы по ним из их же винтовок. Пленных привели двенадцать человек, все полицаи, жандармов живых не осталось. Ну, трофеи, документы взяли… Я знаю, Дмитрий Николаевич, – Кузнецов усмехнулся, заметив мой нетерпеливый жест, – вы собираетесь пробирать меня, будете говорить, что у нас, разведчиков, другие задачи. Но вы подождите, я еще не кончил. По дороге допрашиваем пленных, оказывается, они нас искали. То ли кто-то следил за Тарасенко, то ли другое что, но только гебитскомиссару стало известно, что на него готовится засада. Он отложил поездку и выслал карателей. Они устроили на нас засаду около села Озерцы, а мы сами в засаде, в трех километрах от них. Они ждут нас, мы – гебитскомиссара. Стал холод их пробирать, они и разложили костры возле деревни. Крестьяне почуяли недоброе – и толпой в лес. Гестаповцы заметили это. У них явилось предположение, что крестьяне хотят предупредить партизан, а может, крови захотелось. Дали команду полицаям, те стали ловить и расстреливать перепуганных крестьян. И на этом не успокоились. Начали жечь дома. Убивали людей, бросали в горящие хаты… Все это мы узнали от пленных. Сами можете с ними поговорить… Думаю, мы правильно поступили, – закончил Кузнецов свой рассказ.

Наступила тишина. Что я мог сказать Кузнецову, когда сам на его месте поступил бы точно так же?

Николай Иванович подал мне какую-то вещичку:

– Мой личный трофей.

Это был жетон из белого металла на прочной цепочке. На одной стороне было написано: «Государственная политическая полиция» – и ниже: «4885». На обороте был изображен фашистский орел со свастикой.

– Эта бляха, – пояснил Кузнецов, – была у старшего гестаповца, который сейчас валяется на шоссе. Мне она, пожалуй, пригодится.

Диверсии, операции по взрыву эшелонов, мостов, различных предприятий противника стали неотъемлемой частью работы нашего небольшого разведывательного отряда. Обойтись без этого было невозможно хотя бы потому, что ни я, ни Стехов не могли противостоять напору наших партизан, жаждавших видеть реальные, физически ощутимые результаты своей работы в тылу врага.

С другой стороны, появилась практическая необходимость в подобных операциях. По мере того как отряд рос, людей, свободных от разведки, становилось все больше и больше. Теперь мы могли позволить себе заниматься и чисто партизанскими делами.

Кстати, чем дальше от нашего лагеря выбирались объекты таких дел, тем спокойнее мы могли заниматься нашей основной работой, зная, что диверсиями отвлекаем от нее внимание фашистов. Так сам собой разрешился наш давний спор со Стеховым.

У…Однажды, при очередной встрече с Константином Ефимовичем Довгером, Виктор Кочетков узнал, что в Сарнах гитлеровцы освободили большой дом и спешно приступили к его оборудованию.

Комендант города, члены городской управы и украинские полицаи разыскивали у населения лучшую мебель – зеркальные шкафы, никелированные кровати, мягкие кресла. Многие семьи лишились в этот день годами нажитого добра.

– На ваших креслах будут отдыхать наши герои Восточного фронта, – говорили фашисты жителям. Наши разведчики заинтересовались сообщением Довгера. Скоро они узнали, что здание переоборудуется под дом отдыха для старшего и среднего офицерского состава гитлеровской действующей армии и что в ближайшие дни ожидается прибытие в Сарны первого эшелона.

Мы решили устроить достойную встречу «героям», приезжающим на отдых.

К этому времени у нас сложилась крепкая группа подрывников – людей большой храбрости и исключительной любви к опасной профессии минера. Старшим в этой группе был инженер Маликов, человек скромный и отважный, наш лучший шахматист. Вместе с ним обычно ходили на операции командир взвода Коля Фадеев со своими ребятами и испанец Хосе Гросс. Еще в годы войны испанского народа против фашистов Франко Гросс отличился в минировании дорог. У нас Гросс работал по той же специальности и был непревзойденным мастером своего дела.

Группа в сорок два человека во главе со Стеховым, не упускавшим случая пойти на интересную операцию, с вечера заняла позиции у полотна железной дороги. В полночь подул сильный ветер, сырой снег тяжелыми, липкими хлопьями стал застилать землю. Всю ночь, дрожа от сырости и холода, лежали бойцы, не имея возможности даже закурить. Мимо по полотну прошла группа немецких солдат с фонарями. Путевые обходчики. Мины они не заметили. Ночь была на исходе, а состав не появлялся. «Может быть, где-нибудь произошла диверсия и движения не будет, пока не расчистят путь?» – подумал Стехов.

Ему было обидно уходить ни с чем. А уходить с рассветом надо обязательно: дорога оголена – гитлеровцы по обе стороны ее вырубили деревья и кустарники, – скрыться большой группе партизан днем будет невозможно.

Но вот сигнальщики, выставленные вперед, дали знать, что с востока идет поезд. Вскоре послышался его характерный шум. Но уже по стуку вагонов было ясно, что идет порожняк.

– Пропустим, – сказал Стехов.

Через полчаса появился второй состав – и тоже порожняк. Впереди паровоза шли платформы, груженные балластом. Расчет у гитлеровцев был такой: если дорога минирована, взорвется балласт.

Стехов догадался, что эти два поезда пущены для проверки.

– Приготовиться! – приказал он.

И вот показался груженый состав. За паровозом длинной лентой пассажирские вагоны. В окнах бледно мерцает синий маскировочный свет.

Когда паровоз прошел линию засады и поравнялся с Маликовым, тот дернул шнур от мины. Мина взорвалась, паровоз дрогнул, остановился; вагоны образовали месиво лома, задние громоздились на те, что были впереди, давя и ломая их.

Из уцелевших вагонов начали выскакивать фашисты.

– Огонь! – скомандовал Стехов.

Первым заговорил партизанский крупнокалиберный пулемет, снятый с разбившегося самолета и установленный на специально приспособленной для него двуколке. Пули изрешетили котел паровоза. Затем дуло пулемета ровной линией прошло по вагонам. Пулеметную стрельбу дополнял огонь из автоматов.

Минут сорок продолжался обстрел эшелона. Маликов видел, как один офицер выскочил из вагона и начал громко смеяться: помешался со страху.

Было уже совсем светло, когда группа отошла в лес.

Через два дня Виктор Васильевич Кочетков доложил о результатах этой диверсии.

Разведчики установили, что эшелон вез в Сарны на отдых офицеров – летчиков и танкистов. Через час после отхода наших подрывников на место диверсии прибыли фашисты. Они оцепили район катастрофы, никого не подпускали к разрушенному составу. Убитых и раненых отвозили на автомашинах и автодрезинах в Сарны, Клесово и Ракитное. Сколько убитых, точно не было установлено, но только в Сарны привезли сорок семь трупов. Из Клесова и Ракитного несколько человек убитых отправили в Германию. Вероятно, то были важные персоны.

Когда стало известно, что наши войска прорвали немецкий фронт на Волге и окружили 6-ю и 4-ю гитлеровские армии, мы испытывали чувство неизъяснимой гордости и счастья: пусть небольшая, скромная, но и наша доля есть в этом великом деле.